К полудню Колосов совсем пал духом, безнадежно просматривая телефонный справочник, испещренный галочками проверенных мест предположительной работы Юзбашева, который все больше начинал напоминать ту иголку, что виртуозно прячется в таком грандиозном стоге сена, как столица.
В начале первого в кабинет заглянул Коваленко.
– Все сидишь? Домой не собираешься? – спросил он. Как человек, только что отбарабанивший сутки, он мог себе позволить такую роскошь. – Результаты?
– Дырка от бублика, – Колосов швырнул справочник на подоконник. – Вот только что в цирк на Цветной звонил. Глухота. И куда теперь?
Коваленко полистал телефонный справочник.
– Слушай, – сказал он вдруг. – А в Олимпийскую деревню?
Никита оторвался от мрачного созерцания повязки на руке.
– А что там?
– Цирк-шапито. Прошлую субботу Ленка моя с подружками ходила. Вернулась в полнейшем восторге. Целый вечер мне про клоунов и тигров рассказывала.
– Так туда номера нет, но… подожди-ка, – Никита быстро связался с дежурным по УВД Юго-Западного округа, узнавая телефон отделения милиции, обслуживающего Олимпийскую деревню.
Около получаса он беседовал с различными чинами от лейтенанта до майора, а затем его соединили с неким старшим оперуполномоченным Свидерко. Тот оказался на «сутках», и вот с ним-то Никита тут же нашел общий язык. Они сразу перешли на «ты».
Повесив трубку, он откинулся на спинку стула.
– Все.
– Что? Неужели нашли? – Коваленко даже привстал.
– Сейчас он подскочит туда, уточнит. Но вроде – да. Он в паспортно-визовую звонил по другому телефону. И фамилию Юзбашева там уже слыхали.
Московский опер вышел на связь через полтора часа.
– Есть, – деловито отрапортовал он. – Слушай, друг, ты вот что. Ты давай-ка сюда. У них представление в половине пятого. Ну и сходим. Я приглашаю. Так этот Костя у вас в убийстве подозревается?
– В трех.
– Только ты эту гниду с моего участка сегодня же убери. Ладно?
– Договорились, – усмехнулся Никита.
– Встречаемся у кассы. У меня зеленый «москвичок», – бросил довольный Свидерко.
Никита отпер сейф. Коваленко наблюдал, как он достает и проверяет оружие.
– Его сюда привезешь? А потом что?
– Не я, – ответил Колосов. – А ты, Слава, его сюда привезешь. И вообще – сделаем так…
Он снял трубку и связался с дежурным по оперативно-поисковому отделу розыска.
Цирк-шапито встретил начальника отдела убийств бравурным маршем, рвущимся через выставленные на улицу динамики, развевающимися, точно пестрое белье на шестах, цветными флажками, гомоном толпившихся у кассы зрителей, пронзительными криками торговцев поп-корном, писком и смехом детворы.
Из своих тридцати четырех лет Никита не был в цирке добрых четверть века. Неудивительно, что эта праздничная суета подействовала на него как некий новый раздражитель.
Свидерко ждал его у кассы. Это был маленький, плотный, похожий на упругий теннисный мяч блондин с блестящими голубыми глазами и пшеничными усиками, одетый в белесые джинсы и черную футболку. На его крепкой шее красовалась золотая цепочка.
– Салют коллеге, – приветствовал он Никиту. – Я тут справки навел. Он здесь, работает в номере братьев Полевых.
– Неужели на арене выступает?
– Нет, он за техника-смотрителя вкалывает. При зверюшках местных состоит, – ухмыльнулся Свидерко. – Такие, друже, зверюшки! Палец в рот не клади. Ну, давай командуй. Как работать будем? Сразу?
– Нет, сначала я хотел бы поговорить тут кое с кем.
Свидерко одобрительно кивнул.
– Лады. Пойдем на представление взглянем. А потом я тебя к местному «справочному бюро» сведу. Есть тут такой дядя Сеня.
– А Юзбашев?
– Ой, мне эта губерния! Ты с кем работаешь, коллега? Ты со Свидерко работаешь, Николаем Акимычем. В спарринге, понял? А Свидерко знает, что есть спарринг – их бин натюрлих. И у него всегда все – зер гут.
– Ладно, зер гут, пошли, а то не пустят, – улыбнулся Никита.
Свидерко только махнул рукой, и к нему подбежал какой-то верзила в камуфляже, стоящий на входе. Они дружески пошептались, и их беспрепятственно пропустили в шапито.
