Слушая рассказ Стивена о скандале, о его страхе лишиться поддержки премьер-министра, она поняла, что не сможет рассказать о своем визите к доктору Пателю, не сможет попросить о помощи в своих поисках. Не удивительно, что он так противился ее желанию найти родных. Не хватало еще только разнюхать газетчикам, что она консультируется у такой одиозной фигуры, как Патель.
— Теперь твоя очередь, — произнес Стивен. — Ты говорила, что у тебя есть для меня кое-что интересное.
Джудит улыбнулась и прижала его ладонь к своей щеке:
— Я вдруг вспомнила слова Фионы на том ужине, когда она решила усадить меня рядом с тобой. Она сказала, что ты просто поразителен. И она была права. Моя история бледнеет рядом с твоей. Я собиралась рассказать о своей чрезвычайно интересной беседе с помощником главного хранителя в Государственном архиве. Он, похоже, просто очарован тем фактом, что Карл II был весьма неравнодушен к прекрасному полу.
Она обвила руками его шею и протянула ему свои губы, моментально оказавшись стиснутой в железных объятиях. «О Господи, — подумала она, — я так его люблю. И сказала ему об этом».
В пятницу вечером они отправились в загородный дом Стивена в Девоншире. Путь туда занимал почти три часа, так что у Стивена было достаточно времени, чтобы поведать ей во всех подробностях историю замка Эдж Бартон.
— Он расположен в Бранскомбе, красивой старинной деревушке. Построен еще во времена норманнских завоевателей…
— Около девятисот лет назад, — заметила, прервав его, Джудит.
— Мне надо все время помнить, что я имею дело с историком. Семья Хэллетов получила это поместье из рук Карла II, когда он взошел на трон. Думаю, работая над книгой, ты еще встретишь упоминание об этом в каких-нибудь хрониках. Совершенно очаровательное место. Я не слишком-то горжусь своим предком, Симоном Хэллетом, который, судя по всему, был весьма скользкой личностью. Но тем не менее, думаю и надеюсь, что ты полюбишь Эдж Бартон так же сильно, как и я.
Замок стоял на скалистом уступе, возвышаясь над лесистой лощиной. За ромбовидными стеклами окон сияли лампы, бросая снопы света на камень снаружи. В лунном свете тускло поблескивала крытая шифером крыша. Слева, над верхушками деревьев, темнела остроконечная башня. По словам Стивена, это левое трехэтажное крыло было старейшей частью замка. Он обратил ее внимание на сводчатую дверь с веерообразным окном над нею и потускневшими от времени железными засовами.
— Антиквары постоянно просят меня продать ее им. Утром ты сможешь увидеть также остатки крепостного рва. В нем сейчас нет воды, но, вероятно, тысячу лет назад он был надежной преградой.
Благодаря своим исследованиям Джудит была хорошо знакома со старинной архитектурой, но в тот момент, когда автомобиль остановился у главного входа Эдж Бартона, она поняла, что ею овладевает чувство, весьма отличное от того, какое она испытывала при виде других древних и прекрасных сооружений.
Стивен устремил на нее внимательный взгляд:
— Что скажешь, дорогая? По твоему лицу я вижу, ты одобряешь?
— У меня такое ощущение, будто я вернулась домой.
Рука об руку они обошли весь замок.
— Последние годы я редко бывал здесь, — произнес Стивен. — Джейн была очень больна. Она предпочитала Лондон, где друзьям не трудно было ее навещать. Я приезжал сюда один, только когда мне надо было встретиться с моими избирателями.
Гостиная, столовая, громадный нижний холл, камин в стиле Тюдор в спальне над гостиной, норманнская лестница в старом крыле, великолепные окна с лепными карнизами, гладкая черная стена в верхнем холле, которую многочисленные поколения детей покрыли изображениями корабликов и людей, лошадей и собак, инициалами, именами и датами. Джудит остановилась, чтобы их рассмотреть, и в этот момент к ним поднялся слуга.
Сэру Стивену звонили.
— Я вернусь через минуту, дорогая, — шепнул он.
