– Эти места сборищ, случайно, не вблизи от старого совхозного аэродрома «Бруски»? – спросил Колосов.
– Нет, это в основном Краснохолмский район – там озера, природа. От Москвы далеко. Каждый раз организуется что-то вроде выездного модного религиозного клуба для посвященных.
– А кто финансирует все эти собрания на природе?
– Само ООО «Пирамида», так же как и сеансы целительства, и выпуск духовной литературы, рекламных сопутствующих товаров – футболок с логотипами, значков, наклеек, ароматических свечей, разных снадобий. Предприятие весьма прибыльное, сколько уже лет существует. С отчетностью, с налогами – у них полный ажур. Налоговая инспекция постоянно проверяет – все законно.
– Но как же эта самая сестра Анна делами фирмы руководит? Я ж ее видел, – Колосов помолчал. – По-моему, она не того… Дегенератка какая-то.
– Странно. У нас таких сведений нет. Она сеансы свои ведет ярко, броско – якобы целительствует, будущее предсказывает как ясновидящая, медиума из себя изображает. Разве дегенератке такое актерство под силу?
Информация коллег из УБОП породила целый ряд новых вопросов. И Колосов тут же отправился на доклад к начальнику управления уголовного розыска, проинформировал и областную прокуратуру. После совещания он созвонился с сотрудниками, осуществлявшими наблюдение за виллой в Радужной бухте.
– Без особых происшествий, – доложили те, – Стахисы – брат и сестра – дом не покидали. Этот самый Брагин тоже там. Как приехал с ними, никуда не отлучался. Полчаса назад к воротам подъехала машина – бежевая «Тойота RAW».
– Бежевая говорите? Светлая? «Тойота»-внедорожник? Стахису такая принадлежит. А за рулем кто?
– За рулем парень лет тридцати, кроме него в салоне никого больше не было. Он позвонил по сотовому, и его пропустили внутрь, открыли ворота. Там у них полная автоматика.
Колосов представил себе эти ворота. Виллу Стахиса он видел на оперативной видеосъемке. Большой участок леса, огороженный высоким кирпичным забором. Вилла была построена на месте бывшей дачи главкома строительных и железнодорожных войск. Эта дача имела свою историю, поведанную местными сотрудниками: после путча генерал-строитель застрелился, и домом более десяти лет владела его вдова. Она никогда не приезжала в Радужную бухту. После ее смерти наследники выгодно продали дом и участок новым хозяевам. На месте старой деревянной дачи была построена европейская вилла с автономным электрогенератором, водопроводом и спутниковой антенной. Участок огородили глухим забором – точно стеной. И поставили автоматические ворота.
В половине одиннадцатого вечера Колосов не поленился и снова перезвонил на пост наблюдения:
– По-прежнему никаких изменений, – последовал доклад. – Окна второго этажа освещены, открыты настежь. На участке горит подсветка. Слышим, как в доме громко работает телевизор. Сюда никто больше не приезжал, и никто не уезжал отсюда.
Ах, если бы только оперативное наблюдение могло проникнуть за кирпичный забор и крепкие стены виллы! Доклад сразу бы сделался иным. В огромном доме во всех многочисленных его комнатах был включен свет. На втором этаже в зеленой гостиной грохотал роскошный широкоформатный телевизор. Но ни единого зрителя не было перед его экраном. Если бы наблюдение могло видеть сквозь толстые стены, то оно отыскало бы всех обитателей виллы в подвале.
Подвал был просторным и сумрачным, похожим на бункер бомбоубежища. Тут имелся и свой винный погреб со стеллажами, заполненными бутылками, и небольшой тренажерный зал. Имелось и еще одно помещение, отгороженное кирпичной перегородкой. Вход в это помещение охраняла крепкая стальная дверь с американским сенсорным замком. Он был настроен на биометрические данные гражданина Стахиса – брата Стефана и открывался лишь тогда, когда тот прикладывал к сенсорной панели указательный палец правой руки.
Но сейчас стальная дверь была распахнута настежь. В подвале, в отличие от второго этажа, свет был выключен. Только в комнате за стальной дверью с кромешной тьмой отчаянно боролись тусклые огоньки свечей. Царила напряженная тишина.
