Под окном мальчика Лютер опускается на колени. К счастью, старый дуб заслоняет его от яркого света полной луны. Он расстегивает рюкзак и достает латексные перчатки. Потом завязывает в хвост волосы, натягивает сетку и поднимается.
Окно оказывается на уровне пояса.
Он заглядывает внутрь.
Мальчик лежит в постели. На стене, возле открытой двери, ночник рассеивает по комнате оранжевый свет. С потолка тускло мерцают карикатурные звезды.
Лютер нацеливает лазерную указку на подушку мальчика. Красная точка движется по лицу и останавливается на веке. Мальчик дергает головой, трет глаза и снова засыпает. Красное, как кровь, пятно снова находит веко. Мальчик садится.
Лютер дважды стучит по стеклу костяшками пальцев.
Семилетний Бен Уортингтон поворачивается к окну и видит темную фигуру. Он смотрит на красное пятно у себя на груди, потом снова на Лютера и улыбается, вспоминая.
Лютер тоже улыбается.
Бен машет ему и спускается с кровати. Проходит в пижаме по разбросанным деталям «Лего». На левой щеке у него след от подушки.
– Эй! – говорит он.
Лютер подносит к губам указательный палец и показывает лазерную указку, держа ее между большим и средним пальцами.
Короткий разговор шепотом. Мужчина и мальчик договариваются встретиться у задней двери.
Глава 11
Прошло четыре часа, прежде чем Хорас Бун вернул рукопись в ящик. Секунду-другую он еще сидел, глубоко шокированный, на стуле. Если верить предисловию, утверждавшему, что вся эта история – чистая правда, то Эндрю Томас – несчастнейший из людей.
Хорас спустился вниз, надел и зашнуровал ботинки, застегнул куртку и вышел в преждевременно нагрянувшие сумерки. Возвращаясь к «Лендкрузеру», он думал об Орсоне Томасе и Лютере Кайте, сломавших жизнь Эндрю Томасу.
В душе его зажглась лучина сострадания.
Тому, кто много лет слышал об Эндрю Томасе только ужасное, поверить рукописи было трудно. Может быть, все содержащееся в ней – ложь. Но зачем врать человеку, живущему на краю света и под чужим именем? Что, если на самом деле монстры – Орсон и Лютер?
Теперь Бун уже бежал через лес; глаза слезились от холода. В какой-то момент его осенило, и Хорас рассмеялся.
Забираясь в «Лендкрузер», он уже знал, что должен сделать ради своей будущей книги.
В свой следующий визит Хорас подъедет прямо к дому Эндрю Томаса, постучит в дверь и вежливо попросит предполагаемого серийного убийцу об интервью.
Глава 12
Бен Уортингтон отодвигает засов – за стеклянной панелью ему улыбается Лютер. Как только мальчик открывает заднюю дверь, Лютер протягивает руку и разжимает длинные тонкие пальцы. На ладони – вожделенная лазерная указка.
– Вся твоя, – шепчет Лютер.
Мальчик выходит на веранду, не сводя восторженных глаз с того, о чем думал всю вторую половину дня и весь вечер.
– Ты плохой мальчик, Бен, – говорит Лютер и одним быстрым движением поворачивает детскую головку на сто восемьдесят градусов.
Хлынувшее из дома тепло обволакивает его. Он закрывает и запирает дверь и с мальчиком на руках входит в кухню, осторожно ступая по линолеуму «Кул-эйд».
В раковине полно грязной посуды. В воздухе запах подгоревшего попкорна. На столе с покрытием из формайки две грязных вазы «Тапперуэр» с еще целыми орехами. Жидкокристаллический дисплей на плите показывает 1:39.
Лютер медлит, прислушивается. Приглушенное дыхание теплого воздуха, проходящего через вентиляционные отверстия в полу. Из крана каждые пятнадцать секунд капает, наполняя бокал, вода. В соседней комнате едва слышно отсчитывает мгновения секундная стрелка. Успокаивающе гудит холодильник. Ледогенератор бросает в корзину очередные кубики, и этот звук в ночной тишине напоминает обрушение в море шельфового ледника.
Лютер опускается на колени и укладывает мальчика под стол. Потом переходит в столовую, поворачивает вправо и проскальзывает под широкой аркой.
