Глава 12
Несовпадения
Итак, Фредерик Варен. Неуловимый преступник, которому посчастливилось удрать аж в день своей казни. Убийца-одиночка, на суде это было вполне доказано. И вот – не угодно ли? – вдруг оказывается, что у него есть и карета, и кучер, и он с невероятной лихостью выскакивает из окон.
– Сиди смирно, я сейчас наложу повязку, – говорит Элен. Она занимается рукой, которую Антуан распорол об оконное стекло. На Элен голубой пеньюар, который ей очень к лицу. Она подколола свои длинные золотистые волосы, подколола наспех, но эта небрежность ей идет еще больше. Лиза тоже здесь, она жмется к стене, и на ее лице до сих пор написан испуг. На руку инспектора страшно смотреть – кровавые разводы стекают по рукаву до самого локтя.
– Сколько шума из-за какой-то дурацкой царапины, – ворчит Антуан.
– Это не царапина! Может, лучше вызвать врача?
– Я вполне тебе доверяю, – говорит инспектор, и Элен улыбается. Горничная подает ей бинты, и хозяйка дома весьма ловко перевязывает рану.
– Мой герой! Честное слово, я не знаю, что бы с нами было, если бы не ты!
– Сударыня, – робко подает голос Лиза, – так это был он?..
Антуан хмурится и молчит. На то у него есть свои причины, но он по работе привык не выдавать посторонним больше информации, чем необходимо.
– Ну, если это не какой-нибудь твой поклонник… – пожимает плечами Элен. Она уже вполне овладела собой и находит силы даже шутить. По правде говоря, хозяйка дома ловит себя на мысли, что рядом с Антуаном она вообще не боится ничего и никого. Можно было бы подумать, что это из-за того, что он полицейский, но – странное дело! – рядом с Жераром она никогда не испытывала такого ощущения.
– Сударыня! Да что вы? – протестует бедная Лиза. – Мой поклонник – вы же его знаете, Марк, приличный человек, работает в галантерейной лавке…
– Успокойся, Лиза, – вмешивается Антуан. – Мадемуазель Сабле, конечно, даже не думает, что ночной гость пришел к тебе.
– Но, мсье, что ему здесь было нужно? – лепечет горничная.
А вот тут уже лучше не играть в молчанку. Инспектор пристально смотрит на женщин.
– По-моему, он что-то искал, – негромко говорит он.
Он сразу же замечает, что Элен изменилась в лице.
– Ты в этом уверен?
– Да, я слышал, как он шел по комнатам, а по пути выдвигал и задвигал ящики. Ты не в курсе, что именно он мог искать?
Но Элен искренне озадачена – Антуан видит это по выражению ее глаз.
– Я не понимаю… Этот Варен… Что ему делать в моем доме?
– Он мог как-то узнать, что ты – любовница Жерара?
– Жерар бы никогда… – Элен замолчала, хмурясь. – Но кто-нибудь другой, конечно, мог сболтнуть.
– Может быть, Жерар держал у тебя какие-нибудь бумаги?
Элен задумалась.
– У него был тут стол, в комнатке навроде кабинета… Я сейчас схожу, взгляну, что там есть.
– Я пойду с тобой, – сказал Антуан, поднимаясь с места. Элен чувствует в его тоне не то чтобы недоверие, но нечто такое, что ее обижает. Однако инспектор умеет улавливать реакцию собеседника, даже если тот не говорит ни слова.
– Понимаешь, вдруг там есть какая-нибудь бумажка, которая тебе покажется несущественной, а я увижу, что она имеет отношение к моей работе…
Он улыбается так сердечно, так обезоруживающе, что Элен оттаивает и крохотная морщинка между ее бровями разглаживается.
– Просто для меня это все так ново… И вообще я ничего не понимаю в вашей работе! – со смехом заключает она.
Стол, о котором упоминала хозяйка дома, оказался обыкновенным секретером, запирающимся на ключ.
– У меня нет ключа, – замечает Элен.
– Мне нужна твоя шпилька.
В следующие несколько минут мадемуазель Сабле имеет честь наблюдать, как ее любовник с помощью шпильки открывает секретер, используя весь набор знаний парижских мазуриков.
– Да ты опасный человек! – вздохнула она, когда с секретером было покончено. – От тебя ничего не спрячешь…
Впрочем, в секретере не обнаружилось ничего интересного, кроме нескольких листов чистой бумаги, статей о лошадях и скачках, вырезанных из газет, и расписания местных поездов.
– Скажи, Элен…
Инспектор берет ее за руки и смотрит прямо в небесно-голубые глаза.
– У тебя есть враги?
– Все женщины в этом городе, – отвечает она, даже не колеблясь. – Ну, может, не все, но процентов девяносто девять – точно.