Возле открытой двери стояли двое – Иван Канталупов – это он прибыл на бежевой «Тойоте», засеченной наблюдением, и Антон Брагин. Канталупов никогда прежде не видел Брагина таким – лицо его было мертвенно-бледно и покрыто мелкими бисеринками пота. Белая крахмальная рубашка взмокла на спине и под мышками. Ворот был расстегнут, галстук отсутствовал. Брагин бессильно привалился спиной к кирпичной стене, словно ноги его – неутомимые, энергичные, хорошо тренированные ноги – отказывались его держать. Он так сильно, так дико, так панически волновался, что… глядя на него, и самому Ивану Канталупову становилось страшно. Сердце стискивало, будто железными клещами. «Что же это такое? – думал он в полном смятении. – Ведь сегодня только пролог к началу. А мы все так позорно трусим. Ведь мы же сами хотели этого. Жаждали, добивались… И вот это начинается. Начинается!! Так что же мы, здоровые взрослые мужики, трясемся, как овечьи хвосты?!»
Он покосился на Брагина – взгляд того был устремлен на высокую крепкую подставку – аналой в центре этой затхлой, пустой, замурованной комнатушки без окон. Подставка была покрыта черной тканью. На ней ничего пока еще не было, но Брагин смотрел туда неотрывно. Губы его дрожали. Оранжевые огоньки свечей, расположенных кругом на полу и вдоль стен, отражались в его остекленелых глазах.
Стояла могильная тишина. Сюда, в этот подвал, не проникало ни одного звука снаружи. Не доносился даже грохот боевика из включенного наверху телевизора. Но вот в темноте послышались шаркающие шаги. Кто-то медленно и осторожно спускался по винтовой лестнице.
Канталупов увидел знакомую высокую фигуру. Он был снова с ними. Сюда, в эту потайную подвальную комнату, он принес на руках свою сестру. Она цепко и преданно обвивала руками его шею. Он был в длинном темном жреческом одеянии, а она совершенно обнаженной. Ее маленькое хрупкое тело светилось фарфоровой белизной.
Тому, что должно было произойти здесь и сейчас, предшествовал подготовительный ритуал. Когда Канталупов приехал, этот ритуал уже начался. Он – очень сосредоточенный и серьезный – сидел в спальне на полу у ног своей сестры. Мыл ее ноги ритуальным настоем из розового масла и свежей свиной крови, вытирал их куском черного шелка. Гладил ее, успокаивал, тихо о чем-то просил. Она казалась безучастной ко всему, что он с ней делает. Нагота совсем ее не стесняла. В глазах было странное отрешенное выражение – она словно смотрела мимо них, сквозь них.
Кого видела она там, за их спинами, в темноте?
Иван Канталупов почувствовал, как при этой мысли и его охватила нервная дрожь. Он вспомнил, как они с Брагиным только что присутствовали при ритуале соединения. он и его сестра стали единой плотью – это была тоже часть подготовительного обряда. Он опрокинул ее как неживую целлулоидную куклу на постель и взял подряд несколько раз. Он стонал и извивался у них на глазах от наслаждения, как от сильнейшей боли. А она – его сестра – не проронила ни звука. Ее молчание было пугающим. Она смахивала на мертвую. Она была уже явно не с ними.
Где она была? С кем?
Мысль – нелепая и неотвязная – сверлила Канталупова: вот если бы в Мышкине про все это узнали… Вот, если бы все это и то, другое, что вот-вот случится здесь и сейчас, узрела Ирина – светлая рыжая королева. Сколько бы еще злых пощечин она бы ему отвесила? А может, и ее все это затянуло, намертво привязало бы к себе? Кто ведает сердце женщины, кто знает, что ему на самом деле желанно?
На его глазах он с сестрой на руках приблизился к подставке. Наклонился и опустил женщину на холодный цементный пол. Она лежала на спине как неживая. Глаза ее были закрыты.
Он прошел в темноту – вглубь помещения. Там, в стенной нише был вмонтирован несгораемый сейф. Открыть его мог только он – требовались опять-таки биометрические данные. Сейф был сделан заблаговременно – Иван Канталупов сам, лично по его просьбе нашел надежную немецкую фирму, которая сделала все точно и добросовестно, соответственно с пожеланиями клиентов.