Одна пара инициалов, казалось, просто сверкала на стене. «В. К., 1635». Джудит медленно провела по ним пальцем.
— Винсент, — прошептала она, — Винсент…
Словно в тумане, она пересекла холл и поднялась по лестнице на четвертый этаж, где находился бальный зал. За окном стояла ночь. Ощупав стену, она нашла выключатель и в следующее мгновение увидела, как зал заполняется людьми в одеждах семнадцатого века. Шрам у основания ее большого пальца стал ярко-красным. Было восемнадцатое декабря 1641 года…
— Эдж Барторн просто великолепен, леди Маргарет.
— Не могу не согласиться в этом с вами, — холодно ответила Маргарет Кэрью франтоватому молодому человеку с тщательно завитыми волосами и правильными чертами лица. Это был Симон Хэллет, незаконнорожденный сын герцога Рокингэмского.
Несмотря на лоск и светские манеры, в нем чувствовались хитрость и коварство.
— Ваш сын Винсент бросает на меня злые взгляды. Мне кажется, он меня недолюбливает.
— А у него есть для этого причина?
— Возможно, он чувствует, что я влюблен в его мать. Право же, Маргарет, Джон Кэрью не тот человек, который вам нужен. Вам было всего пятнадцать, когда вы вышли за него замуж. Сейчас, в свои тридцать два, вы самая красивая женщина в этом зале. Сколько Джону? Пятьдесят? К тому же теперь, после этого несчастного случая на охоте, он, по существу, калека.
— И муж, которого я очень люблю, — Маргарет поймала взгляд сына и кивком головы подозвала его к себе.
Быстрым шагом он пересек зал и подошел к ней:
— Матушка?
Это был красивый мальчик, высокий и мускулистый для своих шестнадцати лет. Черты его лица сразу же выдавали в нем Кэрью, но, как Маргарет часто смеясь говорила ему, он должен был благодарить ее за свою пышную темно-каштановую шевелюру и сине-зеленые глаза. Они были фамильной чертой Расселов.
— Симон, вы знакомы с моим сыном Винсентом? Винсент, ты помнишь Симона Хэллета?
— Да.
— И что же вы конкретно помните, Винсент? — спросил Хэллет, снисходительно улыбаясь.
— Я помню, сэр, что вас совершенно не интересовали налоги, грозящие каждому в этой комнате. Но, как верно заметил мой отец, человеку, у которого нет ничего, подлежащего обложению налогом, весьма легко клясться в преданности монарху, уверенному в своем абсолютном праве Божьего помазанника. Не правда ли, господин Хэллет, вы и вам подобные надеетесь, что когда-нибудь поместья, конфискованные сейчас короной за неуплату налогов, будут переданы верным приверженцам короля? Нам, например? Мой отец видел, что в ваших глазах появляется алчный блеск, когда вы приходите в Эдж Бартон в сопровождении друзей. Вы не можете отрицать своего восхищения этим замком, как и явного интереса к моей матери.
Лицо Хэллета побагровело от ярости:
— Ты дерзок.
— Нет, что вы, он очень умный молодой человек. Он сказал только то, что я просила его вам передать. Вы совершенно правы, господин Хэллет. Мой муж, сэр Джон, не совсем здоров, так что не стоит беспокоить его разговорами. Не приходите больше в этот дом под тем предлогом, что вы сопровождаете друзей. Ваше присутствие здесь нежелательно. И если вы действительно так близки к королю, как вы дали нам понять, передайте его величеству, что многие из нас оставили двор единственно из-за нежелания мириться с его презрением к парламенту, его претензиями на абсолютную власть, его равнодушием к нуждам и правам народа. Члены моей семьи заседали и в Палате лордов и в Палате общин с того самого дня, как был создан парламент. В наших жилах течет кровь Тюдоров, но это не означает, что мы согласны вернуться к тем дням, когда единственным правом, которое признавал монарх, было его собственное желание и прихоти…
В комнате гремела музыка. Маргарет повернулась к Хэллету спиной, улыбнулась мужу, который, прислонив к креслу свою трость, сидел в кругу друзей, и вместе с сыном присоединилась к танцующим в центре зала парам.
