Сандра смотрела ему в глаза прямо и твердо, и он подумал, что впервые рискует так пристально смотреть ей в глаза. Он поднял руки и нерешительно протянул их к женщине. Она чуть напряглась. Но не стала отстраняться. Он мягко потянул ее на себя, продолжая смотреть в ее глаза. На ней не было ее привычных очков, и оттого лицо было как-то добрее и мягче. Он наклонился, чтобы поцеловать ее. «Кажется, алкоголь сыграл со мной совсем не злую шутку», – почему-то успел подумать он в те доли секунды, когда наклонялся к губам женщины.
Поцелуй был долгим и поэтому особенно сладостным. Они, наверное, простояли так минут двадцать, прежде чем он наконец пришел в себя и неуверенными движениями руки попытался расстегнуть пуговицы на ее брюках. Она мягко помогла ему, сама снимая с себя брюки. И лишь затем дотронулась до пуговиц его рубашки. Как они раздевались, он не помнил. Вещи разбрасывались по обеим комнатам, в промежутках между страстными поцелуями. А потом была постель...
Он не был развратником в том смысле, в каком полагается быть опытным мужчинам, уже изучившим и полюбившим различные телодвижения в постели, пытаясь произвести еще больший эффект на женщину и увеличить собственное наслаждение. Ему даже не пришлось прибегать к обычным любовным прелюдиям. Ее глаза в этот момент заслоняли ему весь мир, вымывая из головы остатки разума.
И потому у них не было тех великолепных игр, которые предшествуют заключительному возвышенному акту наслаждения. Они просто менялись местами, познавая друг друга в эту сладостную для обоих ночь.
Последние месяцы, после отъезда из Хьюстона, Кемаль не имел вообще никаких контактов с женщинами, всецело занятый работой и проблемами переезда. У Сандры также не было постоянного партнера. И потому их бурный и эмоциональный взрыв кончился довольно быстро почти одновременным яростным взрывом и наступившим после этого небывалым умиротворением.
Кемаль вытер пот ладонью и откинулся на подушку. Он, не закрывая глаз, смотрел в потолок. Потом осторожно скосил глаза влево. Сандра лежала, также глядя прямо в потолок. И также не закрывала глаз.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Ты действительно переехал в Нью-Йорк? – спросила она.
– Опять про Марту, – поморщился Кемаль, – да, я действительно переехал в Нью-Йорк.
– Вы с ней больше не живете?
– Во всяком случае, не спим вместе, это точно. Но когда она приезжает в Нью-Йорк вместе с сыном, то остается в моей квартире.
– Ясно. – Она по-прежнему смотрела в потолок.
– Неужели ты тогда отказала мне из-за Марты?
– И из-за нее тоже, – ответила Сандра.
– Я не совсем понял твои слова.
– Сейчас это уже не важно. Когда ты уезжаешь из Чикаго?
– Завтра утром.
– Ты прилетел на один день? – Она наконец перевела свой взгляд на него.
– Да. – Он тоже чуть повернул голову, снова глядя ей в глаза. Теперь они были какие-то особенно яркие, теплые, словно поглощавшие в себя все его эмоции и чувства.
– Когда ты прилетел? – вдруг шепотом спросила она.
– Сегодня утром. – Он наконец понял смысл ее вопросов.
– Я тоже, – прошептала она, – это судьба, Кемаль.
Он поднял руку, дотронулся до ее волос, провел пальцем по овалу ее лица, коснулся губ.
– Да, – согласился он, – это действительно судьба. – И потянулся, чтобы снова поцеловать ее.
На этот раз, улыбнувшись, она чуть отстранилась, положив палец на его губы.
– Не так скоро, – попросила она, – мы не дети, Кемаль. И утром тебе улетать.
– Это что-то меняет? – спросил он.
– Наверное, нет, – подумав, ответила она. – Но мы вряд ли сможем так часто видеться, чтобы стать по-настоящему близкими людьми. Это очень далеко, Кемаль. Чикаго, Нью-Йорк, Батон-Руж и Хьюстон. Это очень далеко, – повторила она.
– Я бы мог приезжать, – немного упрямо сказал он.
