Он не договорил. Вошел помощник и что-то сказал комиссару. Тот поднял удивленное лицо и тихо переспросил. Помощник наклонился еще ближе и снова повторил сообщение. Комиссар нахмурился. Кивнул помощнику, разрешая удалиться, и посмотрел на Торчинского. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Сеньор Торчинский, – ледяным тоном начал комиссар, – вы сказали, что поднялись к себе и все время были в своем номере. Но вы упустили самую важную деталь. Не рассказали нам, что сразу после того, как вы вернулись в номер, к вам поднялась сеньора Лабунская. Дежурная с девятого этажа, узнав об убийстве, вспомнила, что к вам приходила эффектная женщина. Мой помощник просмотрел пленку службы безопасности девятого этажа и убедился, что после вашего прихода почти сразу на вашем этаже появилась Лабунская. Как вы можете это объяснить?
Хеккет еще раз посмотрел на Дронго и развел руками.
– И это все, что требовалось доказать, – сказал он.
Глава седьмая
Услышав слова комиссара, Торчинский откинул голову назад и закрыл глаза. Мужчины, сидевшие в номере, терпеливо ждали, когда он заговорит. Наконец Торчинский открыл глаза и сказал:
– Вы правы. Скрывать что-либо глупо. Да, это все правда. Она пришла ко мне в номер. Но между нами ничего не было.
– Подождите, – прервал его комиссар, – значит, вы мне только что солгали. Вы сказали, что виделись с Лабунской только тогда, когда поднимались в номер до ужина. А сейчас выясняется, что вы виделись с ней и после того, как поднялись в свой номер. То есть непосредственно перед убийством. Или во время убийства?
– На что вы намекаете?
– Пока я только спрашиваю.
– Я сказал вам правду. Я не поднимался на десятый этаж после того, как мы все вышли из номера и спустились вниз. Из ресторана я поднялся к себе в номер. А не в номер, где произошло убийство.
– Но вы не сказали, что виделись с убитой.
– А вы не спрашивали. Вы спросили, куда я поднялся, и я вам честно ответил, что был на девятом этаже, у себя в номере.
– Хорошо, – сказал комиссар, – предположим, что вы забыли сообщить мне о таком важном факте. Допустим, что я вас о нем не спросил, так как не мог предположить, что вы встречаетесь с замужней женщиной. Но как вы поднялись к ней в номер?
– Я не поднимался к ней в номер! – закричал Торчинский. – Я же вам объяснил, что поднялся в свой номер. Я переодевался, когда она ко мне позвонила. Я открыл дверь и очень удивился. Она вошла, мы перекинулись парой фраз, и она ушла. Вот и все. Мне не о чем вам рассказывать.
– Как долго она была в вашем номере?
– Недолго. Несколько минут.
– И потом ушла?
– Да, потом ушла.
– Можно мне задать один вопрос? – подал голос Дронго.
Комиссар обернулся к нему и кивнул головой.
– Лабунская испачкала платье и поднялась, чтобы переодеться, – напомнил Дронго. – Как я понимаю, это не та женщина, которая в подобном виде может зайти в гости даже к очень хорошему знакомому. Она ведь могла переодеться и спуститься к вам. Почему она так торопилась? Что именно она хотела вам сообщить?
– Ничего, – удивился Торчинский, – она пришла ко мне в номер и сказала буквально несколько слов. Вспомнила о моем концерте в Варшаве, о нашей встрече в прошлом году в Лондоне. Вот и все. Потом она ушла.
– И только из-за этого Лабунская поднялась к вам в своем испачканном платье? – переспросил Дронго.
– Получается, что так, – пожал плечами Торчинский, – я сам ничего не понимаю.
– И вы были с ней только несколько минут, – разочарованно уточнил Хеккет.
– Да, – ответил Торчинский.
– Он говорит правду, – вспомнил Дронго. – Мы поднялись в ее апартаменты через несколько минут, и она уже была в своем номере.
– Это не доказательство, – возразил Хеккет, – время – чисто субъективная категория. Вы знаете это лучше меня, Дронго. Возможно, на самом деле прошло не несколько минут, а минут пятнадцать-двадцать.
– Ну и что? – зло спросил Торчинский.
– Ничего. Но это меняет все ваши показания. Одно дело остаться с женщиной на несколько минут, а другое – минут на пятнадцать-двадцать.