Усевшись поближе к выходу на жесткую скамью, Колосов огляделся. Под оранжевым полотняным куполом зажигались огни. Там, в переплетении трапеций, веревочных лестниц, канатов и лонж вращался большой зеркальный шар, отбрасывавший тысячи бликов на арену, партер и ложи, постепенно заполняющиеся зрителями.
Никита вдохнул ни с чем не сравнимый цирковой запах – смесь конюшни, зверинца, разглаженного горячим утюгом шелка, застарелого пота и мятных конфет, пыли и душистого сена. Всем этим веяло из полузабытого детства, детства с пионерскими галстуками, линейками с визгом горна и барабанной дробью, культпоходами в кино и цирк, тот самый Старый, на Цветном бульваре. И если бы сейчас продавщица в кружевном фартучке протянула ему эскимо «Лакомку с орехами», он подумал бы, что…
– Мороженое! Мороженое! – донеслось сбоку. – Ленинградское! Шоколадное «Лав»! «Марс» с карамелью!..
– Вон ихний директор, – шепнул Свидерко, указывая на представительного конферансье во фраке с блестками, вышедшего на манеж. – Считай, что владелец этой лавочки.
Они смотрели представление. Программа не отличалась оригинальностью, но артисты работали хорошо и ловко. Были там воздушные гимнасты, свободно перелетающие с трапеции на трапецию, эквилибрист, одетый в серебристый костюм, кувыркавшийся в воздухе, точно человек-амфибия в волнах океана, уморительные яркие клоуны в ковбойских шляпах, пародирующие родео на норовистом пегом коньке с короткой гривой.
Больше всего ему понравились дрессированные лошади – крупные, лоснящиеся, с перевязанными бабками и пышными султанами в гривах – прямо царские кони.
Номер «Женщина-змея» заставил Колосова насторожиться. Наконец-то он увидел и кое-что для себя полезное. Гибкая, наряженная Шахерезадой акробатка танцевала с двумя удавами, грациозно обвитыми вокруг ее шеи и талии. «Ложноногих, выходит, вы тут уважаете?» – удовлетворенно отметил Никита.
– Пойдем, – шепнул Свидерко. – Тут щас ерунда будет. Гвоздя-то у них сегодня в программе нет. Дядя Сеня сказал: хворают артисты.
– А что за гвоздь? – полюбопытствовал Никита.
– «Тигры и лошади братьев Полевых». Это при них Юзбашев твой состоит. Ну, айда, потолкуем со «справочным бюро».
Они тихонько выбрались из зала, обогнули шапито и попали на задний двор, огороженный высоким металлическим забором.
Здесь, точно гигантские кубики головоломки, тут и там были разбросаны вагончики на колесах – побольше, поменьше, поуже, подлиннее. В одном ржали кони, в другом пело радио, в третьем гремели посудой, в четвертом гоготали гуси, а из пятого доносилось басистое «А-а-у-у-мм» – точно струна на контрабасе лопнула, – то был нетерпеливый рев тигра, предвкушавшего вечернюю кормежку.
И только тут, на этом темном, плохо заасфальтированном, заваленном разным жилым хламом дворе Никита и понял, что же такое настоящий цирк-шапито: кочевье.
Дядя Сеня – бывший жонглер и акробат, коверный клоун и вольтижировщик, а ныне старший лошадиный тренер и по совместительству ветеринар без диплома по конским болезням – встретил сыщиков гостеприимно. Пригласил в тесную времянку, поставил чайник на плитку, нарезал толстыми ломтями таллинскую колбасу, достал помидоры и полбутылки водки.
Пока он хлопотал, Колосов узнал у своего московского напарника, отчего тот настолько свой в среде цирковых артистов.
Свидерко поведал ему, что полтора месяца назад на шапито был наезд местной группировки. Приезжали «бичи», требовали с артистов дань за выступление в Олимпийской деревне.
– Ну, понимаешь, первый-то раз они сами отбились. У них тут силовик один есть – кулаки, что твои гири. Он этим качкам ребра, как спички, переломал, – рассказывал Свидерко. – Ну, они, естественно, в бутылку: приехали сюда ночью. Стрельба – туда-сюда, силовика всей кодлой начали колошматить. Ну а мы как раз с ребятами в отделении дежурили. Ну приехали. И так мы тут поработали славно – только эта падаль у нас зубы на асфальт выплевывала. Одиннадцать человек забили по указу в камеру, дело возбудили о вымогательстве. Словом – все чин чинарем. Ну а циркачи за это к нам со всей душой. Они ребята хорошие, правильные ребята. Жизнь только у них не сахар. Верно я говорю, дядя Сень?
