– Ты купила ему диагноз? – Макс повторил Юлькины слова, и вдова кивнула, ухмыльнувшись при этом.
– Да, мне пришлось потратиться на врачей. Дело было не в деньгах, мне едва удалось убедить их поставить моему мужу «правильный» диагноз. Им, видите ли, этика не позволяла. Но деньги решили эту проблему, и с этикой было покончено… Я потратила на это почти год, даже немного больше, и теперь намерена наверстать упущенное. Это Юлька тебе рассказала, да? – Вдова улыбнулась, как деревенская сплетница, и подошла к Максу очень близко, снова нагнулась, демонстрируя безупречное декольте в вырезе черного пиджака. – Ты молодец, времени не терял. Ну и как она тебе? Каково это – быть первым? Я ж ее на коротком поводке держала, она мужиков только со стороны видела и набросилась на тебя с голодухи…
От Левицкой душно и тошно пахло духами, тяжелыми и сладкими, как ладан, от которого кружилась голова и к горлу подступали спазмы. Макс отвернулся, посмотрел на канистры с антифризом, на ящики с инструментом, и это помогло, тошнота отпустила.
– Не твое дело, сука старая. На коротком поводке… Звонки, похищение, петарда, змеи – это и есть твой поводок? Чтобы дома сидела и от тени собственной шарахалась? А ты, красавец, гадюк не испугался.
Макс глянул на Рогожского, и тот снисходительно ответил:
– Это были ужи, если ты не заметил.
Мудрено было заметить, когда одна лежала с раскроенной башкой, а вторая пряталась под шторой. Ужи, значит, мелко как и банально, откуда Юльке знать, что уж отличается от гадюки лишь желтым пятном на голове? Да если бы знала, вряд ли бы она стала их рассматривать, сбежала – и правильно сделала.
– Да, – кивнула вдова, – это был мой поводок. Я держала Юльку при себе, а чтобы у нее и мысли не было покинуть меня, устраивала ей иногда… развлечения. Если ты не заметил, то она ни разу не пострадала – разгромили только машину, с лошадью ты героически справился, змеи были неядовитые. Мне нужен был ее страх, страх перед людьми, городом, миром, и я его получила.
– Делала вид, что охраняешь ее, чтобы потом было сподручнее угробить, – сказал Макс, Рогожский при этом передернулся, а Левицкая улыбнулась, потрепала Макса по щеке.
– Умница, – сказала она, – сообразил наконец. Конечно собиралась, о чем тут можно говорить. Или ты решил, что я дам ей возможность получить свои деньги и уйти от меня? Да ты даже не представляешь, о какой сумме идет речь, этого состояния хватит на несколько поколений.
Ну, вот, собственно, что и требовалось доказать. Все дорожки привели в одну точку, картинка сложилась и обрела контуры, цвет и объем. Все, что подозревал, что от других узнал, о чем сам догадался, подтвердилось, да только ему теперь от этого ни жарко, ни холодно. Ему вообще никак, честно говоря.
– Как ты ее смерть докажешь? – спросил Макс. – Швейцарцы не дураки. Они же землю рыть будут, чтобы деньги в стране остались. Ты их в любом случае не получишь…
– Кто бы сомневался, – оборвала его Левицкая, – тебе уже говорили, что не надо считать меня дурой? Нет? Так вот, послушай. Докажу, легко и непринужденно. Тебя им подсуну, случайного человека, которому я хотела помочь. Он разбил мою машину, платить ему было нечем, и я взяла его на работу, допустим, дворником, чтобы тот отработал свой долг. А он убил мою дочь, убил из-за денег или… вот из-за этого кольца, – она показала на руку Макса, – платина, бриллианты, красное и белое золото. Куплено на аукционе в Швейцарии, обручальное кольцо моего мужа. Все подтвердят, что его носила Юлька и что оно очень дорогое, стоит больше денег, чем ты мне должен. Чем не мотив? Эти доказательства получит полиция и представители банка. Доволен, дурачок? Думаешь, почему я так тебя берегла? Ты – мой ключик к деньгам, и я их получу, не сомневайся.
Снова стало жарко, но уже не от боли – от стыда и чувства собственного бессилия. Мог ведь и сам сообразить, в чем тут дело, но не до того было. Хотя куда ему до Левицкой, до ее извращенной фантазии, до ее изворотливого ума. Это ж надо было – обернуть банальную аварию себе на пользу, и дернул же его черт тогда через мост поехать… Да, он случайный человек, нищий, должник, он позарился на дорогую вещь – этот мотив годится для полиции любой страны, тем более и доказательства налицо. Подарок… Кто поверит, да и говорить об этом смысла нет, он в ловушке. Сука, черная паскудная сука!
