– Вы что меня подозреваете? – испугалась Клавдия. – Меня, ее сестру? Да я бы себе руки отрезала, чем такое сделала.
– Я не говорю, что это ты. Я спрашиваю – кто это мог сделать?
– Не знаю. Откуда мне знать. Катя никогда не говорила мне о своих проблемах.
– Но кто-то ее убил! – закричал Лабунский, бросая сигару в угол. Она упала, и от нее во все стороны полетели искры. Обозов подошел, поднял сигару и, сломав ее, потушил в пепельнице.
– В номер мог попасть только человек, имеющий две карточки, – напомнил Соренко, – от кабины лифта и от вашего номера.
– От номера необязательно, – тихо сказал Лабунский, – может, это был знакомый и она сама открыла ему дверь. Или он сказал, что является сотрудником гостиничной службы. Все могло быть: она не знала, что такое осторожность. Была безрассудной.
– Почему тогда он не убил ее сразу, а прошел с ней в спальню? – спросил Торчинский.
– Не знаю, – зло ответил Лабунский, – я сам ничего понять не могу. Обозов, где мои карточки?
– Я отдал их комиссару, – сообщил Обозов.
– У вас, Торчинский, есть свои карточки?
– Есть, – ответил Олег, – но они от моего номера и от кабины лифта.
– Выходит, что карточки были только у Кати, у Обозова и у вас, – сказал, обращаясь к Торчинскому, Леонид Соренко.
– Получается так, – согласился Олег.
– Может, вы их кому-нибудь отдавали? – осведомился Соренко.
– Нет, никому.
– А вы, Обозов?
– Только комиссару.
– Тогда получается, что никто из нас не мог подняться на этаж, – сделал заключение Соренко.
Дронго подошел к мини-бару и достал бутылочку апельсинового сока.
– Достаньте мне яблочный сок, – попросила его Клавдия Соренко.
Дронго достал вторую бутылочку и протянул ее женщине.
– Нужно принести лед для виски, – вздохнул Обозов, взглянув, как Лабунский наливает себе виски.
Жураев подошел и тоже плеснул себе полстакана. Обозов уже взял ведерко для льда, чтобы принести лед, как его опередила Клавдия Соренко. Она чувствовала себя самой близкой родственницей покойной. И соответственно – самого Марка Лабунского.
– Сидите, я принесу, – сказала она, выходя из номера.
Машина для выработки льда была напротив их номера. Клавдия вернулась через минуту с полным ведерком льда. Она достала щипцы и осторожно положила несколько кусочков сначала Лабунскому, а затем – своему мужу. Потом отдала ведерко Жураеву, чтобы он сам положил себе лед. Соренко плеснул себе виски из начатой бутылки.
– Я не знаю, кто это сделал, – сказал Соренко. Он был немного пьян. – Но мы все равно найдем этого типа. Мы его все равно найдем.
– Тебе нужно проспаться, – грубо оборвал его Марк Лабунский.
Он подошел к коробке с сигарами, взял одну и, держа ее в руках, потянулся за своим стаканом.
– Она была прекрасным человеком, – вздохнул Торчинский.
Все молчали. Никто не сказал ни слова. Ни в поддержку, ни в опровержение. Лабунский обвел всех присутствующих недовольным взглядом и, взяв свой стакан, вышел на балкон. Он щелкнул зажигалкой, и все слышали, как он положил зажигалку на столик.
– Какая странная ночь, – произнесла Елена Жураева.
И в этот момент послышался звон разбитого стакана. Все повернулись в сторону балкона. Обозов и Соренко поспешили туда. Марк Лабунский пытался схватиться за перила, но не сумел. И рухнул на пол, опрокинув столик. Золотая зажигалка полетела на пол и упала рядом с ним. Соренко бросился к Марку. Обозов пытался поднять ему голову, но все было напрасно. Когда остальные мужчины вышли на балкон, Марк Лабунский был мертв.
Глава восьмая
– Нет! – закричала Клавдия, услышав печальное известие. Обозов, наклонившись к своему бывшему патрону, попытался нащупать его пульс. Затем поднял голову и покачал головой. Торчинский ошеломленно смотрел на лежавшее перед ним тело. Соренко хмурился, лицо Жураева совершенно окаменело. Только Дронго старался сохранить хладнокровие. Он тоже попытался нащупать пульс Лабунского. Затем поднял голову и негромко сказал:
– Умер.