Тренер ответил не сразу. Дождался, пока гости выпили и закусили.
– Жизнь как жизнь. Сборы хоть малые, но есть. Публика хлопает. Звери не голодают. Чего еще желать?
– Сборы-то вам в основном тигры Полевых дают, – продолжал Свидерко. – Чего у них там стряслось? Почему не выступают сегодня?
– Да прострел у старшего. Плашмя лежит второй день, – ответил дядя Сеня. – Жидкий народец пошел. Чуть заколет где – сразу на бюллетень. Вот прежде… Про Филатова слыхали? Это который медведей дрессировал. Ну, ему медведь позвоночник переломил, так он, душа моя, чуть из корсета вылупился – тут же на манеж. Боль терпел адскую. Наколют его перед номером обезболивающим, отработает он, уйдет за кулисы и упадет. Во как к делу-то относились! А как же иначе? Публика пришла, твое имя в афише, изволь работать. А сейчас… – Он налил по второй.
– Значит, полосатики ваши теперь на младшем Полевом и на этом, как его… новеньком… Константине… Он откуда у вас?
– Завхоз наш его выкопал где-то. Говорят – с нами поедет. Полевые вроде им довольны.
– А вы с ним, Семен Семенович, говорили? Как считаете, подойдет он для вашей цирковой жизни? – вступил в беседу Колосов.
– Да он недавно у нас. Месяца еще не минуло. Кто его знает? Животину вроде любит, жалеет. Клетки у него в чистоте. Да и кураж есть – тигров не боится. Он ведь вроде интеллигент. А раз такой в разнорабочие подался, выходит, интерес у него есть какой-то.
– А какой, по-вашему? – допытывался Никита. – Зарплата?
– Зарплата у меня, старшего тренера, шестьсот, и то после дождичка в четверг, а у такого, как он, – вообще с гулькин нос.
– Ну а что тогда?
Дядя Сеня пожал саженными плечами.
– Шут его знает. Это у завхоза да у самого Кинстинтина спрашивать надо. А вы чего им интересуетесь? Натворил, что ли, чего?
– Да так, – Никита вздохнул. – Сомнения у нас кой-какие. Вот скажите, мог он незаметно отлучаться из цирка?
– Это смотря когда.
– Ночью.
– Мог.
– А рано утром? Скажем, с пяти утра до половины одиннадцатого?
– Нет.
– Почему?
– Так утром у него самая работа. Зверей кормить, клетки чистить. Полевые за этим строго следят. Нет, утром не мог.
– А все же он отлучался.
– Ну, не знаю. Может, его отпускали?
– Может быть. А вот номер с удавами давно у вас в программе? – полюбопытствовал Никита.
– Лет восемь уж как.
– А змей где берете?
– Покупают. Раньше через управление цирками поставки шли, теперь и частников привлекают.
– Значит, если вашему директору предложить купить змей, ну, скажем, без документов – накладных там, купит он?
Тренер усмехнулся.
– Он у нас мужик тертый. Его на мякине не проведешь. Смотря какие змеи, какую цену заломят.
– А в последние дни таких… покупок не было?
– Нет. Все бы знали. Такое сразу известно становится.
– Ладно, спасибо вам большое за ужин. – Никита поднялся. – Где повидать-то вашего техника можно?
– Вон четыре крайних вагона, там их все хозяйство, – указал в окно тренер. – Только вы там осторожнее.
Колосов совет учел и к клеткам с тиграми приближаться не стал. Они подошли к колонке, вымыли руки. Отсюда было хорошо видно и вагоны, и их полосатых обитателей.
– Вон Юзбашев, – указал глазами Свидерко. – В сапогах с ведром.
Никита наблюдал за высоким стройным брюнетом в синем рабочем халате, неторопливо шествующим к трейлеру на колесах с надписью на дверях: «Осторожно, посторонним вход запрещен».
– Пошли, – сказал Колосов, поворачиваясь к нему спиной.
– Как? Ты же обещал…
– На это у меня подчиненные имеются, – Никита кивнул на входивших в цирковые ворота Коваленко и двух сыщиков своего отдела. – Я с ним в кабинете встречусь. Там мы и потолкуем. А то тут соблазнов много.
– Ишь ты, тактик. Какие тут тебе соблазны?