– А среди мужчин?
– Антуан!
– Я совершенно серьезно спрашиваю. У кого-нибудь была причина забраться к тебе ночью и искать тут что-либо?
– Может быть, у какого-нибудь вора.
– И все?
– Больше мне ничего в голову не приходит. Что это значит, Антуан?
– Тебе о чем-нибудь говорит следующее описание: мужчина лет пятидесяти или более, темные волосы с проседью, широкие плечи, легко может выпрыгнуть из окна второго этажа?
Прежде чем ответить, Элен долго молчит.
– Ты хочешь сказать, что тот, кто был тут ночью…
Антуан кивает.
– Когда я выстрелил, он обернулся, и вспышка на мгновение осветила его лицо. Клянусь тебе, я остолбенел… Ведь я ожидал увидеть перед собой Варена. Но это точно был другой человек.
– Ты попал в него?
– Конечно. – Антуан криво улыбается. – Надеюсь, я серьезно его ранил, хотя мне не нравится, что даже в таком состоянии он сумел от меня удрать.
– Так или иначе, ему придется обратиться к врачу, – заключает Элен. – И тогда твои коллеги его поймают.
– А, – развеселился Антуан, – значит, Жерар все-таки обсуждал с тобой полицейские дела!
– Может быть, не будем сейчас говорить о Жераре? – довольно холодно произносит его собеседница. – Кто-то звонит в дверь. Надо сказать Лизе, чтобы она открыла, а то она теперь будет шарахаться от каждого звонка.
Антуан выглянул в окно.
– Это полиция. Похоже, их вызвал кто-то из соседей, кто слышал шум разбитого стекла.
«Через полдня уже весь Кемпер будет знать, что приятель Жерара Кервелла ночевал в доме его любовницы, – мелькнуло в голове у Антуана. – Но ничего не поделаешь, придется им рассказать все, что знаю. Либо у Варена есть сообщник, либо… Либо тот, кто забрался в дом, вообще не имеет к нему отношения. Так или иначе, Элен права: его должны найти и выяснить, что он тут делал».
Остаток ночи застрял у Антуана в памяти как нечто скучное, но неизбежное. Он рассказал полицейским все, что знал, и повторил еще раз, утром, когда к нему явился коллега Жерара, молодой и взволнованный инспектор Пимон.
– Мы, конечно, будем искать карету… И раненого… И кучера… Но это просто удивительно, что произошло с мадемуазель… Я хочу сказать, прежде у нас ничего подобного не случалось… А вы совершенно уверены, что это был не Варен? Ведь вы сами говорили, что в гостиной было темно…
– Варену не пятьдесят лет, – колко отозвался инспектор. – И выглядит он совсем иначе.
– Разумеется, я и не думаю подвергать ваши слова сомнению. Но все же, как могло случиться, что ваш противник, немолодой, судя по всему, человек, с легкостью выпрыгнул из окна?
– Я не думаю, что это была, как вы говорите, легкость, – холодно промолвил Антуан, и его черные глаза сузились. – Просто он не хотел, чтобы его задержали. Мимо меня он к выходу проскочить не мог – я стоял в дверях с оружием. Ему оставалось только одно: выпрыгнуть в окно.
Распрощавшись с Пимоном, Антуан почувствовал, что смертельно устал. Он прилег на диван, собираясь поспать полчаса, а в результате проспал до вечера.
«Тетя будет волноваться… И я хорош! Надо послать ей телеграмму…»
Он приподнялся и обнаружил, что, пока спал, кто-то заботливо укутал его одеялом. В гостиной щебетали птицы, и Антуан направился прямиком туда. Хозяйка была занята тем, что насыпала попугайчикам корм.
– Добрый вечер, мсье, – сказала Элен, блеснув глазами. – Пока ты спал, я вызвала стекольщика, и мне уже поставили новые стекла. Рабочие немножко пошумели, когда их прилаживали, и я боялась, что они тебя разбудят, но этого не произошло. Ты видел во сне что-нибудь хорошее?
– Тебя, – шепнул Антуан, обняв ее и целуя в шею. – Мне надо срочно отправить телеграмму.
– Осторожно, не то я просыплю корм на платье, а оно новое, – сказала Элен, высвобождаясь. – Лиза внизу, со своим разносчиком из галантерейной лавки. Она наговорила ему всяких ужасов, и я не удивлюсь, если она уговорит его остаться тут на ночь. Если, конечно, ты сам не останешься…
– Придется мне разочаровать Лизу, – серьезно сказал Антуан. – В эту ночь я останусь здесь.
Он поцеловал Элен и спустился вниз, где Лиза увлеченно обсуждала со своим кавалером – румяным здоровяком с квадратным лицом – последние новости. Фредерика Варена до сих пор не поймали, и уже поползли слухи, что ему удалось скрыться за границу.