– Сегодня мы найдем Юльку, и она умрет сразу после дня рождения, осталось меньше недели. Я подожду, я умею ждать, можешь мне поверить. Ее сначала изнасилуют, потом задушат, потом снова изнасилуют. И это будешь ты, я найду десяток свидетелей, которые видели, как ты ломился к ней и как душил, и следы твои организую, сдам тебя полиции, и ты снова сядешь, да по такой статье, что не проживешь и месяца. А я тебе помогу – зачем мне свидетель, сам посуди?
Вдова улыбалась, и Макс уже примеривался, как бы врезать ей, врезать от души, собрав все силы, врезать так, чтоб она заткнулась, желательно навсегда. Он даже злости не чувствовал, только желание уничтожить эту тварь, наплевав на брезгливость, что возникла вдруг. Макс выпрямился на трубе, собрался, уже зная, что будет делать дальше, наплевав при этом на последствия для себя лично, но Рогожский следил за ним, моментально оказался рядом, почуяв неладное, и стал между Максом и вдовой.
– Доверенность у Волошина, – через паузу сказал Макс, стараясь говорить спокойно и скрыть, как колотится сердце. Получилось вроде, только жилка на виске запульсировала, и было это и неприятно, и раздражало одновременно, она мешала ему сосредоточиться. – Он получит твой банк, ты там больше не хозяйка. Ты мошенница, а за это полагается срок. Готовься, дорогуша. – Максу даже удалось улыбнуться, когда он увидел, как гримаса перекосила лицо вдовы.
– Еще посмотрим, – сквозь зубы сказала та, побледнела еще больше и повернулась к Рогожскому: – Заканчивай, мне надо идти. Потом зайди ко мне. А ты, – она снова осмотрела Макса с головы до ног, – ты веди себя хорошо. Сейчас тебе сделают укольчик, и ты станешь шелковый и послушный, будешь много спать и все забудешь, а потом я отдам тебя полиции.
Она развернулась на каблуках, ушла, пропала за стеллажами, но запах духов остался. Тяжелый, плотный, он еще висел в воздухе, смешивался с «ароматами» машинного масла, бензина и металла, от него становилось нехорошо и тянуло в сон. Охранники обступили Макса, подняли на ноги, Рогожский остался в стороне, и в руках у него Макс заметил свой мобильник. Рогожский глянул на Макса, на экран, открыл список звонков и нашел, конечно, ряд цифр: Юлькин номер, последний набранный с этого телефона, последний и единственный.
– Я, конечно, могу ошибаться, – начал с издевкой Рогожский, – но по-моему, это номер нашей с тобой знакомой, и ее мы ищем. Надо позвонить ей. Давай, и я уговорю Левицкую изменить тебе статью, по которой ты сядешь. Это будет просто убийство, обещаю, без половых извращений. Звони.
Он протянул Максу мобильник, ждал ровно минуту и опустил руку. Макс молчал, он боролся с болью и с самим собой, чтобы не заорать – здоровенный детина выкручивал ему запястье и дожал уже почти, Макс был на грани потери сознания, когда боль ослабла.
– Как хочешь, – Рогожский точно ничего и не заметил, – дело твое. Давай.
Детина отпустил Макса, и тот едва удержался на ногах, плюхнулся на трубу и перевел дыхание, смотрел на невесть откуда взявшийся в руках Рогожского шприц.
– Ты судим, и как раз за наркотики. Какое совпадение! А вот и они: кетамин, хорошая вещь. Сейчас сам попробуешь.
Он ловко сломал ампулу, втянул бесцветную жидкость в шприц и подошел к Максу.
– Кетамин? – переспросил тот. – Как же, слышал. Доводилось. Это ты его Юльке колол, когда ее похитили?
Рожа заместителя вдовы пошла пятнами, он до хруста сжал зубы, аккуратно переложил шприц в левую руку и дважды с оттяжкой ударил Макса наотмашь по лицу. Из носа снова пошла кровь, дернулись и поплыли в стороны и вверх стены, стало холодно, и Макс понял, что лежит на полу, что его держат двое, а Рогожский уже всадил ему иголку в вену на локтевом сгибе и сейчас жмет на поршень. Шприц опустел, Макса отпустили, он смотрел в потолок и на Рогожского, что оказался рядом.