— Ты так же грациозен, как и твой отец, — сказала она. — До этого несчастного случая я не уставала повторять ему, что он танцует лучше всех в Англии.
Винсент даже не улыбнулся.
— Мама, что же будет?
— Если его величество не согласится принять реформы, на которых настаивает парламент, начнется Гражданская война.
— Тогда я буду сражаться на стороне парламента.
— Молю Бога, чтобы к тому времени, когда ты станешь достаточно взрослым для участия в сражениях, все бы уже разрешилось. Даже Карлу должно быть ясно, что в сражении с растущим национальным самосознанием ему вряд ли удастся одержать победу…
Джудит открыла глаза. Ее звал Стивен. Встряхнув головой, она поспешила к лестнице.
— Сюда, наверх, дорогой.
Не успел он подняться к ней, как она тут же обвила руками его шею:
— У меня такое чувство, будто я знала Эдж Бартон всю жизнь.
Она не видела, что шрам у нее на руке, еще мгновение назад ярко-красный, снова стал бледным и едва заметным.
В понедельник Джудит поехала в Вустер взглянуть на место последнего крупного сражения Гражданской войны. По приезде туда она сразу же направилась к старинному деревянному зданию, которое в свое время служило Карлу II штаб-квартирой. В этом полностью отреставрированном сейчас здании, ставшем музеем, были выставлены шлемы, мушкеты и одежда тех времен, и посетителям разрешалось трогать все эти экспонаты руками. Взяв в руки форму капитана кромвелевской армии, Джудит вдруг поняла, что ее сердце переполняет глубокая печаль. С помощью аудиовизуальных средств в музее были весьма реалистично представлены сама битва и предшествующие ей события. С горящими глазами смотрела она фильм, не замечая, что пальцы ее сжаты в кулаки. Служитель музея дал ей карту, названную им «Путь Гражданской войны», на которой было отмечено, как проходила битва при Вустере. Протягивая ей карту, он сказал:
— Королевские войска потерпели сокрушительное поражение в сражении при Несби. Война, в которой победу одержал Кромвель и парламент, была, по существу, окончена в тот день. Однако она все еще тянулась. И последнее, основное сражение произошло именно здесь, при Вустере. Роялистами командовал молодой Карл. Ему был тогда только двадцать один год, и историки пишут, что в тот день он «проявил беспримерную храбрость», но в этом не было никакого смысла. Они уже потеряли пятьсот офицеров при Несби и так никогда и не оправились от этого удара.
Джудит вышла на улицу. Погода была типичной для января, холодной и слегка промозглой. На ней был непромокаемый плащ «берберри», воротник поднят. Она закрутила волосы в пучок на затылке, но несколько непослушных прядей выбились из прически и сейчас висели свободно, обрамляя ее пепельно-серое лицо, на котором выделялись огромные синие глаза с расширенными зрачками.
Бродя по городу, она время от времени сверялась с данной ей в музее картой и делала кое-какие заметки. Она поднялась на самый верх Вустерского собора и устремила взгляд вдаль, вспомнив, что с этого самого места Карл II наблюдал за приготовлениями Кромвеля к битве. И когда стало ясно, что сражение проиграно, войска короля, стремясь прикрыть его бегство, ринулись в атаку, круша солдат парламента направо и налево. Именно отсюда начал Карл II свой долгий, мучительный путь через всю Англию к своему прибежищу во Франции.
Как жаль, что ему удалось уйти, подумала она с горечью, не замечая, что шрам на ее руке вновь стал ярко-красным. Она больше не видела перед собой зимний пейзаж Вустера. Стоял теплый июльский вечер 1644 года, и она сидела в закрытой карете, направляясь в Марстон — Мур в надежде отыскать там Винсента еще живым…
Еще издали она услышала бой барабанов. Это был форпост «круглоголовых». При виде приближающейся кареты двое часовых выступили вперед и скрестили пики, преграждая путь.