– Вы удивительно непорядочный человек, мистер Хеккет, – ледяным тоном заметил Торчинский.
Но на Хеккета подобные уколы не действовали. Он лишь усмехнулся.
– Это легко проверить, – сказал Дронго. – Если на пленке с девятого этажа зафиксирован приход Лабунской, то должен быть зафиксирован и ее уход. Через несколько минут, как нам сказал сеньор Торчинский. Мы можем просто просчитать время.
– Верно, – кивнул комиссар.
Он поднялся и позвал своего помощника:
– Паоло, прокрутите пленку и уточните, сколько минут убитая была в номере сеньора Торчинского. Хотя нет. Принесите мне кассету, мы ее сами посмотрим.
– Здесь нет видеомагнитофона, – виновато сказал Паоло, – но мы можем подключить эту кассету на ваш номер.
– Хорошо, – разрешил комиссар, – начните с того момента, когда сеньор Торчинский появляется на этаже. А мы засечем время и посмотрим, сколько минут провела женщина в его номере.
– Сейчас сделаем, – кивнул Паоло и выбежал из номера.
Комиссар взял пульт и включил телевизор. На одном из каналов показывали откровенный секс. Хеккет громко засмеялся. Комиссар нахмурился и переключил на следующий канал, где шел боевик. Они ждали недолго, около двух минут, пока наконец экран не погас. Раздался телефонный звонок. Комиссар поднял трубку.
– Хорошо, – сказал он, – мы ждем.
На экране появилось изображение коридора. Из кабины лифта вышли два человека: Олег Торчинский и женщина – маленькая, полная, с рыжими волосами.
– Кто это? – спросил комиссар.
– Откуда я знаю, – нервно ответил Торчинский. – Посмотрите, она идет в другую сторону.
Женщина действительно свернула в другой конец коридора. Торчинский улыбнулся дежурной и пошел к себе в номер. Все смотрели на экран телевизора. Створки кабины лифта снова открылись, и в коридоре показался высокий пожилой господин. Он подошел к дежурной, что-то спросил, затем прошел дальше. И наконец появилась Екатерина Лабунская. Она явно нервничала, оглядывалась по сторонам. Подойдя к дежурной, спросила номер Торчинского и прошла дальше, еще раз оглянувшись.
Увидев Лабунскую, Торчинский тяжело вздохнул и отвернулся. Комиссар посмотрел на часы. Время пошло. Из кабины лифта вышли два человека – мужчина и женщина. Они быстро прошли по коридору. Комиссар еще раз посмотрел на часы. Прошла минута, другая, третья.
– Когда рядом такая красивая женщина, время проходит незаметно, – прокомментировал Хеккет, и в этот момент на экране телевизора появилась Лабунская. Она быстро прошла к лифту, даже не обернувшись в сторону дежурной.
– Четыре с половиной минуты, – заметил комиссар, – кажется, вы были правы, сеньор Торчинский. И больше вы с ней не виделись?
– Нет, – глухо сказал Торчинский. – А это не могло быть самоубийство? Она была очень взволнованна.
– К сожалению, нет, – ответил Террачини, – человек не может задушить себя сам. Это невозможно. Кроме того, исчезли драгоценности сеньоры.
– Вы думаете, ее ограбили? – не поверил Торчинский.
– Пока мы ничего не знаем. Спасибо за помощь. Можете вернуться в свой номер.
– Спасибо. До свидания.
Торчинский поднялся и вышел из гостиной. Комиссар достал сигареты и наконец закурил. Потом взглянул на Хеккета и Дронго.
– Прямо классический случай для любителей детективов, – раздраженно заметил Террачини, – убита женщина в апартаментах, куда никто не мог попасть. У мужа и возможного любовника алиби. И люди, которых можно было подозревать, тоже имеют алиби. Что остается делать?
– Подумать, как убийца мог попасть в апартаменты Лабунских, – подсказал Дронго.
– Каким образом? – спросил комиссар. – Мои люди обыскали все вокруг, проверили аварийные выходы, осмотрели балконы. Сюда невозможно попасть, минуя коридор. А в конце коридора сидела дежурная.
– А если убийца вошел с другого входа? – спросил Дронго.