– Сейчас начнется, – уверенно сказал тот, и в руках у него Макс снова увидел свой телефон. Мог бы и сам давно позвонить, к чему такие церемонии… но после того как сел и огляделся, все понял. У одного из охранников в руках был то ли планшетник, то ли что-то похожее, охранник и Рогожский смотрели на экран, переговаривались между собой. Все просто, они хотят определить координаты абонента, а на это надо время. Юлька, не услышав Макса, просто отобьется и больше не ответит, а то и выкинет телефон, так что рисковать они не могут. Время, время, им нужна минута или чуть больше, и тогда они найдут эту «Арию», найдут девушку – и им обоим конец. Юльку ждет могила, а Макса – зона, где с такими, как у него, статьями долго не живут.
Макса снова подняли на ноги, кинули к трубе, он сел, кое-как удерживая равновесие. Кетамин уже действовал, Максу казалось, что каждую мышцу, каждую жилку и сустав точно тянут в разные стороны, тянут, что называется, на разрыв и тут же скручивают, и кости послушно гнутся вопреки законам анатомии.
– Звони. – Перед лицом замаячила трубка, но Макс видел ее смутно. Выросла перед глазами стена из разноцветных кирпичей, шевелилась, то выгибалась дугой, то втягивалась обратно, и по ней текла краска, текла не вниз, а во все стороны, точно гигантский разноцветный спрут разбросал по стене свои щупальца, извивался на кирпичах, и те шевелились от его движений.
– Звони, кому говорю! – ухнуло над головой, телефон висел перед глазами и тоже колыхался, менялись его очертания и цвет, он становился по очереди то зеленым, то розовым, то малиновым, то круглым, то треугольным, сам по себе перемещался в пространстве. Голоса слились в монотонный гул, появилась музыка – тягучая, медленная, точно дрожала струна, что протянули через голову от уха до уха. Ощущения были мерзкие, Макс мотнул головой и повалился вперед, его подхватили, и он врезался коленками в пол. Бетон покрылся текучими разноцветными кляксами, они кружились в адском хороводе и пели на разные голоса, и вообще звуков было слишком много, они раздражали, лезли в голову, от них хотелось избавиться, и немедленно.
Снова рывок, снова стена за спиной, и снова впереди маячит Рогожский, держит в руке мобильник и орет Максу в лицо.
– Звони! Звони, паскуда, или я сам это сделаю! – визжал он совершенно по-бабьи.
– Давай, – проговорил Макс, сконцентрировавшись на роже заместителя вдовы, – звони. Ты ее не найдешь, расслабься…
И осекся – экран мобильника в руках Рогожского замигал, раздалась паршивенькая мерзкая музычка, и это уже не было галлюцинацией: Юлька звонила ему сама. Странно, что ее так надолго хватило, ведь после «Дворика» часа два прошло, если не больше, он же сам сказал ей: «Сейчас буду» и пропал.
Рогожский оказался рядом, схватил Макса за горло, сжал пальцы над кадыком и проговорил еле слышно:
– Отвечай. Отвечай, поговори с ней, или до суда не доживешь, все извращения на тебя повешу, с подробностями. Отвечай, скажи, что сейчас приедешь, пусть она ждет тебя. – Он сжал пальцы еще сильнее, и кирпичная стенка исчезла, ее съела тьма, холодная и липкая, она забивалась в рот и горло, как паутина, душила, не давала дышать. И разом все исчезло, Макс снова сидел на полу и держал дрожащий мобильник в руках: Юлькино упрямство было безграничным. Она будет звонить, пока он не ответит, и Рогожский прав, надо поговорить с ней и все объяснить, или они оба от него не отвяжутся. Макс нажал зеленую кнопку, поднес телефон к уху и услышал:
– Макс! Макс, наконец-то! Где ты? У тебя все в порядке? Надо ехать!
Она в своем репертуаре, задает кучу вопросов и не ждет ответа, она волнуется, ей страшно, она ждет, но все получилось не так, как им хотелось. «Прости меня. Я не хотел, они оказались сильнее». Макс облизнул сухие губы и проговорил, надеясь, что получилось хорошо:
– Я не могу приехать. Извини. Так получилось.
Юлька умолкла на полуслове, Макс успел нажать кнопку отбоя и рухнул на пол от удара по голове. Телефон отлетел к стене и развалился, отвалилась крышка, выпал аккумулятор, Макс зажмурился и закрыл голову руками. Второй удар, третий, четвертый – и наконец пришло забытье, накрыло, точно черной пленкой, но не плотной, ажурной, как решето. И сквозь него Макс слышал и голос Рогожского, и охранника, что выкрикнул: «Есть!» – и даже видел, как все склонились над планшетом.
– Это недалеко, километров пять от города. Там дачный поселок и два мотеля, – взахлеб докладывал охранник, Рогожский хмурился, смотрел то на часы, то на Макса.