– На уик-энд. – На подбородке у нее впервые появилась упрямая складка. Или это произошло из-за подушки? – Я буду девочкой для воскресных утех? – спросила Сандра.
– Ты могла бы иногда быть не столь категоричной? Здесь, в конце концов, не луизианский сенат, – резко ответил Кемаль.
– При чем тут сенат, – огорченно произнесла она, – ты бы мог быть поделикатнее.
Он опомнился.
– Извини, – попросил он, – я был не прав. Кажется, мы ссоримся, еще не успев подружиться.
И он улыбнулся. Складка исчезла на ее лице. Она улыбнулась в ответ.
– Кажется, теперь я понимаю, почему до сих пор не вышла замуж, – вдруг сказала она, – у меня действительно несносный характер. Извини, я начала первой. Но, согласись, наши расстояния делают частые встречи просто нереальными.
– Разве это расстояния, – возразил он, – в тебе говорит типичный техасский провинциализм. Я так часто летал из Турции в США и обратно. Это не так далеко, как тебе кажется.
– Мистер Путешественник знает, сколько часов нужно лететь из вашего города в Батон-Руж? Хотя ты мне сказал, что не так часто видишься с семьей. Так сколько раз ты летал за последний месяц в Хьюстон, чтобы повидать своего сына?
Он сжал губы. Потом выдохнул воздух.
– Ни разу. Кажется, я болван, Сандра.
– Я не была бы столь категорична, – усмехнулась она и сама подняла руку, дотрагиваясь до его лица, – кажется, мы торговались слишком долго.
В этот раз их слияние длилось значительно дольше. Они познавали друг друга, исследуя каждый сантиметр тела партнера, наслаждаясь и отдавая все без остатка. И мир вокруг них перестал существовать.
За окнами был уже рассвет, когда Сандра пошла принимать душ. И только тогда он наконец вспомнил все подробности минувшего дня и свой неудавшийся визит в Сисеро. Теперь нужно было соглашаться на вариант Тома и подавать сигнал о чрезвычайном происшествии. Кажется, Сандра, как всякая женщина, чувствовала почти интуитивно. Но в одном она права. Они просто не смогут встречаться слишком часто.
Когда она вернулась из ванной, он уже сидел на постели, обмотавшись одеялом. Сандра заметила мрачное выражение его лица.
– Что-нибудь не так? – поинтересовалась она.
– Все в порядке, просто я все время думаю над твоими словами. Мы могли бы встречаться хотя бы раз в месяц. Или два, смотря как получится. Не обязательно мне лететь в Батон-Руж, а тебе в Нью-Йорк. Мы могли бы найти промежуточный вариант. Скажем, Атланту.
– Гениально, – с явной насмешкой парировала Сандра, – это ты сейчас придумал, пока я принимала душ?
– Не нужно смеяться. – Он поднялся, чтобы идти в ванную комнату.
– Пойми, – мягко сказала она, – я вице-губернатор штата. Я не могу встречаться с человеком, приезжающим ко мне на уик-энд. Ты ведь должен все понимать. Достаточно об этом узнать журналистам, и вся моя карьера рухнет моментально. Я просто не имею права встречаться с женатым человеком. К тому же женатым на моей подруге. Ты представляешь, какой шум может подняться в газетах, с каким удовольствием раздует этот скандал оппозиционная партия, какой грязью меня будут поливать? Неужели действительно не понимаешь? А мои частые визиты даже в Атланту можно легко проверить.
– В таком случае будем встречаться каждый раз в разных городах, – предложил он, – это единственный способ.
– Тебе это так важно? – спросила она.
– Ты должна была все понять. – Он не мог произнести столь привычных для типичного американца слов «я тебя люблю». Для этого он был слишком восточным человеком. И по легенде, и по структуре своей души. На этот раз она все поняла правильно.
– Иди принимай душ. Когда выйдешь, поговорим, – кивнула она, – мы ведем себя просто неприлично. Как молодые влюбленные. Нам уже много лет, Кемаль. Мы взрослые люди.
– Может, поэтому я так себя и веду, – пробормотал он и пошел в ванную.
