— Ладно, малышка, забудь об этом, — сказал Макс. — Значит, он к тому же еще и вшивый сутенер, так?
Она кивнула.
— Я потерял всяческое уважение к этому уроду, — произнес Макс.
— Я считал, что он честный налетчик.
Мы с Простаком подняли парня и потащили его на улицу. Вслед нам раздался громкий шепот Пегги:
— Спасибо, мальчики. Обязательно заходите в гости!
Мы забросили нашу добычу в «кадиллак».
— Куда едем, Макс? — спросил Косой.
— Отвезем его в похоронное бюро. Я хочу перепугать его до смерти, прежде чем мы устроим ему проработку.
Мы прошли в бюро через черный ход, прямо на склад, где хранились гробы.
— Проваливай, — сказал Макс ночному сторожу Изе, и тот сразу слинял. Он знал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы не отвечать вопросами на краткие распоряжения Макса. Мы размотали парня и развязали его. Он все еще не пришел в себя, но даже в бессознательном состоянии его лицо было искажено гримасой ужаса. Макс пристально посмотрел на него.
— Здоровый ублюдок, верно? Этот вшивый сутенер, похоже, здорово перепугался. Погодите, я его еще испугаю по-настоящему.
Макс махнул мне рукой. Я взял парня за ноги, Макс ухватил за руки, и мы забросили его в дешевый сосновый гроб и закрыли крышкой. Макс засмеялся:
— Для начала пусть придет в себя в этом ящике.
Сняв плащ и вытащив из угла роскошный, обитый плюшем гроб, Макс сказал:
— Кстати, я тоже могу немного отдохнуть, пока этот урод набирается сил.
И он растянулся в гробу.
— Прекрасно смотришься, Макс, — заметил Косой.
— Спасибо, — ответил Макс. — Вам, кстати, тоже никто не мешает. — И он указал рукой в сторону груды гробов.
Мы расставили гробы полукругом вокруг соснового гроба с парнем и улеглись в них. Рассеянный свет неярких ламп действовал успокаивающе. Похоже, прошло достаточно много времени. Кто-то, кажется, Косой, начал похрапывать. Мои мысли вернулись к заведению Пегги, и перед глазами возникла рыжая девочка, которую я там увидел. Я представлял, как она плавно приближается все ближе и ближе ко мне, и одновременно погружался в дремотное состояние, похожее на то, которое возникало при курении опиума. Затем я услышал странный, сдавленный стон и сел. И все мы сели в своих гробах. Из гроба, стоящего в центре комнаты, доносились приглушенные стоны и рыдания. Мы сидели в тусклом электрическом свете и молча смотрели на гроб. Парень пытался открыть крышку. Мы слышали, как он стучал в нее руками. Наконец защелки не выдержали и крышка с треском отскочила. Из гроба высунулась голова. Мне часто приходилось видеть испуганных людей; но этот парень был не просто испуган, он был охвачен ужасом. Его глаза были выпучены так, что казалось, еще маленько, и они навсегда расстанутся со своим хозяином.
Он уставился на нас, сидящих в своих гробах. Мы безмолвно взирали на него. Задыхаясь от ужаса, он хрипло прошептал:
— Вы кто? Где я? Я умер?
Мы не шевелились и молча таращились на него. Его начала колотить дрожь. Он добрых пять минут молча смотрел на Макса, а затем, указав на него рукой, выдавил из себя:
— Я узнал тебя. Я о тебе слышал. Ты Большой Макс, гробовщик, который хоронит людей живьем.
Его рука безвольно упала, губы продолжали шевелиться, но из горла, которое перехватило от ужаса, не вырывалось ни звука. «Ну и урод, — подумал я. — Где он наслушался таких бредней?»
Макс медленно поднялся, приблизился к парню и зловещим голосом, медленно, по слогам выговаривая каждое слово, произнес:
— Верно, я хороню людей живьем. — Он пристально посмотрел парню в глава и добавил: — Я заколочу крышку твоего гроба, затем опущу его на дно могилы.
Он замолчал. Тяжелая тишина повисла в похоронном бюро, и я представил себе полуночное кладбище. Мне стало не по себе. Я мог бы поклясться, что ужас наполнил парня так, что перестал вмещаться в нем и начал передаваться нам. Замогильным голосом Макс продолжил свою речь:
— Я буду опускать тебя в могилу медленно, очень медленно. Когда ты окажешься на дне, мы закидаем могилу грязью…
Парень в оцепенении таращился на Макса.
