– Не может быть! – воскликнула Кристина, а Дубровская только пожала плечами. Новость казалась слишком неправдоподобной, чтобы в нее поверить.
– Конечно, этот штрих из его биографии должен был меня насторожить с самого начала, – продолжал Агент, – но я посчитал это знание неплохим рычагом, который позволит мне сохранить контроль над ситуацией. Сами понимаете, законопослушного человека сложно заставить держать язык за зубами. Кроме того, мне понравилось, что этот прохвост тем не менее первоклассный специалист. Не знаю как, но ему удалось восстановиться на факультете. Да и дело, судя по всему, раздувать не стали. Он получил красный диплом, а позже защитил диссертацию по любопытнейшей теме, связанной с практическим применением гипноза. Так вот теперь я думаю, не использовал ли господин Левицкий свой уникальный опыт против вашего отца?
– Это как-то необычно…
– Фантастично, да? Зато многое объясняет. Наш общий «друг» много времени посвятил так называемому эриксонианскому гипнозу и даже прошел практику у цыган. Забавная штука! Человек не находится в глубоком трансе, но у него происходит сужение границ сознания и повышается степень внушаемости. Человек, подвергшийся программированию, внешне ведет себя как обычно и не подозревает, что запрограммирован. Он среагирует только на ключевую команду, переданную в нужное время. После выполнения команды он даже не осознает, что сделал, ведь программой заложено «забыть».
– Неужели такое возможно?
– Еще бы! Вспомните цыганок на вокзале, которым удается опустошить карманы клиента. Жертва сама снимает с себя все ценное, а иногда даже ведет «новых друзей» домой и помогает грузить собственные вещи в автомобиль мошенников.
– Поразительно!
– Не то слово! Спецслужбы давно используют этот трюк в своих целях. Так, одного из моих коллег, обвиненного в убийстве важного государственного лица, использовали как наемного убийцу, заложив в его подсознание несколько спецпрограмм. Он ощущал себя четырьмя разными людьми – агентами с разными легендами, каждая его личность не ведала об остальных. Подвергнув его мозг сложным психофизическим экспериментам, в него заложили несколько заданий. Новую личность включали посредством отдельного кода…
– Это все очень занимательно, но, боюсь, я не понимаю, какое отношение это имеет к моему отцу? – не выдержала Кристина. – Он – не агент спецслужб, а обыкновенный ученый. Насколько мне известно, все его разработки имели исключительно мирный характер и не шли под грифом «секретно».
– Его запрограммировали, заставив шагнуть на магистраль, – безапелляционно заявил Агент. – Значит, кому-то это было выгодно. Подумайте хорошенько. То, что вы воспринимаете сейчас как бред, есть реальность. Вы имеете дело с опасным человеком. Левицкий – марионетка спецслужб.
– Но все это так неожиданно и неправдоподобно на первый взгляд, что я не знаю, как эту информацию использовать. Что мне делать? Вы меня слышите?
– Извините, но думаю, что наш разговор слишком затянулся. Это становится опасным. Если смогу, то обязательно перезвоню вам. Но только не сегодня. До связи…
– До связи… – обалдело произнесла Кристина и нажала отбой…
– Ну что вы об этом думаете? – спросила Кристина, жалобно глядя на адвоката. – Что со всем этим делать?
Вместо ответа Дубровская взяла в руки ее телефон и набрала номер последнего звонившего абонента.
– Психоневрологический диспансер, – прозвучал в трубке металлический голос. – Приемный покой…
Адвокат выразительно взглянула на клиентку и нажала отбой.