Когда он вернулся, она уже лежала в постели. Он лег рядом и посмотрел на нее, протягивая левую руку и поднимая ее вверх. Она подняла свою правую руку, и пальцы переплелись.
– Знаешь, о чем я думала, пока ты принимал душ? – спросила она.
Глаза у нее были теперь привычно вишневые, с какими-то лукавыми искорками. Он почувствовал, как снова изменилось ее настроение.
– Я все думала, какая я дура. Почему я отказала тебе два года назад? Представляешь, чего я себя лишала целых два года?
Он изумленно посмотрел на нее, еще не веря услышанному. И вдруг госпожа вице-губернатор ему подмигнула.
– Может, нам стоит повторить еще раз? – И они оба расхохотались.
ГЛАВА 9
Одним из самых красивых городов мира, которые он когда либо видел в своей жизни, был Измир. В Турции, где много неповторимых мест и запоминающихся городов, Измир выделяется каким-то особенным очарованием. А может, все дело было в том, что он, выросший у моря, в своем родном Баку, видел в Измире частицу родного города с его только построенным в начале семидесятых бульваром и набережной. Позже, уже поездив по миру, он останется при своем мнении, по-прежнему считая Баку и Измир особыми, неповторимыми городами со своей уникальной парково-городской зоной и архитектурой подле раскинувшегося ласкового теплого моря. С годами к ним просто присоединится еще и Неаполь, похожий на эти два города, словно природа решила создать нечто, продублировав эти уже существующие.
В Измире находился дом его дяди, Намика Аббаса, и его семьи. Но сначала они прибыли в Стамбул, или Истамбул, как говорят сами турки и пишется во всем мире. Город уже тогда, в семьдесят четвертом, поражал масштабами, величественно раскинувшись по обеим сторонам Босфора.
Он впервые попал в Стамбул и поразился огромному городу, казалось, слившемуся в единый музейно-базарный комплекс, в котором лавки торговцев часто располагались в самых лучших «архитектурных» местах города, а музеи соседствовали с торговыми рядами, как это было и сто, и триста, и пятьсот лет назад. Первое, что он сделал, выпросил у дяди разрешения остаться на один день в городе и походить по Стамбулу. Во-первых, это входило в его легенду: как настоящий турок, он должен был испытывать трепет, впервые попав в столь величественный город, на протяжении веков бывший символом империи, когда-то существовавшей в истории человечества; во-вторых, ему просто было по-человечески интересно посмотреть этот город, столь непохожий на другие города мира и известный ему лишь по учебникам истории.
Сначала он отправился к собору святой Софии. Из учебника истории он помнил, что здесь должен быть голубой собор, и очень удивился, увидев вместо этого красно-бурые стены некогда величественного собора. Еще больше он удивился, увидев возвышавшуюся напротив мечеть, не уступающую своим величием и красотой собору святой Софии.
А потом были другие памятники, музеи и мечети древнего Константинополя, ставшего в 1453 году центром турецкой империи и получившего имя Истамбул. Казалось, турки утвердились на этих берегах навечно и никогда больше имя гордого римского императора, основавшего эту столицу Восточной Римской империи, не будет произнесено в стенах города. Но история распорядилась иначе. Потерпевшее унизительное поражение в первой мировой войне, заплатившее за эту преступную авантюру своей империей и чудом избежавшее гибели, турецкое государство сократилось до размеров обычной средней страны. И в Истамбуле, снова ставшем Константинополем, появились французские и английские солдаты, русские дворяне и офицеры, бежавшие от революции, и – самое страшное – греки, некогда владевшие всем побережьем и являвшиеся бывшими хозяевами Константинополя.
Только воля и ум Мустафы Кемаля, прозванного впоследствии Ататюрком, то есть отцом всех турков, сумели остановить надвигающуюся полную гибель государства и нации, предотвратить дальнейший хаос и заложить основы нового государственного строя – демократической республики, построение которой станет великой целью и грандиозной мечтой признанного лидера Турции. Константинополь снова переименуют в Истамбул, но отныне он никогда более не будет столицей великой империи, а станет просто крупнейшим городом новой Турции, одним из центров европейской и мировой торговли. А столица будет перенесена в маленькую Анкару, расположенную в самом центре новой Турции и ставшую с этого момента символом новой турецкой государственности.