Тишину нарушил хриплый вздох Брагина: дверь сейфа открылась. Канталупов почувствовал, как и по его спине прополз мерзкий позорный холодок. Что же это такое с ним?! Откуда такой мандраж? Ведь он уже держал это в своих руках. Держал там, в лесу, возле подбитого им же самим самолета. Он вытащил это из кабины. Поповы уже подохли – последним выстрелом в упор он добил старшего – Глеба. Они были мертвы и не могли ему помешать. Он нашел в кабине деревянный ящик, вытащил его и поволок к своей машине – бегом, через лес, стараясь оторваться от погони, которая его настигала. В его сердце тогда не было ни малейшего страха – сплошной восторг. Дракон снова расправил свои крылья и взмыл в небеса, кружа над этим лесом, над этой самолетной гарью, над трупами приконченных предателей. Так что же сейчас, здесь, в этом подвале, он, великий дракон, с испуга готов снова забиться в свое тухлое логово? Ведь это только пролог, самое главное – великая жатва – еще впереди!!!
Канталупов закрыл глаза: тьма, какая же тьма кругом. Открыл – снова тьма и огоньки свечей, голое женское тело, вытянутое на цементном полу, подставка, накрытая черной тканью и на ней…
На вид это был совсем небольшой, но чрезвычайно тяжелый бронзовый ящик. Просто – ящик. На верхней его выпуклой крышке все еще была земля. «Это оттого, что они, Поповы, нашли его в земле», – с содроганием подумал Канталупов. Для отвода глаз они замаскировали его как багаж – спрятали в деревянный ящик из-под авиадеталей. Тогда с места крушения самолета ему пришлось тащить до машины и эту деревянную оболочку-обманку. Но дракон справился. Он привез это сюда и передал ему. У него и в мыслях не было присвоить себе это сокровище по примеру отступников Поповых.
И вот теперь это было перед ним в мерцании свечных огарков.
– Мы стоим на пороге, братья… Великая июньская жатва близка.
Канталупов услышал его голос – обычно спокойный и звучный, сейчас он срывался и дрожал от волнения. «Неужто и он боится?» – подумал Канталупов.
– Осталось совсем немного. Мы все прошли долгий трудный путь. Путь соблазнов, свершений, испытаний и жертвоприношений. Мы многое сделали, чтобы достичь нашей цели. Сделали даже невозможное… Да, невозможное… Но на глазах наших по-прежнему пелена, – он надолго замолк.
В тишине потрескивали свечи. Хрипло, как астматик, дышал Брагин. Канталупов хотел пошевелиться и не смог. В кончиках пальцев он ощущал странное неприятное покалывание. Такое уже было с ним, когда он тащил ящик с этим от горящего самолета к своей машине. Потом это ощущение прошло. И вот сейчас, здесь, в подвале…
– Мы спросим и, возможно, услышим ответ, – голос его снова сорвался. – Все ли мы сделали… все ли сделали так, как надо… как должно, чтобы снять самую последнюю печать…
Канталупов увидел, как он, произнеся это, буквально рухнул на колени возле своей сестры. Положил руки ей на грудь. Темное одеяние соскользнуло с его плеч – он тоже, как и она, был совершенно голый.
– Я такой, каким пришел в этот мир. У меня ничего нет, кроме тебя! Я служу тебе духом и плотью. Помоги мне… Помоги же мне… Ответь!
Его голос упал до свистящего шепота. И было непонятно – к кому, собственно, он обращается, все сильнее и сильнее надавливая ладонями на голые бесстыдные груди своей сестры. Внезапно ее безжизненное тело выгнулось дугой. Он отшатнулся. Тело обмякло, затем снова выгнулось. И вдруг она забилась в страшных судорогах, оглашая подвал глухими стонами. Это было жуткое зрелище – ее головка с белыми кукольными волосами моталась из стороны в сторону. Пальцы царапали цементный пол, царапали кожу, раздирали ее в кровь. Они все застыли над ней, бьющейся в конвульсиях, как в ступоре. В подвале нечем было дышать. Казалось, весь воздух вышел, выгорел, улетучился, обратившись в вакуум.
– Я… я больше не могу, – внезапно истерически заорал Брагин. – Хватит, довольно! Довольно! Прекратите! Мне очень плохо, у меня, кажется, сердечный спазм!