— Ты будешь лежать глубоко под землей. Черви начнут заползать внутрь. Скоро ты почувствуешь, что тебе трудно дышать. Ты начнешь задыхаться.
Я уже собрался вылезти из своего ящика и произнести комплимент актерскому таланту Макса, когда увидел, что парня колотит крупная дрожь. Его голова откинулась назад, с губ сорвался хриплый булькающий звук, а глаза закатились словно в припадке. Его лицо побелело как мел, и он с глухим стуком упал на дно гроба. Макс засмеялся:
— Эй, а я действительно неплохой актер, верно? Ну ладно, когда он очухается, дайте ему десять долларов и вышвырните прочь. Надеюсь, он хорошо усвоил урок.
Мы подождали несколько минут, затем Косой подошел к гробу и начал трясти парня.
— Ну-ка, ты, чертов ублюдок, давай поднимайся. — Вскоре Косой поднял голову и сообщил: — Этот урод выглядит так, будто задохнулся.
Макс показал на пожарное ведро у стены, и Косой вылил воду парню в лицо. Простак нагнулся и с ворчанием тряхнул его несколько раз:
— Ну ты, давай поднимайся.
Макс подошел к гробу, подержал руку на левой стороне груди парня и сказал:
— Похоже, ублюдок загнулся. Башка, иди-ка сюда, проверь, ладно?
Я нагнулся, оттянул его веки, пощупал пульс и объявил:
— Он действительно мертв.
— Черт его возьми, — зло пробормотал Макс. — Теперь придется возиться с похоронами.
— Эй, Макс, тебе больше не надо таскать с собой пушку, — сказал Косой. — Ты можешь пугать людей до смерти.
Макс с раздражением посмотрел на Косого:
— Если бы я обладал таким даром, то я, пожалуй, когда-нибудь испытал бы его на тебе. Посмотри, что у него в карманах. Узнаем, кто он такой, просто от нечего делать.
Косой обшарил карманы и извлек из них какие-то ключи, перочинный нож и бумажник. В бумажнике было около пятидесяти долларов мелкими купюрами. Там же находились водительские права с фотографией, выданные на имя Эндрю Мура. В боковом отделении бумажника лежала свадебная фотография. Женихом был Мур, а невестой — та самая девка, которая запустила его в заведение Пегги.
— Симпатичный парень, — произнес Макс, глядя на фотографию. — Они были очень интересной семейной парой.
Он достал какие-то бумаги из внутреннего отделения. Сложенная вырезка из газеты выпала на пол, когда Макс начал изучать находившуюся в бумажнике профсоюзную книжку.
— Хотите знать? Этот парень был проходчиком. Членом профсоюза, своевременно делающим членские взносы. Как грустно. Интересно, что их довело до такой совместной жизни и почему он так часто устраивал налеты на Пегги?
— Может быть, им нравилась атмосфера публичного дома? — предположил Простак.
Косой хихикнул. Макс наклонился и, подняв газетную вырезку, пробежал ее глазами.
— Эй, Башка, это объясняет, почему парень так легко испугался.
Он прочитал заметку вслух. Речь шла о завале, случившемся полгода назад в каком-то туннеле. Один человек оставался под землей в течение двух дней. Его посчитали погибшим. На второй день его все-таки откопали, и он действительно был скорее мертв, чем жив. Пострадавшего звали Эндрю Мур. Макс обратился к парню в гробу:
— Очень жаль, малыш, ты перенес тяжелое испытание. — Затем он повернулся ко мне: — У него, должно быть, развилась… как ее называют? — Он нетерпеливо защелкал пальцами.
— Ты о чем, Макс? О какой-нибудь болезни? — спросил я.
— Да, но не в теле, а в голове. Ну, понимаешь, что-то вроде того, когда порой боишься оставаться в закрытом помещении.
— А, — сказал я. — Да, я понял, о чем ты. Это фобия — клаустрофобия. Только у этого парня был не просто страх, он умер, испугавшись, что окажется замурованным со всех сторон.
Макс потер подбородок и прошелся по складу.
— А вдруг у парня есть родители или братья-сестры, кроме этой его жены из публичного дома? Будет паршиво, если мы похороним его под чужим именем, а его родители или кто-нибудь еще проведут остаток жизни в поисках.