– Цирковые, – Никита улыбнулся, и они неторопливо пошли к машинам, оставленным с внешней стороны ограды.
Юзбашева привезли в управление в половине восьмого вечера. Никита действительно встретился с ним в кабинете.
Юзбашев не казался ни встревоженным, ни испуганным. В темных глазах его сквозило только недоумение. Без замызганного халата он выглядел вполне приличным молодым человеком – вельветовые джинсы, маечка «Адидас», кроссовки. На руке хорошие японские часы.
Лицо его, смуглое, с выдающимися татарскими скулами, резко очерченными бровями и темной полоской усиков, напомнило Никите лицо юного хана из прочитанной еще в детстве пушкинской сказки. Он понял, почему Иванова с таким пылом защищала этого человека. Юзбашев был прямо создан, чтобы возбуждать обожание у розовых, рыхлых и целомудренных блондинок.
Никита представился, предложив Юзбашеву сесть. Тот внимательно оглядел кабинет.
– Я первый раз в милиции, – сообщил он. – Тем более в такой важной, с мраморным подъездом. А что, собственно, произошло?
– Скажите, Константин…
– Русланович.
– Константин Русланович, вы работали на базе НИИ изучения человека в Новоспасском? – задал первый вопрос Колосов.
– Да. А что случилось? С Зоей… Зоей Ивановой что-нибудь? – Кровь вдруг отхлынула от смуглых щек Юзбашева. – С ней все в порядке?
– А почему с ней должно быть что-то не в порядке? – удивился Никита. – Жива-здорова. Но на базе действительно произошло ЧП.
– Какое?
– Кража.
– Кража? А-а… Ничего себе! А что украли?
– Из серпентария змей.
– Ничего себе! – присвистнул Юзбашев. – А я-то, простите, при чем?
– Видите ли, у нас уже есть подозреваемый, – задушевно вещал Никита. – И мы сейчас опрашиваем всех сотрудников базы, как действующих, так и уволившихся, на предмет наведения кое-каких справок.
– А кого вы подозреваете? – спросил Юзбашев с любопытством.
Никита виновато улыбнулся.
– Увы, сказать не могу. Так вы сколько на базе проработали?
– Около двух лет.
– А кто вы по специальности?
– Этолог. Изучаю поведение животных, эволюцию поведенческих структур, изменения в генетических, наследственно закрепленных особенностях поведения, вызванные различными внешними факторами.
– Ясненько, – хмыкнул Никита. – А с какими именно животными вы на базе работали?
– С обезьянами-шимпанзе. В серии опытов принимали участие и змеи. Но я по ним не специалист.
– А что же не довели работу до конца? Почему уволились?
Юзбашев криво усмехнулся.
– Исчерпал все тамошние возможности.
– А в цирке… Что же вы в цирке… Знаете, как-то странно: ученый серьезный и на побегушках при клетках.
– Нормально. Я человек неприхотливый. А в цирке у меня материал интересный: у Полевых, у которых я служу, номер тигры и лошади, хищники и жертвы. И все сосуществуют пока без кровопролития. Чем не тема для изучения эволюции обоюдного поведения животных и изменений, внесенных в него дрессировкой?
– Да, возможно. Вам видней, – согласился Колосов. – Цирк – это здорово. А вот какой зверь, по-вашему, самый опасный даже в цирке?
Юзбашев улыбнулся этому неожиданному вопросу, столь странно звучащему в стенах кабинета, где окно было зарешечено, а на полке красовался Уголовный кодекс.
– Медведь, я думаю, – ответил он после паузы.
– Почему?
– Совершенно непредсказуем. Отличается весьма неровным характером.
– А вот обезьяны-шимпанзе, они опасны?
Юзбашев опустил голову.
– Я в данный момент антропоидами не занимаюсь. Но это обширная тема. Начни мы ее обсуждать, нам с вами ночи не хватит.
– Да, время-время, я понимаю. Отвлекся, – заспешил Никита. – Ну, вернемся к краже. Вы кого-нибудь подозреваете?
– Я ушел оттуда, и все дела базы меня как-то мало волнуют, – сухо ответил Юзбашев. – Я никого не подозреваю.
– У вас ведь там друзья остались, коллеги… Вот гражданочка Иванова… Вы их не навещаете, нет?
– Нет.
– А что так? Работы много?
– Конечно. Новое место, мои исследования – не до поездок как-то.
– Понятно. А когда последний раз вы там были?