– Я думаю, ответ очевиден, – сказала она, пожав плечами…
Глава 21
Елизавета Дубровская трудилась в адвокатской конторе до вечера, принимая граждан, отвечая на телефонные звонки и правя некоторые документы, до которых в последнее время не доходили руки. Она была так занята, что даже не ощутила того, как в стареньком полуподвальном помещении, где и размещалась их коллегия, произошло нечто необычное. Словно струя свежего воздуха ворвалась в комнаты, заставляя адвокатов забыть про своих клиентов. Конечно, всему виной был не сквозняк и не порыв бури, разметавший бумаги по столам, а визит двух представительных мужчин, которые, стоя на пороге, с недоумением рассматривали убогую обстановку офиса. Один из них был слишком хорошо знаком представителям адвокатского сословия, так как являлся лучшим из них, непревзойденным Владимиром Лещинским. Он работал один, защищая проворовавшихся чиновников самого высокого ранга, представителей шоу-бизнеса и бизнес-элиты. Тот, кто сопровождал его сегодня, мог быть кем угодно – подпольным олигархом, депутатом Федерального собрания или ближайшим родственником губернатора или мэра. Оба, очень высокие, представительные, дорого одетые, смотрелись импозантно на фоне нищей клиентуры, заполнявшей адвокатскую контору в вечерний час.
«Это же Лещинский!» – раздался встревоженный шепоток. «Сам Лещинский?» – «А что он тут делает?»
Должно быть, до ушей известного адвоката долетели обрывки реплик его коллег, потому что он, как артист, которого публика узнала, склонил голову в небрежном поклоне и улыбнулся.
– Приветствую, коллеги! – сказал он негромко и без лишних предисловий добавил: – Хочу видеть адвоката Дубровскую.
Елизавета не сразу поняла, что легендарный защитник имеет к ней какое-то дело.[1] Ей приходилось встречаться с Лещинским и раньше, но сейчас тот упорно не желал узнавать ее. После того как она перевела взгляд на спутника Лещинского, многое стало ясно. Рядом с адвокатом стоял знакомый ей психотерапевт, умело прячущий тревогу под маской усталого безразличия.
– Это я, – сказала она, чувствуя, что у нее во рту становится сухо, как в пустыне. Неужели она волновалась?
– Очень хорошо, милая, – величественно кивнул Лещинский. – У нас к вам маленькое дельце. Где тут у вас можно без помех покалякать?
Это было неразрешимой задачей, потому что, помимо Елизаветы, в огромной комнате сидели за столами еще пятнадцать адвокатов, да еще примерно столько же клиентов. О сохранении профессиональной тайны тут не могло быть и речи. Конечно, для решения наиболее щекотливых вопросов, в том числе финансовых, ее коллеги часто использовали раздевалку, маленькое помещение без окон, доверху забитое коробками с архивными делами. Представив, как вытянутся лица ее гостей при виде убого закутка с зонтами, плащами и пыльным хламом, Дубровская почувствовала неловкость.
Помощь пришла неожиданно.
– Елизавета Германовна, – обратился к ней заведующий конторой. – Вы можете на время занять мой кабинет.
Это был благородный жест со стороны Пружинина, но нежданные гости восприняли его как должное…
Имя Владимира Лещинского само по себе звучало синонимом победы. Все, к чему он прикасался, было обречено на успех. В области уголовного процесса, где традиционно результаты работы защитников весьма скромны, известный адвокат достиг сказочных высот. Не раз его клиенты, заклейменные следствием и оплеванные прессой, оказывались на свободе и как ни в чем не бывало заявляли иски о защите свой чести, достоинства и деловой репутации. Уголовные дела, которые казались крепкими и перспективными, обеспеченными надежной доказательственной базой, начинали вдруг хиреть и рушиться, как только Владимир Лещинский принимал поручение на их ведение. Свидетели путались в показаниях, противоречили друг другу и самим себе. Вещественные доказательства терялись или приходили в негодность. Эксперты давали неясные заключения и допускали ошибки. Присяжные раз за разом, ведомые музыкой хорошо поставленной адвокатской речи, выносили оправдательные вердикты.
В чем был феномен Лещинского? Злые языки утверждали, что все его победы получены сомнительными способами: подкупом свидетелей, бессовестным надувательством присяжных, махинациями с вещественными доказательствами. Но все это говорилось за глаза, поскольку ловкого защитника никто за руку не ловил. Обласканный публикой, он плыл на волне успеха и считался известным светским персонажем: слыл знатоком хороших вин, коллекционировал полотна известных художников, посещал оперу. Его эксцентричность позволяла ему всегда находиться в центре внимания прессы.