Обитая плюшем мебель выстроена полукругом у очевидной фокусной точки комнаты: громадных размеров телевизора с сателлитными громкоговорителями, расположенными стратегически в каждом углу для максимального слухового восприятия. Третья ваза «Тапперуэр» позабыта на полу, между двумя подушечками. Лютер наклоняется, зачерпывает пригоршню попкорна и отправляет в рот.
Осторожно – глаза еще не вполне приспособились к темно-синей темноте – он идет по коридору. Электронное посапывание кухни здесь не слышно. Но есть другие звуки: журчание воды в туалете, капанье воды из душевой насадки в керамическую раковину, тяжелое, но спокойное дыхание трех спящих человеческих существ. На фоне этого саундтрека пригородного сна шепот центрального отопления безопасен и надежен, как биение материнского сердца.
Лютер стоит в коридоре, задумчиво выковыривая застрявшие между зубами остатки попкорна. Им необходим этот шум. Без него они сошли бы с ума. Думают, это и есть тишина, а сами никогда ее не знали.
Он открывает первую дверь справа – ванная. Из медицинского шкафчика над раковиной берет коробочку с пахнущей виноградом зубной нитью. Поработав с зубами и добившись удовлетворительного результата, возвращает нить на полочку и закрывает ящик. Потом выходит, на цыпочках пересекает застеленный ковровой дорожкой коридор и открывает первую дверь слева. Черный с оранжевым стикер предупреждает: «Частное владение – не входить!» Чуть ниже вырезанные по трафарету буквы складываются в два слова: «Пещера Хэнка». Комната чистая – игрушек на полу нет, пакетики из-под бобов засунуты в угол. С потолка свисает на проволочках с десяток моделей самолетов и вертолетов.
На письменном столе – почти законченная модель В-25. Осталось прикрепить крылья и пулеметную турель.
В воздухе еще ощущается запах клея.
На комоде выстроились призы бейсбольной Малой лиги. Каждый пластмассовый мальчишка стоит лицом к кровати, застыв в движении. Команда Хэнка называется так: Поджарый, Злой, Кибер Боевой.
В прошлом году он получил награду за успехи в спорте.
Лютер снимает рюкзак и ложится на покрывало с картой созвездий. Мальчик спит на боку, спиной к незваному гостю. Лютер смотрит на него в оранжевом свете ночника. Интересно, каково это, иметь сына?
Поскольку Хэнк спит, шея у него ломается легче, чем у младшего брата.
Лютер встает, расстегивает рюкзак и достает револьвер, наручники, магнитофон и нож Орсона. Оружие не заряжено. Глушители достать трудно, а без глушителя стрелять с применением патронов «магнум» в два часа ночи, да еще в таком квартале, он ни за что не стал бы.
Сунув наручники в карман, Лютер выходит в коридор и идет к главной спальне, где спят Зак и Тереза Уортингтоны.
Ночника там нет, и комната полна теней.
Он бы постоял с часок у двери, понаблюдал за ними, находя удовольствие в предвкушении. Но Уортингтоны – не единственный его проект в эту ночь, до восхода солнца всего четыре часа.
Лютер ставит магнитофон на ближайший комод и нажимает клавишу «запись». Потом взводит курок и подносит палец к выключателю.
Зак Уортингтон поворачивается в постели.
– Тереза, – бормочет он. – Трез?
– Что? – отвечает, толком не проснувшись, Тереза.
Лютер чувствует, как просыпается желание.
– По-моему, кто-то из мальчишек встал.
Глава 13
Элизабет Лансинг не могла уснуть. Сегодня она сходила на свое первое свидание с Тоддом Рэмси, и теперь ее переполняли самые разные эмоции, от легкомысленного восторга до неловкости и вины. Тодд повел ее во французский ресторан в Шарлотт – «Плавильный котел». Поначалу она пришла в ужас от перспективы разговаривать три часа за фондю, но Тодд был мил и любезен, и они легко разговорились.
Для начала обсудили юридическую фирму, в которой Рэмси только что стал партнером, а Бет вот уже пять лет работала администратором. От сплетен и слухов какое-то время воздерживались, но «Уомбл и Слуп» славилась своей скандальностью, и устоять перед соблазном почесать язык было невозможно. Вскоре они уже обменялись взглядами на философию работы по найму и выяснили, что ни Бет, ни Тодд не знают никого, чья работа давала бы ему чувство полного удовлетворения. В итоге сошлись на том, что идеальная работа все же существует, но найти ее настолько мучительно трудно, что большинство людей предпочитают на протяжении всей карьеры нести бремя умеренного несчастья.