– Невозможно. Все аварийные выходы спроектированы таким образом, что двери открываются только на лестницу и ниоткуда нельзя проникнуть внутрь. С лестницы невозможно попасть в коридор, сеньор Дронго, можно только выйти на первом этаже.
– Рядом есть аварийный выход, – напомнил Дронго. – Ваши люди проверили и его?
– Конечно, мы все проверили. Получается, что убийца ждал свою жертву в номере. А затем, совершив убийство, каким-то образом ушел отсюда, спустившись по аварийной лестнице.
– Тогда как он попал в номер? – спросил Дронго. – Ведь он все равно должен был каким-то образом попасть в номер. И где прятался? Сначала в номер поднялся Марк Лабунский и никого не заметил, а затем здесь были мы с Обозовым и убитая. И никто не видел предполагаемого убийцу. Получается, что убийца появился здесь невероятным образом. Убил свою жертву и растворился.
– Я бы не шутил на вашем месте, – мрачно посоветовал комиссар, – мне придется попросить вас никуда не уезжать из Рима еще несколько дней.
– У меня дела, – возразил Дронго.
– Но вы главный подозреваемый, – парировал комиссар. – Извините меня, но я не могу разрешить вам покинуть Рим. Пожалуйста, задержитесь на несколько дней.
– Хорошо, – кивнул Дронго, поняв, что спорить не стоит.
– Спасибо, сеньор Дронго, за понимание наших проблем, – устало сказал комиссар.
Дронго поднялся и, кивнув комиссару на прощание, вышел из гостиной. В коридоре он встретил Андреа и еще одного сотрудника полиции.
– Извините, Андреа, – сказал Дронго, – я хочу осмотреть аварийный выход.
– Он рядом с вами, сеньор, – показал Андреа на дверь, над которой была специальная табличка с надписью «Выход».
Дронго открыл дверь. Осмотрел лестницу. И закрыл дверь. Затем спросил у Андреа:
– Где участники нашего совместного ужина?
– В соседнем номере, – сообщил Андреа, – комиссар просил не расходиться. Вам нужно подождать вместе с ними.
– Хорошо, – сказал Дронго.
Он не стал ревновать к Уорду Хеккету. В конце концов комиссар Террачини имел право на свои пристрастия. Хеккету он разрешил остаться в апартаментах Лабунских, а Дронго удалил. Если учесть, что первого он знал много лет, а второй был в числе главных подозреваемых, то все было правильно.
Дронго вошел в соседний номер, где находились ошеломленные сегодняшним событием люди. Жураева сидела в кресле, а муж устроился рядом на стуле и держал ее руку в своих, словно пытаясь защитить жену от волнений. На диване устроились супруги Соренко. В другой комнате в полном одиночестве сидел Марк Лабунский. Он курил сигару, и никто не решался его потревожить.
Обозов сидел у стола и что-то сосредоточенно писал. Торчинский сидел в кресле на балконе. Все были в подавленном состоянии.
– Вас тоже попросили к нам присоединиться? – спросил Леонид Соренко. – Этот комиссар потратил все время на беседы вместо того, чтобы проверить соседние номера. Возможно, убийца прячется там.
– Они проверяют все вокруг, – возразил Дронго, усаживаясь на стул рядом с Обозовым, – но ему кажется, что убийцу нужно искать среди нас.
– Он идиот, этот ваш комиссар, – гневно заявил Жураев, – можно было догадаться, что здесь приличные люди.
– Да, – согласился Дронго, – но иногда приличные люди приходят в собор и там громко ссорятся.
Елена Жураева вздрогнула. Она взглянула на мужа и едва не расплакалась. Тот сжал ей руку.
– Что вы хотите этим сказать? – разозлился Дмитрий. – Почему вы позволяете себе подобные намеки?
– Потому что я люблю Рим и иногда хожу в соборы, – спокойно продолжал Дронго, – например, сегодня днем, хотя нет уже вчера, я был в соборе Сан Джованно ин Латерано...
– Хватит, – простонала Елена.
– Чего вы от нас хотите? – зло спросил Жураев.
– Ничего. Хотел с вами переговорить. Может, выйдем на балкон?
В отеле были просторные балконы, обвитые плющом. На каждом из них в специальных деревянных ящиках росли роскошные цветы. Жураев с Дронго вышли на балкон. Торчинский недовольно взглянул на них.
– Вы должны разговаривать именно здесь? – спросил певец.