— А что мы еще можем поделать, Макс? Мы не можем оставить его здесь. На завтра назначена пара похорон, и здесь будет много народу, — сказал я. Макс почесал в затылке:
— Да, ты прав, Башка. Ладно, я думаю, что мы его где-нибудь оставим. Пусть его найдет кто-нибудь другой. Тогда его похоронят под собственным именем.
— И где мы оставим мистера Мура, Макс?
Мы посмотрели друг на друга, и Макс пожал плечами.
— Впрочем, это не имеет значения, — продолжал я. — Особенно для мистера Мура. Мы можем выбросить его в любой подворотне.
— А если кто-нибудь нас за этим застукает? — спросил Косой.
— Ну, не знаю, как там с точки зрения закона… Впрочем, думаю, что должен быть закон, карающий за разбрасывание покойников.
— Убийство при отягчающих, — уверенно произнес Простак.
— Но не в случае с мистером Муром. Они убедятся, что он умер своей смертью.
Макс улыбнулся:
— Да, ты прав, Башка. Даже если кто-нибудь увидит, как мы выбросим мистера Мура, вскрытие покажет, что он умер естественным путем.
Макс засунул бумажник в карман мистера Мура.
— Ладно, Косой, подай «кадиллак» к дверям.
Косой вышел. Мы достали тело из гроба и завернули его в портьеру. В дверях появилась голова Косого.
— Машина подана.
Макс без видимых усилий забросил тело на левое плечо.
— Помочь? — спросил я.
— Ха! Разве он что-нибудь весит? Каких-нибудь паршивых девяносто килограммов. Посмотрите, чисто ли на берегу.
Косой выглянул на улицу и поднял руку, показывая, чтобы мы подождали.
Макс стоял в центре комнаты и покрывался потом прямо на глазах.
— В чем там дело? Этот парень становится тяжелее с каждой минутой.
— Дружок с подружкой гуляли мимо. Все, Макс, пошли. — Косой махнул рукой.
Хрипло пыхтя, Макс быстро двинулся к выходу. Мистер Мур почти совсем съехал с его плеча. Когда Макс проходил мимо, я расслышал, как вместе с выдохом у него вырвалось ругательство:
— Ты, вшивый ублюдок!
Едва мы свернули за угол, как на улицу обрушился ливень. Он был такой плотный, что казалось, будто кто-то поливает город из гигантского пожарного шланга. Макс капризно заявил:
— Что за черт! Мы не можем оставить мистера Мура на улице в такую погоду. Да, зато мы его на некоторое время можем припарковать у Толстого Мои.
Мы подъехали к задней двери салуна и внесли мистера Мура в нашу комнату.
— Засуньте его в стенной шкаф, — сказал Макс. — Может быть, попозже я придумаю, куда его деть. Может быть, куда-нибудь туда, где ему будет по-настоящему хорошо.
Мы осторожно уложили мистера Мура в шкаф и накрыли его набивным матом. Косой подошел к дверям, ведущим в зал, и крикнул Мои, что мы пришли. Мы сели за карты. Мои принес поднос с виски.
— Что-нибудь срочное? — спросил у него Макс. — Что-нибудь вообще?
— Да. Звонили из главного офиса. Сказали, чтобы ты им позвонил. И еще тебя ждут Химмельфарбы. Они пристают ко мне, чтобы я впустил их и снова дал с тобой поговорить. Они тут уже несколько часов, говорят, что у них есть деньги и они хотят их вложить.
— Дешевые пуговичники. Так и хотят заняться рэкетом, чтобы зарабатывать легкие деньги, — неприязненно произнес Макс. — К черту их, подсыпь им в коктейли слабительного и вышвырни вон. Хотя нет. Постой, Мои. Может быть, я их проучу. Вели им подождать.
Он прошел к телефону и связался с офисом. Косой начал передразнивать Макса: «Да… да… да…» Макс показал ему кулак и продолжил: «Да… да… да…» Заключительное «да» — и он положил трубку. Вернувшись к столу, он взял свои карты. Мы с любопытством смотрели на него.
— Вы все подробно узнаете из последних газет, — равнодушно произнес Макс.
— И о чем это? — спросил Косой. — О чем это мы узнаем из последних газет?
Макс улыбнулся:
— Этого малыша, Винсента Колла, взяли в оборот.
— Кто получил приз Датчанина в пятьдесят тысяч? — поинтересовался я.