– Нужно позвать полицию, – сразу предложил Соренко.
– Сначала нужно выяснить, почему он умер, – возразил Жураев.
– Что вы хотите этим сказать? – насторожился Соренко.
– Ничего. Просто мне кажется естественным подозревать кого-то из присутствующих.
– Послушайте, Жураев, – зло выговорил Соренко, – мне кажется, вам доставляет удовольствие положение, в которое мы попали. А меня оно совсем не устраивает. Поэтому я собираюсь пойти и позвать полицейских, пока они еще в отеле. Если дальше пойдет в подобном темпе, боюсь, мы все не сможем дожить до утра.
– Убийца среди нас, – согласился Обозов, оглядывая всех настороженным взглядом.
– Почему вы считаете, что его убили? – поинтересовался Дронго.
– А вы полагаете, что он умер от инфаркта? Или у него был инсульт? – зло спросил Обозов. – Вам не кажется странным, что здоровый мужчина в расцвете сил вдруг умирает. Конечно, его убили...
– Помолчите, – попросил Дронго снова наклонясь к убитому. Он еще раз попытался нащупать пульс, проверил зрачки, дотронулся до губ.
– Его отравили, – кивнул Дронго, – вы были правы, Обозов. Его, конечно, отравили цианидом. Только я хотел бы уточнить, кто именно принес эти две бутылки. Кажется, вы, Обозов?
– Одна бутылка еще стоит на столике, – показал в сторону комнаты Обозов, – а из второй мы все пили. Если я бросил в бутылку яд, то почему тогда не умер никто другой? Вам не кажется, что в таком случае все, кто пил из этой бутылки, должны лежать сейчас на полу.
Соренко внезапно громко закашлял, и все посмотрели на него. Он покраснел, посмотрел на остальных и виновато сказал:
– Я поперхнулся.
– Нужно позвать комиссара, – вздохнул Жураев. – Представляете, что он про нас подумает. Решит, что мы настоящая «русская мафия». Два убийства за один вечер. Это много даже для Италии.
Дронго исследовал остатки разбитого стакана. Его внимание привлек кусочек льда, лежавший на полу. Он поднял голову:
– Кто приносил лед?
Соренко снова начал кашлять. Обозов посмотрел на него и негромко сказал:
– Кажется, Клавдия.
Все посмотрели туда, где сидела бледная от ужаса Клавдия. Увидев, что все смотрят в ее сторону, она испугалась еще больше.
– Она всем давала лед, – неуверенно пробормотал Леонид Соренко.
– Вот именно, – почему-то раздраженно сказал Обозов. Затем посмотрел на Дронго: – Мы теряем время. Позвать комиссара?
– Конечно, – кивнул Дронго, – я думаю, будет правильно, если мы не будем ничего трогать. Давайте вернемся в комнату и дождемся полиции.
Он еще раз посмотрел на остатки разбитого стакана. Затем, внезапно наклонившись, принюхался. «Никакого запаха», – подумал он, глядя на остатки виски, разлитые по полу. Осторожно, стараясь не наступить на лужицу, Дронго вышел в гостиную. Обозов уже вышел из номера, чтобы позвать комиссара Террачини из соседнего номера. Все подавленно молчали. В комнате кроме Дронго сидели пять человек. Леонид и Клавдия Соренко, Дмитрий и Елена Жураевы, Олег Торчинский. «Вместе с Обозовым их шестеро, – подумал Дронго. – Получается, что они главные подозреваемые. Ведь Марк Лабунский скончался так внезапно, словно его отравили. Он занимался спортом и не был похож на гипертоника с больным сердцем, хотя после смерти жены, вполне мог переволноваться».
– У него были проблемы с сердцем? – спросил Дронго у Клавдии Соренко.
Она покачала головой:
– Никогда. Он занимался спортом. Был абсолютно здоровым человеком.
Едва она произнесла эту фразу, как дверь стремительно открылась и в комнату вбежали комиссар, несколько сотрудников полиции и Уорд Хеккет. За ними вошел Обозов. Террачини поспешил на балкон, сотрудники полиции бросились к погибшему.
– Вот это да, – сказал Хеккет, выходя на балкон, – это уже просто кровавая драма. Какой-то «Тит Андроник» получается. Кто его отравил?
Вопрос был риторический. Хеккет обвел взглядом всех присутствующих, потом насмешливо заметил:
– Кажется, вы решили перебить друг друга. Я думаю, вам лучше не мешать. Запереть вас в каком-нибудь номере, и вы будете истреблять друг друга до тех пор, пока не останется один – самый сильный.
– Хватит, Хеккет, – раздраженно сказал Дронго, – не время для каламбуров.
– А я не шучу. Вы опять оказались случайным свидетелем. Честное слово, я могу подумать, что их убивают не без вашего участия. Как он умер?
Хеккет смотрел на Дронго, но тот промолчал. Тогда Хеккет посмотрел на Обозова.
– Он стоял на балконе и пил виски, – объяснил Обозов, – мы были в комнате. Внезапно он пошатнулся и уронил стакан. А потом упал на пол. Мы бросились на балкон – он был мертв.
– А кто наливал ему виски? – спросил Хеккет.
– Никто. Он сам налил себе из бутылки, – показал на бутылку Обозов.
Он хотел до нее дотронуться, но раздался резкий оклик комиссара:
– Не трогайте бутылку! – Комиссар вошел в комнату и взглянул на собравшихся. – Его отравили, никаких сомнений нет. Его отравили, – повторил комиссар, – у погибшего синие губы. Я думаю, что сейчас вернутся наши эксперты и сделают предварительное заключение. Если бы я знал, что вы собираетесь убивать друг друга, я бы не отпустил нашу бригаду, – в сердцах добавил комиссар. Затем взглянул на Дронго. – Вы все еще здесь? И вы, конечно, опять оказались случайным свидетелем и ничего не видели?
– Видел, – спокойно парировал Дронго, – видел, как он умер.
– Вы издеваетесь? – спросил комиссар. – Мне кажется, вы опять главный свидетель и главный подозреваемый. Это вы принесли бутылку из соседнего номера?
– Нет, – ответил Дронго, – к сожалению, не я.
– Почему, к сожалению?
– Тогда бы я точно знал, что в бутылке ничего не было. Хотя я думаю, она ни при чем. Из этой бутылки пили несколько человек, и ничего с ними не случилось. Поэтому вы напрасно считаете, что найдете яд в бутылке.
Комиссар подошел к столу, посмотрел на бутылку виски. Потом обернулся и приказал:
– Никому не дотрагиваться до этой бутылки.
Все сидели на своих местах. Никто и не собирался этого делать. Комиссар устало опустился на стул. У него были красные, воспаленные глаза. Очевидно, он рассчитывал уехать сегодня ночью домой, чтобы завтра допросить остальных участников встречи. Но второе убийство перечеркнуло все его планы.
– Мы будем сидеть с вами до утра, – зло сообщил комиссар, – и каждый из вас будет мне рассказывать, где он был в момент смерти Лабунского. И я не уйду из этой комнаты, пока не найду убийцу. Предположим, что его супругу убили из-за драгоценностей, которые мы пока так и не нашли. Но почему убили ее мужа? Допустим, в отеле действовал неизвестный грабитель, который каким-то неведомым мне образом прошел в номер Екатерины Лабунской и задушил ее. Но кто тогда убил ее мужа? Здесь не было никого, кроме вас. И я могу полагать, что один из вас или двое принимали непосредственное участие и в убийстве Лабунской, и в убийстве ее мужа.
– Может, в него стреляли? – вставила Елена Жураева. – Может, в него стрелял какой-нибудь киллер?
Она плохо понимала по-английски, но смогла уловить смысл некоторых слов комиссара. Высказав свое предположение, она взглянула на остальных. Жураева слышала это слово по телевизору и теперь вспомнила о наемных убийцах, про которых рассказывали в одной популярной передаче. Муж толкнул ее локтем и громко прошептал: «Дура». Жураева обиженно замолчала.
– Что она сказала? – спросил Террачини.
– Она считает, что в Лабунского могли стрелять, – засмеялся Хеккет, который понял, что именно сказала женщина.
Комиссар достал сигареты. Потом взглянул на Торчинского. Тот молчал, не решаясь возражать, и комиссар, щелкнув зажигалкой, закурил сигарету.
– Кто принес бутылку? – снова спросил комиссар.
– Я, – ответил Обозов, – я принес обе бутылки. Вот они стоят на столике. Одна начатая, я ее так и взял из нашего номера. А другая – закрытая. Ваш помощник разрешил мне забрать бутылки. Я принес их в наш номер, и Лабунский налил себе виски из этой бутылки.
– Кто-нибудь еще пил из этой бутылки? – спросил комиссар.
Обозов перевел его вопрос для всех присутствующих.
– Я, – ответил Жураев, – я наливал себе из этой бутылки.
– И я, – вставил Соренко, – я тоже сделал несколько глотков.
– Вот видите, – сказал Дронго, – с ними ничего не случилось.
– Кроме виски он ничего не клал к себе в стакан? – спросил Хеккет. – Обычно кладут лед.
– Он положил лед, – кивнул Обозов. – Клавдия принесла нам ведерко льда, и он положил себе в стакан лед. Но лед положили и все остальные.
– Клавдия Соренко – сестра его жены? – уточнил комиссар.
– Да, – ответил Обозов.
– Она единственная наследница погибших? – спросил Террачини.
Обозов улыбнулся. Он посмотрел на Дронго и улыбнулся еще шире.
– Что смешного я спросил? – разозлился комиссар.
– Вы думаете, что их убили, чтобы получить наследство? – спросил в свою очередь Обозов.
– Я только хотел уточнить, кому было выгодно убийство супругов Лабунских. Получается, что – сестре погибшей.
– Нет, – сказал Обозов, – она двоюродная сестра, кузина. По нашему законодательству она не считается родственником первой степени. Сначала идут дети, потом – родители, затем – внуки, родные братья, сестры. В общем, до Клавдии Соренко очередь бы не дошла.
– У погибших были дети?
– Нет. Но у Лабунского жива мать. И есть родной брат, а у его жены – родная сестра. Поэтому вряд ли ваши подозрения имеют хоть какие-то основания.
– Это мне решать, – поднялся со своего места комиссар. – Итак, начнем все заново. Убийство произошло у всех на глазах. Если в бутылке ничего не было, если со льдом ему не положили яда, то получается, что убийца бросил яд в стакан погибшего. Такое может быть?
– Нет, – сказал Дронго, – не может.
– Почему? – мрачно осведомился комиссар.
– Лабунский поставил стакан на столик, – пояснил Дронго. – Я стоял рядом и видел, как он взял стакан, положил в него лед, взял сигару и вышел на балкон. А потом мы услышали, как разбился стакан и Марк упал на пол.
– Значит, стакан был не все время у него в руках? – уточнил комиссар.
– Нет, он находился на столике, – показал на столик в центре гостиной Дронго, – и если кто-нибудь попытался бы взять стакан, мы бы все это увидели. Уверяю вас комиссар, что ничего подобного не было.
– Вы считаете меня идиотом? – покраснел от возмущения комиссар. – Вы же опытный эксперт, наверняка тоже видите явные признаки отравления. А его синее лицо? И вы считаете, что его не отравили?
– Нет, – сказал Дронго, – я считаю, что его отравили.
– Тогда каким образом? – заорал комиссар. – Каким образом этот проклятый убийца попал в их номер и задушил его жену? Каким образом неизвестный убийца умудрился отравить Марка Лабунского, если до его стакана никто не дотрагивался?
– Не кричите на меня, – твердо сказал Дронго, – это не самый лучший способ.
– Извините, – чуть успокоился комиссар, – но вы сами видите, в каком я состоянии. Два убийства подряд. Можно сойти с ума. Все подозреваемые сидят в комнате, а я не знаю, кому предъявить обвинение.
В номер вошли сотрудники бригады, проводившие осмотр трупа Екатерины Лабунской.
– Опять убийство? – невесело спросил один из них. Но увидев лицо комиссара, осекся и поспешил на балкон.
– Паоло, – позвал своего помощника комиссар, – возьми людей и обыщи все номера в нашем отеле. Все без исключения.
Он с вызовом посмотрел на Дронго, но тот промолчал.
– Это не законно, – попытался вставить Торчинский.
– У меня нет другого выхода, – объяснил комиссар, – зато есть веские основания полагать, что в ваших номерах можно найти какие-нибудь предметы, орудия убийства. Хотя вы правы. Сначала мы проведем личный досмотр. Ведь если убийца отравил Марка Лабунского и никто не выходил из номера после его смерти, значит, можно предположить, что яд все еще находится у преступника.
– До смерти Лабунского из номера выходили Обозов и Клавдия Соренко, – напомнил Дронго. – Если убийца решился на такое дерзкое преступление, значит, он предполагал что его могут обыскать.