Так, в одном из дел Лещинский на глазах присяжных порвал в клочья обвинительное заключение, заявив, что оно «…настояно на страданиях подсудимого, орошено слезами его жены и малолетней дочери». Потрясенные заседатели вынесли по делу оправдательный вердикт. Этот трюк пытались использовать другие защитники, но получали лишь частные постановления от разгневанных судей.
Защищая молодую проститутку, обвиненную в жестоком убийстве сутенера, Лещинский нанял профессионального оператора и представил на суд присяжных небольшой фильм из реальной жизни девушек на улице. Пикантная подробность заключалась в том, что в короткометражке он сыграл роль богатого клиента, интересующегося жизнью вокзальных шлюх. Шокированные присяжные заседатели через своего старшину сообщили председательствующему в деле судье о своем желании вынести оправдательный вердикт немедленно, не удаляясь в совещательную комнату.
Его любовные похождения были не менее захватывающими. Так, в одном из дел, защищая крупного нефтепромышленника, Лещинский во всеуслышание отказался от гонорара, который по слухам исчислялся миллионами. Вместо этого, в оплату своих услуг, он пожелал провести месяц в компании его молодой жены. Жадный до денег олигарх посчитал это выгодной сделкой и с легким сердцем отдал ему красавицу. Трагизм ситуации заключался в том, что мужчины получили, что хотели: один – вожделенную свободу, другой – месяц в объятиях красавицы-блондинки; но вот женщине повезло меньше. В результате отпуска, проведенного с адвокатом на Гавайях, ее оставил супруг, нашедший себе новую пассию. Лещинский дарить ей руку и сердце отказался, заявив, что не испытывал к девушке нежных чувств, а всего лишь получал вознаграждение за свой труд.
Вот такой человек появился на пороге юридической конторы, где работала Дубровская, заявляя о том, что у них есть одно маленькое «общее дельце»…
– До меня, милая, дошли слухи, которым я не хочу верить, – начал Лещинский сразу же, как за ними захлопнулась дверь. – Моего клиента вызывают на допрос. Следователь говорит что-то о проверке версии, которую выдвинул молодой адвокат. Якобы этот уважаемый человек, известный психотерапевт, распространял вещества психотропного воздействия…
Он многозначительно взглянул на Лизу и продолжил:
– Я этому не верю! Не могла молодая способная девушка очернить славного человека. Разумеется, все это проделки следователя, хитрые подковерные интриги, задуманные конкурентами доктора. У богатых и удачливых всегда есть враги. Не сомневаюсь, что вы понимаете меня и полны решимости уладить это маленькое недоразумение.
– Но я… действительно заявляла это ходатайство, – проговорила Лиза, чувствуя, что решимости ей как раз и не хватает.
– Что, милая? Я не расслышал, что вы сказали?
– Я… считаю, что доктор Левицкий в самом деле замешан в распространении психотропных веществ, – выдавила Елизавета, сама пугаясь собственной смелости.
Наступила драматическая пауза. Лещинский рассматривал ее, как диковинный экспонат музейной коллекции, а доктор, возведя к небу полные скорби глаза, только пожимал плечами типа: «За что все это мне, Господи!»
– Милая, – нарушил тишину адвокат. – Нельзя швыряться такими обвинениями. У вас есть доказательства?
– Есть… кое-что, – заявила Дубровская, понимая, что ей терять нечего. – Кстати, меня зовут Елизавета Германовна.
– Очень приятно, – кивнул головой маститый защитник, и в голосе его отчетливо прозвучала ирония. – Так что насчет доказательств?
– Моя клиентка утверждает, что флакон с таблетками ей вручил доктор после сеанса терапии, пояснив, что внутри находится некое седативное средство, которое ей следует принимать строго по схеме.
Лещинский повернулся к доктору. Тот пожал плечами:
– Впервые слышу. У меня нет возможности, как, впрочем, и права, выдавать седативные средства на руки, минуя аптеку. Полный бред!
– Будем реалистами, милая, – сделал заключение адвокат. – Это всего лишь оправдание, которое наркоманка придумала в свою защиту. Вы считаете, что ей кто-то поверит?