– Вообще, конечно, странно, что он исчез, – добавила Лиза. – Я же его видела – его вовсе не назовешь незаметным. Я хочу сказать…
– И где вы его видели? – спросил Антуан.
– Там же, где и все, – пожала плечами горничная. – Я и на суде была, и на казнь ходила…
– А что произошло во время казни? Про упавшее дерево я слышал, но я так и не понял, почему Варену удалось скрыться.
– У, сударь, так это целая история, – оживился разносчик. – Если бы дерево не зашибло графиню де Кастель, может, все бы и обошлось.
– Когда дерево упало на нее, она так ужасно закричала! – Лиза содрогнулась при одном воспоминании об этом. – Все бросились к ней на помощь, потому что, понимаете ли, она же графиня… И упустили Варена.
Ах, графиня де Кастель, одно из воспоминаний детства Антуана. Тогда она была молода, очаровательна и вызывала всеобщий восторг, когда проезжала по улицам в открытой коляске. Муж ее, дряхлый граф де Кастель, смотрелся рядом с ней даже не отцом, а дедушкой.
– Я читал, что несколько зрителей пострадали, – мрачно заметил Антуан. – Но я не думал, что госпожа графиня была среди них.
– Она очень гордая, – вставил разносчик. – Я слышал, она запретила упоминать о себе в газетах.
– Слышал? От кого?
– Мой кузен служит лакеем в замке госпожи графини. Он мне и сказал.
– Может, твой кузен еще что-нибудь слышал? Например, серьезно она пострадала или нет.
В голосе Антуана звучал легкий вызов, но собеседник принял его вопрос всерьез.
– Ее сын вызвал из Парижа лучших докторов. На этот, как его… консоме…
– Консилиум, – поправил Антуан.
– Вот-вот, – кивнул разносчик. – И они сказали, что позвоночник серьезно поврежден, но не стоит терять надежды.
– То есть она может остаться калекой до конца своих дней?
Разносчик пожал плечами.
– Ну… наверное. Но она же богатая. Я так думаю, если что можно сделать, то за деньги точно сделают. А если нет, то никакие богатства не помогут.
– Зачем она вообще пришла на казнь? – фыркнула Лиза, от которой не укрылось, каким тоном Антуан говорит о графине. – Могла бы остаться в своем замке…
– Так одна из жертв была когда-то у нее горничной, – напомнил разносчик, глядя на Лизу влюбленным взором. – А другая приходилась внучкой их дворецкому.
– Я так и не поняла, зачем он это делает, – поежилась Лиза. – Если б я его встретила на улице, я бы нипочем не подумала, что он преступник.
– Почему? – спросил Антуан.
– Не знаю, мсье. Тихий он какой-то, забитый. Из тех людей, которые терпят до последнего, и именно потому, что они терпят, все норовят их обидеть.
– Вот потому он безнаказанно и убил столько человек, что производил такое впечатление, – назидательно заметил разносчик. – А последней, Жанне Массон, так и вовсе отрубил голову. Мое мнение – зря с ним столько возились, надо было сразу приговорить его к смерти, и точка. А то тянули, тянули, а там буря налетела, ну и старое дерево не выдержало. Теперь Варен снова на свободе, и неизвестно, скольких еще он убьет, прежде чем его схватят.
Тут наконец Антуан вспомнил, что ему надо отправить телеграмму, и продиктовал Лизе текст и адрес, по которому ее надо послать.
Глава 13
Предложение
Если бы Антуан был героем романа, то по законам жанра на следующую ночь убийца должен был вернуться в дом Элен и обязательно кого-нибудь прикончить. В реальности же ничего подобного не произошло, что среди прочего подтверждало мысль инспектора о том, что ночному гостю не удалось легко отделаться. Однако на всякий случай Антуан отказался от комнаты в гостинице и перенес свои вещи к Элен, чтобы в случае чего оказаться поблизости.
Похороны Жерара были назначены на среду, и Антуан приготовился к тому, что ему придется приложить определенные усилия, чтобы отговорить Элен идти на них. Однако выяснилось, что любовница комиссара терпеть не может все, что связано с кладбищами, и к тому же считает, что черный цвет ее старит.
В понедельник Антуан отправился в Дуарнене, пытаясь понять, чем Жерар был занят перед смертью и где он мог пересечься со своим убийцей. Деррьен встретил инспектора, как старого знакомого, но не смог сообщить ему ничего утешительного. Да, Жерар интересовался ходом следствия по делу Ривоалей, но сам даже не намекал, что знает, где искать Варена.
– Он ничего не говорил о сообщниках Варена? – спросил Антуан.
Деррьен изумился.
– Но Варен действовал один… Что, собственно, вы имеете в виду?