Ближе к концу, макая арбузные шарики и клубнику в горячий шоколад, они перешли на более интимные темы, подолгу и с удовольствием удерживали зрительный контакт и делились только идиллическими моментами детства. Бет знала, что Тодд недавно развелся. Он был в курсе того, что ее муж пропал семь лет назад при загадочных обстоятельствах, связанных каким-то образом с писателем Эндрю Томасом. Но от проблемных тем и тот, и другая держались на расстоянии выстрела.
После обеда Тодд отвез ее домой. Было уже одиннадцать, и шоссе I-77, по которому они ехали на север, выглядело пустынным. Завороженная светом фар и однообразием пролетающего под ним дорожного полотна, Бет чувствовала себя кем-то другим, незнакомым, и это ощущение новизны освежало и одновременно пугало. Как поступление в колледж и приход осени. Она перестала быть просто тридцативосьмилетней матерью-одиночкой двух детей.
В какой-то момент Бет едва не взяла его за руку.
А хотела.
Но та часть ее, которая прожила одиннадцать лет с другим мужчиной, вы́носила его детей и перенесла его потерю, возражала, хотя и негромко. Так что Бет, одевшая по случаю только что купленное черное платье-колокол, отчасти из страха, но главным образом из уважения держала руки на коленях. В следующий раз, может быть, но не сегодня, Уолтер.
* * *И вот теперь Бет поднялась с кровати и, спустившись вниз, стояла возле раковины в кухне и смотрела через окно на темные воды озера Норман и луну, высокую и сияющую, словно солнце из слоновой кости в темно-синем небе.
Озеро уже не казалось безмятежным. Легкий ветер поднял зыбь на черной глади воды и исказил отражение луны. Бет услышала, как задрожали, затрепетали листья, увидела, как слетают они, кружась, со спящих деревьев и падают на прихваченную холодком траву.
На участке соседей, Уортингтонов, закачались веревочные качели – какой-то заблудший дух вернулся посреди ночи на места детства.
Часы на плите показывали 1:39.
Бет достала из шкафчика стакан, налила воды из бутылки. После нескольких бокалов чудесного шираза, в сопровождении которого прошел весь обед, во рту сушило, так что воду она выпила одним долгим глотком.
Вместо того чтобы вернуться в спальню, Бет прошла через столовую в гостиную и свернулась на софе под шерстяным пледом. Она нисколько не устала и лишь подумала с раздражением, что уже наступил понедельник и через шесть часов ей тащиться на работу.
Лунный свет струился через стеклянную дверь, выходившую на веранду, где отбрасываемые адирондакскими креслами тени постепенно вытягивались, следуя движению луны по небу.
На ней был старый атласный халат, давным-давно подаренный Уолтером на Валентинов день. Свет остался только внизу, и когда ткань смялась, по атласу пробежал голубой разряд.
Бет думала об Уолтере. Сейчас он виделся ей яснее и отчетливее, чем в последние несколько лет. Ее чувство к нему не было ни печалью, ни ностальгией, ни даже любовью. Она даже не знала, как его назвать. Уолтер воспринимался как свет, время и энергия, сущность, которую ее приземленная душа даже не начала понимать. Наблюдает ли он за ней сейчас из какого-то непостижимого измерения? Что-то подсказывало, что они еще встретятся как чистые души в межзвездном пространстве. Они передадут один другому свои сущности и сольются, став одной блистательной сущностью. Вот такой ей представлялась жизнь после смерти – быть снова с ним в некоей непознаваемой форме.
В одной из детских комнат наверху прозвучали шаги. Поднявшись с софы, Бет босиком прошла в переднюю по холодному пыльному деревянному полу и по застеленной ковровой дорожкой лестнице поднялась на второй этаж. Уже на последних ступеньках она почувствовала, что веки начинают тяжелеть. Может быть, теперь-то ей удастся наконец уснуть…
Лестница делила второй этаж на две половинки. Слева находились два бельевых шкафа и спальня Дженны, а в самом конце – ванная с туалетом, за закрытой дверью которой пи́́́сал Джон Дэвид.