Тот поднялся на ноги, вытер с виска кровь и сел на ящик у стены, привалился к ней спиной и улыбнулся. Руки и ноги слушались плоховато, зато голова соображала прекрасно, и музыка исчезла, ползающие кирпичи тоже. То ли доза была небольшой, то ли отрава быстро выветривалась, но он уже был почти сам собой, почти прежним, сидел и улыбался, глядя перед собой, чем до невозможности взбесил Рогожского. Тот глянул на Макса раз, другой, потом оторвался от планешта, подошел и наклонился.
– Чего лыбишься, урод? Чего ты лыбишься, спрашиваю? – слишком спокойно поинтересовался он, и Макс решил больше не интриговать.
– Ее там нет, – сказал он, глядя Рогожскому в глаза, – мы договорились на этот случай. Она ушла, уехала в другое место. Телефон ей больше не нужен, вы ее не найдете. Но я вам покажу, если ты сделаешь что обещал.
Рожа у Рогожского не дрогнула, он все выслушал, отошел и вернулся к подчиненным. Совещаются, ясное дело, тычут пальцами в карту на планшете. Пеленгатор дает круг радиусом с полкилометра, и телефон может находиться в любом месте. Ах, как хорошо, что есть эти дачные участки, где летом черт ногу сломит, обыскивать эти площади – им недели не хватит! Юлька может быть где угодно, в одном из этих домишек, хотя есть риск, что они первым делом кинутся в мотель. А может, и нет, у дачного поселка приоритет: он большой, и там есть где спрятаться, вероятность выше. Мотель проверят, конечно, но надо сделать так, чтобы туда наведались в последний момент.
Рогожский все это просчитал, обдумал и повернулся к Максу. Тот сидел, упираясь ладонями в колени, и улыбался, глядя на охранников. Бешеные все, злые, оно и понятно: ночь не спали, а тут еще скачки по пересеченке предстоят, а силенок почти и не осталось. Это, кстати, тоже аргумент и дает Юльке шанс, и Рогожский опять же все понимает, и противопоставить ему нечего.
– Покажешь, еще как покажешь, – сказал он, – куда ж ты денешься. Как миленький покажешь. – Он буркнул что-то неразборчивое, к Максу направились двое, но он сам поднялся им навстречу. Постоял так, прислушиваясь к себе: в голове еще гудит, болят ребра и ноет в правом подреберье, но крови уже не видно, и, главное, соображалка снова включилась. Рогожский двинул к стеллажам, Макс пошел за ним, иногда придерживаясь за стенку – в поворотах пока заносило. Так строем вышли из гаража под тихий дождик. Макс поднял голову, вдохнул глубоко, но насладиться дождем ему не дали, втолкнули в синий «Форд», что стоял напротив гаража. Макс поначалу таким переменам малость удивился, а потом, когда уже из ворот выехали, сообразил: страхуется Рогожский. Юлька же и машину, и трех его подручных издалека узнает и сбежит моментально. Молодец заместитель, зачет ему по конспирации. Машина, похоже, кого-то из охранников, что пожертвовал начальству личный «Форд» добровольно, а может, и по приказу. Макс откинулся на спинку и прикрыл глаза, сидел тихо и неподвижно, пока ехали по поселку до основной трассы.
– Стой, – сказал он у съезда на шоссе, – я за руль сяду.
– А ты не обалдел? – с усмешкой спросил Рогожский.
– Как хочешь, – ответил Макс, – но Юльке рожи твоих псов давно примелькались. Она, как их завидит, сразу смоется, и правильно сделает.
Рогожский с полминуты молчал, потом приказал охраннику остановиться. Поменялись местами, Макс сел за руль, и тут же ему в затылок уперся холодный дульный срез пистолета.
– Не дури, – проговорил Рогожский, и Макс тронул машину с места. Выехал на дорогу, перестроился в левый ряд и поехал со скоростью потока, затылком чувствуя холодный металл. Ехали не быстро, но и не медленно, катили под сорок, причем встречная полоса была пустая, машины шли в основном в город, а через него – в Москву. Макс взял немного влево, выехал на две сплошные, посмотрел вперед: мост уже близко, и машин навстречу нет. Отличный момент, отличный день, отличное место, Юлька была права. «Двум смертям не бывать», – крутанулось у него в голове, Макс надавил на газ, вывернул руль влево и вылетел на встречную полосу. Рогожский заорал что-то невнятное, попытался врезать Максу рукоятью пистолета по голове, но тот пригнулся, увернулся и резко вывернул руль. Охранник высунулся с заднего сиденья, попытался перехватить руль, но было поздно – «Форд» на скорости влетел бампером в ограду моста, пробил ее и свалился в реку.