— Коротышка.
— Его оставшейся жизни не хватит на то, чтобы он успел порадоваться, — заметил Косой.
— Крутой оборот, да? Как все произошло, Макс? — спросил я.
— На Двадцать третьей улице, в телефонной будке.
— Чем работал Коротышка? — спросил Простак, проявляя профессиональный интерес.
Макс хохотнул:
— Вы же знаете Коротышку. Он предпочел обойтись с этим малым, Коллом, без всякого риска. Не оставил ему ни одного шанса. Он просто подошел и почти перерезал этого малого автоматной очередью. Коротышка будет теперь так же знаменит, как таракан в китайской кухне.
— И так же мертв, — добавил я.
— А что, этот Коротышка хорош в обращении с «томми»?[10] — спросил Косой. Макс небрежно ответил:
— Да, но полагаю, что любой другой будет не хуже. Все, что надо делать, — это покрепче за него держаться и давить на курок.
Мы продолжали играть в карты. Время от времени в комнату заходил Мои с очередным подносом виски и каждый раз напоминал о Химмельфарбах. Макс давал один и тот же ответ:
— Пусть пока ждут. Мы заняты. — В конце концов он обратился ко мне: — Я пытаюсь что-нибудь придумать. Что-нибудь такое, чтобы наколоть их. Мне хочется хорошенько проучить этих жадных болванов.
— Как насчет того, чтобы продать им Бруклинский мост? — спросил Косой.
— Мы можем предложить им лучшее вложение капитала, — сказал я.
— Что именно? — спросил Макс.
— Одну из машин Профессора для производства денег.
— Да, в этом что-то есть, Башка, — согласился Макс. Немного погодя он швырнул карты на стол. — К черту карты! Косой, сыграй нам. Сыграй про последнюю поездку Бенни.
Косой выколотил гармонику о ладонь и заиграл печальную мелодию. Отодвинувшись вместе с креслом к стене, Макс с мечтательным видом курил свою огромную сигару. Я не мог понять, чего он хочет. Почему он просто не отошлет этих чертовых братьев Химмельфарбов? Он мог сказать Мои, что не хочет их видеть. Он мог сказать им самим, чтобы они свалили раз и навсегда. Я вспомнил, как они впервые пришли к нам около года назад. Тогда они только приехали из Германии с кучей денег и сразу же начали пускаться в разные авантюры. Им везло, и, похоже, они правильно распорядились деньгами. Сейчас они управляли фабрикой на Гранд-стрит. Впрочем, их всегда тяготили проблемы с рабочими. Они полагали, что в Америке, в отличие от Германии, рабочие слишком независимы. Я вспомнил их высказывания в тот раз, когда они впервые встретились с нами.
Они походили на группу клоунов. «У нас много денег; мы хотим заняться рэкетом. В Германии мы слышали: чтобы хорошо зарабатывать в Америке, надо быть рэкетиром». С тех пор они домогались нас в среднем один раз в. неделю и порядком нам надоели. Какого черта Макс не отошьет их от нашего заведения? Впрочем, я полагаю, он знает, что делает. Косой без устали играл траурное посвящение Бенни. Музыка проняла даже Простака, он стал ерзать и показывать мне рукой на шкаф. Я пожал плечами. Тогда он сказал:
— Эй, Макс, как быть с мистером Муром? Может быть, дождь уже кончился?
Косой вышел проверить, какая на улице погода. Вернувшись, он доложил:
— Льет еще сильнее, чем раньше.
Мы ждали, когда кончится дождь. Братья Химмельфарбы ждали в баре, когда смогут увидеть нас. Мы ждали и ждали, а дождь все шел, и Химмельфарбы все не уходили. Наконец Макс вызвал Мои:
— Передай этим трем братцам, что я имею для них деловое предложение. Пусть приходят, завтра утром к десяти тридцати.
Мы оставили мистера Мура почивать в стенном шкафу и разошлись по домам. Я поймал такси и доехал до отеля. Направляясь через холл к лифту, я встретил детектива отеля Свини.
— Ну, как тебе та крошка? — спросил он.
— Очень славная малышка, — ответил я и сунул ему двадцатидолларовую купюру.
— Спасибо, малыш, — поблагодарил он. — В любое время, когда начнешь мечтать об одной из этих милашек, дай мне знать.
— Как правило, я предпочитаю обходиться сам. Охотничий азарт, сам понимаешь.