Но они словно и не слыхали его. Их взгляды были прикованы к женскому телу, бившемуся словно в последней агонии. Вот оно снова выгнулось дугой и потом ударилось об пол. А потом еще раз, еще, еще и еще. Этим щуплым женским телом словно завладела какая-то страшная сила, которая рвалась наружу, пытаясь …
– О-о-о-о! – раздался нечеловеческий вопль.
Тело снова выгнулось и… внезапно обмякло. Он на коленях подполз к сестре, приподнял ее голову с разметавшимися белыми волосами. Она хрипела что-то нечленораздельное:
– П-п-п-п… – губы ее прыгали, лицо искажали дикие гримасы.
Канталупов видел, как он нагнулся к самым ее губам. Его самого трясло как в лихорадке:
– Что? Что? Аня, что?!
– П-п-п-п… – она словно заикалась, хваталась за его руки, оставляя и на них глубокие царапины своими ногтями.
– Что тебе открылось? – он встряхнул ее с силой.
– П-п-п-пя-ать…
– Что? Я не понимаю.
– П-пяать, пя-ать…
– Пять? Ты увидела это число?
– П-пять… их… д-должно б-б-б-быть п-п-пятеро…
Она выдохнула это, и голова ее упала – она потеряла сознание. Он быстро поднялся. Шагнул к подставке. Дотронулся до того, что на ней стояло, рукой и снова медленно благоговейно опустился на колени.
Прошло полчаса. Ивану Канталупову показалось, что прошла вечность. Все это время он стоял совершенно неподвижно. Даже боялся громко дышать. Глаза его были прикованы к голой мужской фигуре, скорчившейся в подобострастной позе перед подставкой-аналоем, на которой стоял бронзовый ящик.
Но вот он наконец пошевелился, словно стряхивая с себя оцепенение. Поднялся с колен. Поднял и свое одеяние. Накрыл им то, чему только что так ревностно поклонялся.
– Вы все слышали? – спросил он тихо.
– Да, – Канталупов не узнал ни своего голоса, ни сипения Брагина.
– Наша жертва, наша гекатомба состояла из четырех. Я хотел, чтобы все было, как тогда, много лет назад… В точности, как тогда… Чтобы снова все повторилось. Но я ошибся. Наша жертва принята, но она недостаточна… Недостаточна, чтобы вскрыть последнюю печать… Их должно быть на одного больше. Пять.
– Да где же мы пятого-то найдем? – просипел Брагин. – Что же это? Мы же не успеем. Времени совсем почти не остается.
Его голос все еще звучал слабо, болезненно, но уже конкретно и по делу. О сердечном спазме больше не было и речи.
– Мы обязаны успеть, – он с усилием поднял с черного аналоя тяжелый ящик, закутал в ткань и понес его к сейфу.
– Но это невозможно!
– Мы делали и невозможное.
– Но это опасно! Кого мы найдем? Где? – выкрикнул Брагин.
– У Неверовского есть сестра, – хрипло произнес Канталупов.
Он закрыл сейф, установив биометрическую защиту-код. Вернулся, бережно поднял с пола свою сестру. Заглянул в ее лицо. Странное у него было выражение… Он дотронулся пальцами до ее закрытых глаз.
– У Неверовского есть сестра, – упрямо повторил Канталупов. – Может быть, она…
На его изумленных глазах он нежно, благодарно поцеловал свою впавшую в глубокий обморок сестру в губы, а потом спросил:
– А где наша девочка? Где наш ангельский цветок? Она должна быть тут, с нами. Но ее нет. Что бы это могло значить, а?
– Она должна была достать тот снимок, – ответил Брагин. – Она поклялась мне, что вернет его нам любой ценой. Первый раз у нее ничего не вышло. Она пытается…
– Она пытается? Но где она? Ты не знаешь? Завтра же найди ее.
Брагин отвернулся к стене. Он долго молчал.
– Я один не справлюсь, – сказал он глухо. И это «не справлюсь» относилось вовсе не к поиску, а к чему-то совсем другому.
Канталупов почувствовал на себе его взгляд:
– Помоги ему, Дракон, – это прозвучало, как приказ, – помоги еще раз. Я хочу, чтобы завтра же наша девочка, наша маленькая Ангелина была снова с нами.