– Кристина – не наркоманка и не сумасшедшая. – Голос Лизы даже окреп от возмущения. – У нас есть показания трех человек, которые подтвердят, что доктор Левицкий все же выдал в этот день девушке средство, минуя аптеку.
– Кто же эти свидетели?
– Все очень просто. Это Фиалка, Агент и Супруг.
– Что?! – поперхнулся Лещинский. – Что за чудо-огород?
– Это прозвища моих пациентов из группы «С», – пояснил доктор. – Помните, я вам говорил о них?
– А! Так это ваши сумасшедшие, верно?
– Ну, можно сказать и так, – согласился Левицкий.
– Красноречивые свидетели, – усмехнулся адвокат. – Что-то еще, коллега?
Дубровская могла поклясться, что в слово коллега Лещинский вложил весь свой сарказм, на который только был способен. А, кстати, что еще она могла предложить им в качестве доказательств? Неужели это все? Может, стоило сказать им про тему диссертации и про гипноз?
– У нас есть еще кое-что, – уклончиво заметила она. – Но я не буду пока об этом говорить. В конце концов, это не в наших интересах.
Лещинский посмотрел на нее так, что она почувствовала на своих щеках предательскую краску. Он видел ее насквозь.
– Знаете что? – сказал он после недолгой паузы. – Никаких доказательств у вас нет. Все ваши слова – сплошной блеф… Просто вы отчаянно боретесь за судьбу несчастной, запутавшейся в жизни наркоманки. Это достойно уважения. Но давайте все же разберемся в деталях. Как можно добыть победу в вашем деле? Например, доказать, что события преступления не было вообще, а в таинственном флаконе, изъятом следователем, хранятся не «колеса», а обыкновенные витамины. Трудный путь, да? Поэтому вы выбираете альтернативу, возводите напраслину на уважаемого человека, голословно утверждая, что тот сам вручил бедной пациентке наркотик. Это намного проще, но непорядочно. Согласны? Вы пользуетесь тем, что ни вас, ни вашу клиентку невозможно привлечь к ответственности за ложь!
– Но это не ложь! – вспылила Лиза.
– А, бросьте! Обычные адвокатские басни, – отмахнулся адвокат.
Дубровская была уязвлена.
– Но вы тоже любите басни, коллега! – сказала она, вернув обидчику его же комплимент. – Как, интересно, вы предлагаете доказать суду, что во флаконе лежит обычный аспирин, хотя эксперт уже дал заключение, что там наркотик?
– В моей практике был подобный случай, – многозначительно заметил Лещинский…
Адвокат ничуть не лукавил. Он защищал тогда сына министра, пойманного с поличным в ночном клубе во время веселой студенческой вечеринки, когда молодой оболтус, возомнив себя Санта-Клаусом, начал раздавать присутствующим чудесные «веселящие» таблетки. В его сумке обнаружили такое количество «колес», что даже видавшие виды оперативники схватились за голову. Парня, понятно, забрали. Бедный министр нанял целый штат защитников, но ни один из них не мог поручиться за результат. Дело казалось проигрышным. Вот в таком состоянии поручение принял на себя адвокат Лещинский.
Он сидел в зале заседаний, наблюдая за тем, как прокурор одного за другим вызывает на судебную трибуну свидетелей.
«Да, у Вадика действительно были такие таблетки. Он угощал ими ребят, обещая кайф», – говорил бледный, заикающийся студент.
«Да, мы за руку поймали этого пацана, – говорили оперативники. – В руках у него была сумка. А в сумке пластиковый пакет с таблетками. Казалось, он ограбил аптеку».
«Да, мы видели парня с сумкой на плече, – подтверждали работники клуба. – Его легко опознать. Это тот, кто сидит сейчас на скамье подсудимых».
Атмосфера накалялась. Бедняга министр глотал сердечные капли. «Сделайте что-нибудь! – просил он адвоката. – Почему вы молчите? За что я вам плачу бешеные деньги? Меня отправят в отставку, а этого дурака в тюрьму. Вы этого добиваетесь?»
После перерыва в зал заседаний занесли злополучную спортивную сумку с пластиковым пакетом внутри. Публика вытянула шеи. По рядам зрителей пробежал шепоток.