Бет повернула вправо, к собственной спальне в конце коридора. Миновав еще пару бельевых шкафов и игровую комнату, она подошла к открытой двери спальни Джона Дэвида. Перед свиданием с Тоддом Бет взяла с сына обещание убрать в комнате. Теперь она остановилась у порога и даже в темноте увидела разбросанные на полу игрушки и одежду. Вернувшись домой из церкви, брат и сестра весь день играли в «Риск». Игровая доска лежала у кровати, под грязными джинсами.
И тут у Бет перехватило дыхание.
Ее сын спал в своей постели.
Дверь ванной со скрипом открылась.
Бет повернулась на звук.
Свет в ванной погас, и теперь она видела лишь темный высокий силуэт в дверном проеме.
Значит, там была Дженна.
– Милая, – обратилась к ней Бет, и в ее голосе прозвучали нотки сомнения.
Силуэт остался на месте – не сдвинулся и не ответил.
– Дженна? В чем дело?
Сердце глухо ударилось о грудину.
За спиной Джон Дэвид проворчал что-то неразборчиво. Бет закрыла дверь в его спальню. В горле уже появился солоновато-металлический вкус с букетом адреналина и страха.
До двери ее спальни оставалось десять шагов.
Пистолет в шкафу. На верхней полке. В коробке из-под обуви. По-моему, он заряжен.
Ступив на середину коридора, она начала медленно пятиться к своей комнате, не сводя глаз с неподвижной тени. Я не стреляла из пистолета семь лет и уже не уверена, что еще помню, как это делается.
Пальцы нащупали дверную ручку, повернули ее, и Бет переступила порог спальни.
Тень в другом конце коридора не шевелилась.
Телефон или пистолет?
Легким не хватало воздуха. В глубине души Бет надеялась, что это лишь повторение одного из тех кошмаров, которые преследовали ее после смерти Уолтера.
Выпускать незнакомца из вида ей не хотелось, но без оружия она была бессильна. Бет повернулась, быстро шагнула к прикроватному столику и схватила трубку. Господи, нет. Линия молчала, а сотовый остался внизу, в сумочке. Она метнулась к шкафу и тут же услышала тяжелые шаги по коридору.
Дыхание сбилось.
Только не упади в обморок.
Привстав на цыпочки, Бет потянулась к верхней полке, зацепила ногтями коробку из-под обуви и сбросила крышку. Коробка с патронами была на месте, но пистолет исчез. У ее ног, на полу, валялись другие коробки – значит, он обыскал комнату, пока она была внизу.
Шаги остановились.
В доме стало тихо.
Бет затрясло. Ноги подкосились, и ей пришлось опуститься на пол, но мысль о детях заставила подняться. Она подошла к двери и выглянула в коридор.
Пусто.
– Я позвонила девять-один-один по сотовому! – крикнула Бет. – У меня в руках дробовик, и я не побоюсь им воспользоваться!
– Мам? – позвала Дженна.
– Дженна!
Ее дочь вышла в коридор из своей спальни в фланелевой ночнушке по колено длиной. Дженна была повыше матери и симпатичнее. Унаследовав от отца красоту и спортивное сложение, она упустила материнскую искренность.
– Мам, ты почему кричишь?
– Вернись в комнату и запри дверь!
– Что случилось?
– Быстро, черт бы тебя побрал!
Дженна расплакалась и, забежав в комнату, захлопнула дверь.
– Я не хочу в вас стрелять, но выстрелю! – крикнула Бет в темноту.
– Как ты выстрелишь, если у меня твой пистолет? – поинтересовался спокойный мужской голос.
Тень вышла из игровой комнаты и направилась к ней.
Бет щелкнула выключателем на стене.
В коридоре, резанув по глазам, вспыхнул свет. Обретя цвет и текстуру, тень стала человеком.
У него были длинные черные волосы, белое, белее, чем у фарфоровой куклы, лицо и улыбающиеся красные губы. На деревянных половицах остались следы его ботинок. Кровавые отпечатки. Пятна крови были и на его лице, на джинсах, на футболке с длинными рукавами.
Ужас лишил ее сил, и Бет опустилась на пол.
Лютер подошел ближе и остановился перед ней.
– Я не тронул твоих детей – и не трону, если ты будешь послушной.