Леди Маргарет вышла из кареты. На ней было простое темно-синее платье из тонкого льна с белым плоеным воротником и такого же цвета накидка. Не считая обручального кольца, на ней не было никаких драгоценностей. Ее густые темно-каштановые волосы, в которых сейчас местами уже проглядывала седина, были закручены узлом на затылке, а темно-синие глаза, глаза аристократов Расселов, потемнели от горя.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Я знаю, что многие раненые все еще лежат на поле без всякой помощи. Здесь сражался мой сын.
— На чьей стороне? — Солдат сопроводил свой вопрос презрительной ухмылкой.
— Он офицер кромвелевской армии.
— Глядя на вас, я бы скорее решил, что он «кавалер»[14]. Извините, мэм, но здесь и так уже бродит слишком много женщин. Приказ — больше никого не пропускать. Мы сами займемся телами.
— Пожалуйста, — продолжала она умолять, — пожалуйста.
Вперед вышел офицер.
— Как звали вашего сына, мадам?
— Капитан Винсент Кэрью.
Некрасивое лицо офицера, лейтенанта лет тридцати пяти, помрачнело.
— Я знаю капитана Кэрью. Не видел его с самого окончания битвы. Он участвовал в атаке на полк Лангдейла. Это на заболоченном участке, справа отсюда. Думаю, вам следует начать свои поиски именно там.
Поля были усеяны телами убитых и раненых. Женщины всех возрастов бродили меж ними, пытаясь отыскать своих отцов, мужей, братьев и сыновей. Сломанное оружие и трупы лошадей свидетельствовали о том, что битва была невероятно жестокой. Знойный, удушливый воздух кишел насекомыми, жужжащими вокруг мертвых тел. Время от времени раздавался громкий крик горя и отчаяния, когда какая-нибудь из женщин находила кого-то из своих родных.
Маргарет присоединилась к поискам. Многие тела лежали лицом вниз, но ей не нужно было их переворачивать. Она искала густую шапку темно-каштановых волос, которые в отличие от простой короткой стрижки, предпочитаемой столь многими в кромвелевской армии, ниспадали густыми темными волнами вокруг мальчишеского лица.
Впереди нее юная женщина лет девятнадцати упала вдруг на колени, обхватив руками мертвого солдата в форме «кавалера». Стеная, она прижала его к груди.
— Эдвард, муж мой…
Маргарет с состраданием коснулась ее плеча. И тут увидела, что произошло. Мертвый солдат все еще сжимал в своей руке меч, к которому прилипли обрывки одежды. Рядом с ним, с рассеченной грудью, лежал офицер парламента. Маргарет побледнела, инстинктивно поняв, что вырванные из его форменной куртки нити были на мече «кавалера». Шапка каштановых волос. Красивые аристократические черты лица, такие же, как у его отца. Широко раскрытые, но не видящие ее сине-зеленые глаза Расселов.
— Винсент, Винсент…
Она опустилась рядом с ним на колени и прижала его голову к своей груди, той самой груди, которую двадцать лет назад искали в нетерпении младенческие губы…
«Я буду сражаться на стороне парламента», — услышала она вновь его голос и свой ответ ему: «Молю Бога, чтобы к тому времени, когда ты станешь достаточно взрослым для участия в сражениях, все бы уже разрешилось. Даже Карлу должно быть ясно, что в сражении с растущим национальным самосознанием ему вряд ли удастся одержать победу…»
Молодая женщина, чей муж своим мечом убил Винсента, завыла:
— Нет… нет… нет…
Она молода, подумала Маргарет, глядя на юную вдову. Она найдет себе другого мужа. У меня же никогда не будет другого сына. С невыразимой нежностью она поцеловала Винсента в лоб и губы и опустила его вновь на влажную землю. Кучер поможет ей отнести его тело в карету. Она поднялась. Молодая женщина все еще рыдала.
— Как жаль, — сказала она ей, — что меч твоего мужа не поразил короля. Будь он в моей руке, он пронзил бы его сердце насквозь.
Джудит поежилась. Солнце скрылось, и ветер с каждой минутой крепчал. Внезапно она поняла, что рядом стоит группа туристов. Один из них как раз в этот момент пытался привлечь внимание экскурсовода: