А Мышкин – городок его кондовый, родина его изначальная – за это время совсем не изменился. Пристань все та же, и Волга все та же. И сын его Игореха тоже не изменился, не вырос особо даже – пацан мелкий. Жена Ольга, брошенная, покинутая, – о, та изменилась кардинально! Гордость свою женскую окончательно в землю втоптала. Звонит и звонит на его мобильный – плачет, упрекает, грозит, скандалит. Он, Канталупов, у нее теперь и сволочь, и подонок, и гад ползучий…
Насчет последнего эпитета она, пожалуй, и права – дракон, он ведь и правда гад, из семейства гадов. В грязи, несмотря на все свои радужные крылья, чешуйчатое брюхо волочит.
Ничего, поползаем еще немного в этой грязи, в крови… А потом возьмем и взлетим на крыльях мечты. Ждать совсем недолго уже осталось. А препятствия, что на пути к общей цели внезапно возникли, уже общими же усилиями близки к устранению.
Мимо Канталупова по неосвещенному шоссе промчалась на большой скорости машина. За ней другая. Тишину ночи вспорол рев мотоцикла. Канталупов сбавил скорость, уступая дорогу, – что ж, народ съезжается. Скоро и там, в лесу у озера будет целая толпа, как и в том затхлом дворце культуры завода точной механики застойных времен.
Через два километра он свернул направо – на просеку. Свет фар выхватывал из темноты длинную вереницу припаркованных автомобилей. И они все продолжали прибывать. Хлопали крышки багажников, двери, пикала сигнализация. Из машин высаживались шумные компании. Канталупов подъехал к озеру и оставил свою «Тойоту» в лесу. Темнота не пугала и не смущала его – здесь он бывал не раз и даже с закрытыми глазами мог найти дорогу к воде.
– Я бываю здесь регулярно. Подзаряжаюсь. Тут просто сумасшедшая энергетика. Чувствуешь себя на двадцать лет моложе…
– Что ни говори, а в языческих перформансах был и сохранился некий целительный посыл…
– Импульс!
– Я и говорю: посыл. Осторожнее, тут контейнер-мусоросборник.
– Девчонки, а какие сюда мужики порой на огонек заглядывают – отпад! Я зимой семинар Тантры-йоги посещала. Так там одни дохляки закомплексованные. Руки потные, нервные все какие-то, зажатые, пугливые как зайцы. А тут у Брата Стефана и сестры Анны совсем другой народ. В прошлый раз я с одним таким познакомилась – так думала, что…
– А сексом обязательно заниматься?
– Ну, можешь, конечно, строить из себя пай-девочку, только…
– Да я просто спросила, ты что? Я же сама хотела…
– Ой, а свечи-то мы не забыли?
Мимо Канталупова, оживленно перешептываясь, прошмыгнула стайка молодых женщин – явно подруг.
Люди все прибывали. Казалось, в самом воздухе ночи витало какое-то странное всеобщее возбуждение, и оно нарастало с каждой минутой. В темных зарослях, не дожидаясь начала действа, уже вовсю обнимались парочки. В сумках звякали бутылки. Канталупов прошел мимо двух парней, целовавшихся взасос возле красного спортивного «Мерседеса». Тут и там в ночи мерцали оранжевые огоньки. Это возжигались свечи, их становилось все больше и больше – точно сюда, к озеру, слетелся целый рой светляков. Со всех сторон слышались приглушенные голоса:
– В прошлый раз сестра Анна говорила, что Изида смогла зачать ребенка даже от мертвого Озириса. Существуют мощные магические ритуалы, которые лечат импотенцию лучше всякой «Виагры»… Только надо послать к черту предрассудки и брезгливость.
– А мне только и остается теперь, что просить Изиду. Моего Сашку совсем простатит замучил. Я с прошлого здешнего сеанса фигурку священную привезла ему, ну у которой член-то шевелится, а он так на меня разорался… Шваркнул ее прямо в камин, идиот… Я ему говорю – я за нее триста баксов сестре Анне уплатила, это действенный амулет, ради нас же с тобой стараюсь. А он орет: «Дура набитая!» – точно это я виновата, что у него простатит…
– Тут мне рассказывали про одну бабу, жену бизнесмена. Посещала она эти мистерии. Так вот ей очень помогло – родила, представляете? Причем никакие там пробирки, никакие суррогаты не понадобились. Ну, уж а если магия Изиды-Осириса моего благоверного оживить не поможет, ей-богу, буду на стороне замену искать. А что? За этим сюда многие ездят…
– А как же СПИД?
– Какой может быть СПИД на священных мистериях? Брат Стефан объяснял же нам, это все – как бы мгновенный перенос в прошлое на звездолете мироздания… Ну, и потом, либо – либо, тут уж всякий сам себе выбирает – бояться или просто на все эти страхи забить. Но вообще за все время тут никто пока ничем не заразился – наоборот исцеление обрели, надежду…
– Знаете, я потом в нашем банке парня случайно встретила, ну, с которым мы здесь… Он так на меня глядел! Меня аж прожгло. Как все же мужики меняются, когда им есть что вспомнить…
Сдавленный смешок, и еще одна женская не в меру болтливая компания скрылась в зарослях. Иван Канталупов остановился, давая этому бабью убраться подальше с глаз долой. Сердце, как колокол, било в грудь. Он снова представил себе Ирину. Нет, нет – Дракон сказал нет – светлой королеве тут не место.
В ночи горели уже десятки свечей. Вспыхивали факелы, темнота отступала. Берег небольшого круглого лесного озера был заполнен людьми. В черное небо кто-то запустил флэш-файер. Двое парней пронесли на плечах большой деревянный ящик, похожий на гроб. Он был очень тяжел – доверху набит плодородной землей. В его деревянной крышке были просверлены отверстия, через которые пробивалась густая изумрудная зелень свежих всходов. По толпе прошел гул оживления. Тут и там вспыхивали все новые огни. Над озером плыл густой цветочно-цитрусовый аромат. Как обычно, собравшиеся навезли с собой массу ароматизированных аксессуаров.
– А что означает этот ящик?
За спиной Канталупова теснились вновь прибывшие. Видимо, их привез на озеро какой-то адепт-завсегдатай. Новички были сплошь молодежь – парни, девчонки. Они приплясывали, подпрыгивали на месте от нетерпения и любопытства.
– Я же объяснял вам, Люся, ящик – это сакральный символ бога Озириса, земля – это его темная сторона, всходы – прорыв из тьмы к свету. А столб – Джэд, это, так сказать, фаллический символ…
– Вон, вон его поднимают. Он встает. Я вижу! А почему он на плоту в воде?
– Вода – это квинтэссенция женского начала. А где должен помещаться вселенский бог-фаллос, как не в женской стихии?
– Простите, Самсон Аркадьевич, я не поняла…
– Вы смотрите, Люся, смотрите. Такие вещи постигаются визуально…
У самого берега в воде кипела работа – собравшиеся поднимали с помощью веревок высокий гладко отесанный столб, увенчанный рогами, вырезанными из дерева. Столб крепился на небольшом плоту, убранном травой и срезанными ветками. Плот оттолкнули багром, и он медленно поплыл на середину озера. Несколько мужчин и женщин бултыхнулись следом в воду и уцепились за его края. В свете факелов, флэш-файеров и восковых свечей, оставленных у самой кромки воды, плот напоминал спину огромной рыбы, в которую вонзили рогатый гарпун. Рога столба-Джэда четко вырисовывались на фоне звездного неба, нацеливаясь на Млечный Путь.
Под звездами Млечного Пути и рогами Иван Канталупов и увидел его. Он стоял неподвижно, прислоняясь спиной к столбу. Тело его было влажно от воды, белое льняное парео, прикрывающее бедра, намокло. По толпе прокатился рев, свист, радостные возгласы. Словно на рок-концерте, собравшиеся приветствовали любимого исполнителя и жаждали его песен. Он протянул руки, словно собираясь обнять всю эту разношерстную, гомонящую, жадную до зрелищ орду.
Иван Канталупов внезапно почувствовал, как у него перехватило горло, – он , этот человек… Брат Стефан… Канталупов сейчас чувствовал к нему такую любовь, такую благодарность… Он спас ему жизнь там, на Крымском мосту, и он же вернул ему надежду на счастье, твердо пообещав Ирину.
Человек на плоту в белом мокром парео был выше среднего роста, сухощавый, среднего возраста, однако внешне моложавый, стройный. У него была загорелая кожа и белесые волосы – и цвет их в свете огней был какой-то неживой.
«А-а-а-а! – пронеслось по толпе. – О-о-о-о-о! Оле-оле-оле-е!»
Иван Канталупов начал протискиваться ближе к воде. Ведь он ехал сюда, к нему, из такой дали. Он ехал не просто так, а по важному, чрезвычайно важному делу.
Но его опередили. Из толпы вытолкнули парня в полосатых звездно-американских плавках. Он вел себя странно – то и дело запрокидывал кудрявую голову, смеялся. Движения его были сильны и пластичны и вместе с тем беспорядочны. С разбега он бухнулся в воду и поплыл к плоту мощным брасом. Канталупов видел, что он ждет пловца. Когда тот, мокрый и задыхающийся, вскарабкался на плот, толпа снова начала скандировать, петь «Оле-е– Оле!», как на футбольном матче. Но вопли утихли, едва лишь заговорил он :
– Входи. Зачем ты прибыл к нам?
– Я прибыл, потому что… я просто не мог иначе.
Голос новичка прерывался. Не то чтобы он был очень пьян, однако же…
– В каком состоянии ты прибыл? – он говорил с новичком как всегда мягко, звучно, доброжелательно.
– Я… это, я очищен от грехов. Со мной полный ништяк. И я это… я полон желаний.
– Кто ждет тебя?
Иван Канталупов видел: новичка охватило замешательство. Обычно мистериальный текст загодя заучивался наизусть, но молодость, легкомыслие, возбуждение, вино и травка многим мешали запомнить все слово в слово. Но и к этим чисто человеческим слабостям он был весьма снисходителен.
– Меня ждет этот… как его… Тот, чей свод из огня, чьи стены из змей живых, чей вдох – ваша кровь, чей выдох – ваши мечты, – новичок отбарабанил все это раскатистой скороговоркой.
– Скажи нам, кто он?
– Это Озирис Преображенный, Вечный, вернувшийся к нам! – новичок в эйфории восторга обнял столб-Джэд, запечатлев на этом символе вселенского фаллоса смачный поцелуй, а затем с радостным воплем сиганул с плота назад в озеро. Тело его ушло под воду. Прошла минута, а он все не всплывал. На берегу воцарилась тишина. Все ждали. Иван Канталупов наблюдал прежде такое не раз – вся штука была в том, сколько времени очередной новичок продержится.
– Йах! – пронзительно воскликнул человек на плоту, и следом за ним люди на берегу вскинули руки над головой, указывая на взошедший над озером месяц.
– Йах! – повторил Иван Канталупов одними губами. – Лунный серп. Эх, видели бы, видели его родные мышкинцы, сейчас, здесь, повторяющим слова магической, истинно великой формулы, смысл которой скрыт от глупой толпы, приехавшей на озеро в погоне за раскрепощенным сексом и острыми ощущениями.
– Ашер! – провозгласил человек на плоту, и следом за ним люди на берегу наклонились в едином порыве и зачерпнули у себя из-под ног горсти земли.
– Ашер! – повторил Канталупов. – Земля.
– Нефертум! – воскликнул человек на плоту. И, словно вызванный этим окриком, из воды, как черт из табакерки, выскочил полузадохшийся, отфыркивающийся новичок. Он пробыл под водой полторы минуты, чем и показал, что выдержал первое на пути к Озирису испытание.
«Нет, – подумал Канталупов, – на нефертум – прекрасный колос, черный колос этот придурок совсем не похож».
Нефертум – прекрасный колос, черный колос, срезанный лунным серпом, упавший на землю… Жертва великой июньской жатвы.
Как же давно была эта жатва, и как это давно теперь близко им всем, тем, кого он называет своими братьями и сестрами!
Толпа на озере глухо, нестройно затянула ритуальный гимн Озирису: «Многоименный! Преображенный! Дивный образами, темноликий! Тайный обрядами в храмах! Скрытый в земле…»
Над озером с треском разорвалась петарда. Красно-зеленый сноп огней взмыл над водой, точно дракон махнул своим хвостом и ударил по водной глади, сокрушая своих врагов. Плот причалил обратно к берегу. Человек в белом мокром парео сошел с него, и его тут же окружила толпа, сквозь которую было уже не пробиться.
– Что-то я не совсем врубился в этого вашего Озириса, – услышал Канталупов хрипловатый басок у себя за спиной. – На черта нам тут какой-то Озирис. Но телки тут и правда отвязные – Климыч не соврал. Но я вообще-то думал, что тут база нудистов.
– Серый, пошли, там в тачке две из Солнечногорска причапали – одна на меня прямо с первого взгляда запала. А подруга у нее как раз в твоем вкусе – смугляночка…
– Вы впервые тут?
– Я впервые?! Да я с супругой!
– А мы сюда уже четвертый раз приезжаем. Тут у нас есть две знакомые пары, ну мы и меняемся… Ощущения – прямо космические. Никогда не думала, что нас с мужем это настолько затянет…
В лесу и на берегу зажигались костры. Разговоры, смех становились все громче. Тащили ящики с пивом и красным вином. Июньская ночь только начиналась, только входила в свой ясный зенит.
Среди огней мелькали тени – кто-то кого-то уже преследовал, ловил, стискивал в объятиях, поднимал на руки, осыпая поцелуями и обещаниями, лукавя на каждом слове и изнемогая от всеобщего бьющего через край животного вожделения. Некоторые закрывались в машинах, но большинство уединялось с партнером или партнершей в зарослях кустарника, в овраге, в ельнике на берегу. В озере резвились голые пьяные купальщики. В кустах орешника нестройный хор молодых пьяных голосов вновь затянул ритуальный гимн.
Здесь, на берегу и в лесу, не было ни милиции, ни бдительной общественности, не было и чужих глаз. Здесь можно было раскрепоститься в доску, обрести любовника или любовницу на час, обменяться женами и мужьями, всласть обсудить с мимолетным партнером достоинства анального и орального секса, а потом и испробовать все сказанное на практике. Здесь никто никому не мешал и не читал нудной морали, здесь никто никого не боялся и не стыдился. Сюда, на ночные мистерии Озириса, приезжали скучающие бизнесмены и их жены, золотая молодежь и старые девы, зрелые мужчины и семейные пары, подруги, друзья, любовники, гомосексуалисты, лесбиянки, поклонники Инь – Ян и Камасутры, балерины, владельцы ресторанов, менеджеры, дантисты, художники свободных профессий, банковские клерки, туроператоры, танцовщицы, матери семейства, мужья, женатые вторым браком, бисексуалы, мазохисты, политики, уставшие от политики, и спортсмены, мечтающие сбросить стресс после ответственных состязаний. Здесь всем находилось место. Некоторых привело сюда плотское любопытство, других врожденная развращенность. Иных же, совсем немногих, духовная жажда и поиск новых богов.
Среди этой разгорающейся как пламя всеобщей оргии Иван Канталупов, хотя он и видел все это прежде и не однажды, как-то растерялся. Мышкинская закваска все же давала себя знать. Он искупался в озере, а потом вернулся к своей машине – то ли от усталости, то ли от рассеянности, то ли по иной какой причине, он забыл на заднем сиденье то, что, собственно, и должен был сегодня привезти и показать ему, то, что пока только еще ждало своего часа. «Что это у тебя, клюшки для гольфа? – с усмешкой спросила его сегодня днем Ирина. – Ты тут у нас в Москве увлекся еще и гольфом? Ну, ты совсем даешь!»
Канталупов сказал ей, что это складной спиннинг, но он бессовестно соврал. Да, Дракон впервые соврал своей возлюбленной королеве. Это был не спиннинг и не клюшки для гольфа – в спортивном чехле хранилась винтовка с оптическим прицелом. Канталупов приобрел ее за полторы тысячи долларов в Нальчике, куда специально летал по его личной просьбе. Сюда, на озеро в ночь мистерии он приехал к нему за дальнейшими инструкциями. Они и должны были стать кульминацией действа – той его тайной, сокровенной частью, которую из его уст сегодня достоин был услышать только он один – Дракон.