– Да, – невежливо ответил Дронго, – и будет неплохо, если вы вернетесь в комнату. Нам нужно поговорить.
Торчинский удивленно взглянул на него, но ни о чем не стал спрашивать. Он поднялся и вышел с балкона.
– Что вы плели насчет собора? – грубо спросил Жураев.
– Не так нагло, – посоветовал Дронго. – Я слышал, как вы обменивались комплиментами в адрес семьи Лабунских. Вы, кажется, не хотели, чтобы договор был подписан.
– Не так громко, – оглянулся Жураев. – Что вы делали в соборе? Следили за нами?
– Нет. Я оказался там случайно. И видел, как вы нервничаете. Ведь ваша жена даже не хотела сюда идти.
– Это непорядочно. Шантажировать нас подслушанным разговором...
– Вы не поняли, – сказал Дронго, – никто не собирается вас шантажировать. Мне нужно всего лишь разобраться в ситуации. Понять, что именно произошло. Поэтому я и позвал вас сюда. Иначе я задал бы свои вопросы при всех.
– Что вы хотите?
– Понять, почему не стоило подписывать этот договор.
– Я работаю на одну финансовую группу, а Марк Лабунский возглавляет другую. Наши интересы не всегда пересекаются.
– И он, зная это, пригласил вас к себе на ужин?
– Он думает, что в нашей группе его друзья, – вздохнул Жураев, – но это не совсем так. Когда речь идет об очень больших деньгах, все быстро забывают и про дружбу, и про порядочность. Как будто вы не знаете.
– Ясно, – нахмурился Дронго. – Чем больше сталкиваюсь с новыми капиталистами, тем больше вас ненавижу. Наверно, Лабунский мог подозревать нечто подобное.
– Не думаю, – торопливо сказал Жураев, оглядываясь на дверь, – скорее, не знаю. Но у него хорошие отношения с президентом нашего банка и с председателем совета директоров.
– Во время ужина вы вместе со своей супругой вышли из ресторана. Куда вы пошли?
– Ей нужно было в туалет, и я ее проводил.
– И потом никуда не отлучались?
– Нет. Хотя, да. Поднялся в холл и узнал, не было ли на мое имя факса. Потом спустился вниз и подождал жену.
– Ждали указаний из своего банка, – понял Дронго. – Вы, очевидно, уже успели им сообщить о готовящемся подписании.
– Я не стану отвечать на ваши оскорбления, – ответил Жураев.
В этот момент на балкон вышел Станислав Обозов. Взглянув на явно взволнованного Жураева и мрачного Дронго, он спросил:
– У вас проблемы?
– Нет, – ответил Дронго, – уже никаких проблем.
Они вернулись в гостиную. Торчинский взглянул на них, но ничего не сказал. Из соседней комнаты вышел Марк Лабунский.
– Очень хочется курить, – признался он, – и мне, кажется, нужно выпить.
– Нам всем нужно выпить, – поддержал его Леонид Соренко, – я закажу в ресторане бутылку виски. Эти маленькие бутылочки в мини-баре вмещают аптекарскую порцию.
– У нас в президентских апартаментах есть большие бутылки, – напомнил Марк, – может, нам разрешат вернуться в наш номер и взять мои сигары и две бутылки виски. Обозов, узнай у полицейских, можно ли забрать виски и сигары.
– Сейчас узнаю.
Обозов вышел из номера. Спустя некоторое время он вернулся с коробкой сигар и двумя бутылками виски, одна из которых была открыта. Он поставил бутылки на стол, положил коробку с сигарами. Торчинский недовольно покосился на сигары, но ничего не сказал.
Лабунский взял сигару, закурил и отошел в угол комнаты. Все смотрели на него, словно ожидая, что он сейчас может скажет.
– Вот такие дела, – наконец негромко произнес Марк, и все невольно посмотрели на него.
– Леонид, – сказал, словно вспоминая, Лабунский, – тебя ведь долго не было, а когда ты вернулся, придумал сказку про падение в туалете. Где ты был все это время?
– Я упал. Честное слово, я упал, – пробормотал Соренко, нервно оглядываясь по сторонам. – Я действительно упал.
– Ладно, – прервал его излияния Лабунский, – мне интересно другое. Кто мог подняться в наш номер и украсть Катины драгоценности? Ты не знаешь, Клавдия, кто это мог быть?