Проходя по широким проспектам и узким улочкам Истамбула, Кемаль вспоминал великую историю, насыщенную кровью и величием, неслыханным падением и примерами высочайшего мужества, внушающими ужас покоренным народам и гордость гражданам этого города на протяжении стольких веков. Словно история этого города каким-то чудом вобрала в себя всю мощь сконцентрированной в человеческой истории низости и грязи, величия и блеска, торжества разума и веры в справедливость и беспримерного падения нравов и распутства. Здесь было все – оргии древних римских императоров и византийских самодержцев, измены их жен и любовниц, штурмы крестоносцев и разграбление города, величественная осада и гибель центра восточного христианского мира, провозглашение города символом новой веры и новой империи, гаремные интриги жен султанов и их детей, предательство и кровь близких и родных многочисленных турецких султанов, ярость и ужас, навеваемые этим именем на многочисленные народы империи. Здесь было все. И оттого этот город был так загадочно непознаваем и узнаваем одновременно, так красив и ужасен. В истории человеческой цивилизации лишь немногие города могут сравниться по концентрации исторических событий с Константинополем-Истамбулом. Пожалуй, лишь Иерусалим и Рим могли бы соперничать с турецким городом за подобное качество концентрированной истории, приходящейся на каждый квадратный метр площади этого города, на каждый год его существования.
К вечеру Кемаль вернулся в дом, где они остановились, падая с ног от усталости, но очень довольный. За ужином дядя, одобрительно кивнув, спросил:
– Понравилось?
– Очень, – восторженно ответил Кемаль, – это великий город.
– И очень красивый, – поднял палец Намик Аббас, – но самый красивый турецкий город – это Измир. Завтра мы поплывем туда на корабле. Я специально взял билеты, чтобы мы могли поплыть по морю и ты бы смог увидеть всю красоту нашего Измира. И тогда ты поймешь, почему мы все так любим свой город.
– Я всегда мечтал увидеть эти города, – почти честно ответил Кемаль, – и не только Стамбул и Измир. Мне будет интересно увидеть и другие.
– Увидишь еще, – кивнул дядя, – у вас в Болгарии такого не было. Ты турок, Кемаль, и наследник нашей славной фамилии. Никогда не забывай этого, где бы ты ни был. Твоя настоящая родина здесь. – И он обвел рукой пространство вокруг них.
– Да, конечно, – серьезно ответил Кемаль.
На следующий день они сели на большой корабль и поплыли на юг, в сторону Измира. Дядя оказался прав. Поездка произвела неизгладимое впечатление на Кемаля. И хотя большую часть пути было довольно темно, чтобы различать красоту береговых линий турецкой стороны, проснувшись рано утром, он вышел на палубу и несколько часов провел там, наблюдая, как мимо проплывают греческие и турецкие острова. А потом был Измир.
Впервые попав в этот город, он испытал подлинное потрясение. Город был не просто красив, он напоминал его родной Баку и своим вытянувшимся полукругом бульваром у моря, и своими вечнозелеными деревьями, и даже архитектурой, одновременно древней и современной, так органично вписывающейся в окружающий ландшафт.
Дом его дяди стоял несколько в стороне от центра города, на окружающих Измир холмах, и отсюда было всегда видно удивительно мягкое, спокойное море и небольшие парусники, уходившие отсюда за горизонт. Обе дочери его дяди были уже замужем и жили со своими мужьями, как того и требовал строго соблюдаемый обычай. Поэтому в доме Намика Аббаса он оказался желанным и дорогим гостем. Тетушка Мэлекэ оказалась веселой и словоохотливой женщиной. От нее Кемаль узнал множество бытовых подробностей и даже важных деталей своего прошлого, о которых не могла знать ни советская, ни болгарская разведка. В отличие от многих соседних стран, лишь в Турции и Иране разрешались встречи женщин с мужчинами, их выход на улицу без традиционной мусульманской паранджи и ведение светского образа жизни. И если в соседних Сирии, Ливане, Ираке еще можно было встретить женщин без покрывала, то в Саудовской Аравии и в странах Арабских Эмиратов законы шариата соблюдались весьма строго.