– Да так, пока и сам не знаю, – уклончиво ответил Антуан.
Во вторник он осмотрел побережье возле Дуарнене, выискивая место, где Жерар мог схватиться с убийцей, ничего не нашел и вернулся в Кемпер, опечаленный. Но Элен была с ним очень нежна и помогла Антуану забыть его неудачу.
Среда выдалась теплой и ясной. В такой чудесный весенний день хочется думать о чем угодно, только не о бренности бытия и не о смерти. В толпе людей, пришедших проститься с Жераром, Антуан узнал его старенькую мать, сестру комиссара Элизу и ее мужа, который носил фамилию Дюпон. Сразу же вспомнилась шутка Жерара: «У моей сестры два кавалера – один Дюпон, другой Дюран[9], и оба Жаны. Кончится тем, что она станет мадам Дюпон или Дюран, а все потому, что ты не хочешь за ней ухаживать». Но Антуану никогда не нравилась Элиза – она была скучная, мелочная ханжа и даже в восемнадцать лет вела себя как юная старушка. Отвернувшись от нее, он стал разглядывать остальных присутствующих и сразу же увидел графиню де Кастель, которую катил в коляске старый слуга. Графине было столько же, сколько и Мариэтте, но, несмотря на возраст и полученную травму, она по-прежнему держала себя с поистине королевской грацией, которая у этой женщины ничуть не раздражала, а, напротив, казалась неотъемлемой – и притягательной – частью ее облика. Она рано похоронила мужа, который был намного старше ее, и больше не выходила замуж, хотя предложения поступали ей неоднократно. Красавица в молодости, она оставалась красавицей и сейчас, несмотря на предательские морщинки и легкую седину в прекрасных каштановых волосах, уложенных в сложную прическу. В прежние годы весь Кемпер был влюблен в графиню, включая Антуана, и даже старый граф, ее муж, рядом с супругой утрачивал свой обычный вид брюзгливого филина и казался вполне довольным жизнью человеком. Когда-то он вел праздную жизнь богатого аристократа, но на старости лет вдруг озаботился благом народа и решил, что его призвание – политика. Когда его осторожно спрашивали, почему он решил, что подходит для подобной деятельности, граф приводил совершенно несокрушимый довод:
– Какие-то мальчишки, пятидесятилетние щенки, правят Францией, а я не при делах!
Раз за разом он выставлял свою кандидатуру на выборы, интриговал и произносил напыщенные речи, но, хотя в жизни был дальновиден и расчетлив, в политике умел связываться только с партиями, которые даже в консервативной и осмотрительной Бретани были обречены на неудачу. Кажется, он и женился на дочери разорившегося маркиза только потому, что кто-то сказал ему, что кандидату в депутаты негоже быть холостым. Жена должна была, во?первых, расположить к нему сердца избирателей и, во?вторых, родить наследника. С обеими задачами она сумела справиться, и в конце концов, вероятно, граф де Кастель украсил бы своей персоной депутатское кресло, но тут к нему явилась непрошеная гостья, которая не придает никакого значения ни материальным благам, ни положению в обществе, и взмахнула острой косой. Очень многие в Кемпере были уверены, что очаровательная графиня, став вдовой, пожелает взять реванш за годы, проведенные со стариком, но вскоре сплетникам пришлось прикусить свои языки, потому что графиня не подавала решительно никаких поводов для пересудов. Она много времени проводила в своем замке, занималась воспитанием сына, участвовала в светской жизни, но в меру, занималась благотворительностью, но тоже в меру, без всякого фанатизма. И в двадцать лет, и в тридцать, и в пятьдесят она казалась воплощением того самого великосветского comme il faut[10], образа, который принято обвинять в лицемерии, но который ей, очевидно, давался без всякого труда – то ли в силу воспитания, то ли потому, что она просто не мыслила свою жизнь иначе. И странное дело: хотя она была богата, красива, знатна и не знала гнета жизненных трудностей, Антуан не мог припомнить ни одного человека, который ей бы завидовал или питал к ней недоброжелательность. Вся неприязнь обычно доставалась ее мужу, пока он был жив, а в последние годы – сыну, просто потому, что он был вполне обыкновенный молодой человек с одутловатым лицом и мало чем напоминал свою блестящую мать. Он тоже явился на похороны со своей очаровательной женой, но хотя она была гораздо моложе старой графини, передвигавшейся в кресле, почему-то взгляд притягивала только вторая. Молодая графиня, очевидно, сознавала, что проигрывает, потому что она делала лишние движения, то поправляла вуалетку, то убирала перчатки, то надевала их снова и время от времени косилась на свекровь с недовольством женщины, которая ощущает, что она в чем-то оказалась хуже другой, и никак не хочет с этим смириться.