– Не бей меня!! Ну пожалуйста, Акела! Я не знаю ничего! Я не видел Крюгера! Я был здесь, здесь, здесь!
Акела отпихнул его к двери.
– Ты ведь знаешь, что мне на дела Крюгера до сей поры плевать было? – спросил он почти мягко.
– Да, да, знаю… ты говорил… Это нас не касается… Он дембелю «травку» гонит – это не наше дело… Стая не должна вмешиваться… Такой закон…
– А ты знаешь, почему я выгнал из стаи Хана?
– Ребята что-то болтали… Я не придал значения…
– Знаешь, что Крюгер заставлял его делать?
– Нет… да, знаю.
– И он делал это. За деньги. Крюгер платил ему так же, как и тебе.
– Нет! Слышишь ты – нет!! Никогда! Этого не было! Ну как ты можешь меня сравнивать с… Я не видел его, как тебе еще объяснить?! Ну как?! – Жуков почти рыдал в голос.
– Он был около твоего дома. Его видели. В то самое утро, – Акела наклонился над поверженным парнем. Его лицо заслонило от Жукова луну, плывущую по вечернему небу. – Ребята это выяснили железно. Вот они, спроси их сам. К кому же он приезжал тогда, а?
– Ну я не знаю. Они ошиблись… этого не может быть… Я был у Светки, с ней был, ну спроси ее сам, спроси, пожалуйста!
– Падаль ты, вот что, – Акела пнул его напоследок. – Шакал. Девку еще подставляешь, падаль. Чтоб ноги твоей больше у нас не было! А Крюгеру, этой грязной… передай своему: мы с ним еще встретимся. Мне ножа для него не потребуется. Я ему печень вырву и съесть заставлю. Так и передай. После смерти Зеленого нам вдвоем в этом городишке тесно стало…
– И вот после всего этого ужаса они уехали, – продолжала Кораблина. – Я втащила Ромку в комнату, он был весь избитый, грязный. Я… ну, я тоже кое-что поняла уже тогда. Поэтому я стала спрашивать. Он сначала не хотел говорить, потом признался мне: есть один человек – Крюгер, он работает в какой-то фирме, но это все ерунда, фикция. На самом деле он бабай – он так и сказал, сбывает наркотики. Ему откуда-то привозят партию, он в Москве забирает товар, но сам ни грамма не продает. На это у него какие-то рабы имеются. Ромка, оказывается, два года у него в таких «рабах» ходил, продавал марихуану, потом героин. Он мне объяснил: деньги на мотоцикл копил. Тогда как раз эта стая только начиналась, все городские туда повалили, и он туда же. Этот Акела ему разрешил накопить, а потом сказал: все, увижу с Крюгером – по стенке размажу. Там и другие ребята так же подторговывали, хотели подзаработать. Ромка поклялся мне, что с этим Крюгером давно уже порвал, а я ему сказала: «Они же говорят, что его видели у твоего дома». А он мне: «Я же был здесь!», а я: «Но не утром же!» А он… ударил меня по щеке, заорал: «Дура! И ты туда же! Один мордует ни за что, другая сомневается! А я вас всех», – тут он начал ругаться. А потом кричит: «А пошли вы все от меня, я сам все узнаю, сам разберусь, и никого мне не надо!» – хлопнул дверью и убежал. Мальчишка, дурак несчастный… А я… я ревела как корова. Мне было страшно очень…
Катя слушала эти причитания очень внимательно, а в мозгу ее вертелось навязчивое: «Крюгер – где я слышала эту идиотскую кличку? Где, кроме фильма?»
– Всю ночь я не спала, а сегодня утром снова чего-то испугалась, – продолжала Светлана. – Побежала к Жукову домой, меня его бабушка немного знает. Она сказала, что он ночь не ночевал, вернулся под утро. Разбудил младшего Кешку, и они чего-то кричали друг на друга. Потом Ромка уехал куда-то.
– А Кешка?
– И Кешка куда-то пропал. Я его не застала. Бабка сказала – убежал, даже не позавтракал. Я его поискала во дворе – нету. Даже на Канатчики съездила – на автобусе, потом пешком. Там тоже никого: пляж, пристань – пустые. Мне так тревожно стало. Хотела к следователю пойти, потом вспомнила про наркотики: ведь его же, Ромку, посадят. Он мне деньги давал, говорил – вот заработал и еще заработаю, лгал так же, как Сережка-муж, тот тоже, а сам… Мужа посадили и этого посадят, и останусь я снова, – Кораблина плакала уже навзрыд. – Акела, он ведь про нож говорил. Он такой жуткий.
Катя кусала губы, соображала.
– Он не в этом смысле, Света. Совсем не в этом, напротив. Хотя… А ты знала, что мальчишки Стасика Зеленым звали?
– Нет, не знала.
– А про Крюгера Жуков ничего больше не говорил? Может, имя называл или где его найти можно?
– Нет. Сказал только, что тот в фирме работает. И что это – вранье. Я не верила, плакала, кричала на него, а он меня ударил.
– Ты про это забудь. Это он от отчаяния, что ему не верят. Его и самого отодрали как сидорову козу. Этот Акела… – Катя внезапно вспомнила, как она и предводитель байкеров стояли у реки и он показывал ей на луну. И сердце отчего-то защемило. – А почему ты решила, что он похож на нациста?
– Я его в окно видела, когда он Ромку истязал. У него такое лицо было… бледное, бесстрастное и… ну, он вроде удовольствие получал от своей силы, от своей власти… Такими в кино только нацистов показывают где-нибудь в Дахау. Как машина, как робот – красивый, холодный и бешеный как… как волк!
– Красивый?
– Д-да… Отвратительный он! – крикнула Кораблина. – Ненавижу его, их всех ненавижу! Из-за него Сережка мой сел – тоже на мотоциклах его помешался вконец, в эту стаю проклятую рвался все. Он… он как дьявол в нашем городе, как искуситель, от него все зло!
– Зло не от него, Света, – задумчиво молвила Катя. – Зло от какого-то Крюгера, которого мы не знаем.
«Господи, ну где я уже слышала про него? От кого?»
– А этот байкер с этим злом бороться пытается. Только по-варварски, бесчеловечно, жестоко. Но пытается… А впрочем, мужики, они всегда дерутся. У них такой метод – и за правое дело, и за неправое – все равно в морду. Странно это и для меня непонятно. Д-да… А ты вот что. Ты не волнуйся. Езжай-ка домой, успокойся. Я сейчас тут кое с кем посоветуюсь. Да не трясись ты, как овца! Ничего твоему Ромке за эти «косячки» не будет, не до них сейчас. Ты, главное, не плачь, все образуется. Я завтра к тебе загляну, в Каменск приеду. А ты, если вдруг Жуков объявится, скажи ему, что мне надо с ним поговорить. Это в его же интересах. Пусть дождется меня.
– Не появится он.
– Ты брось это. Куда он денется-то? Он в тебя вот как, по уши, я сразу это заметила. У мальчишек это быстро. На вот платок. Слушай, а может, ко мне поедешь? Вот ключи. А я часиков в семь приду, и мы…
– Нет, нет, что ты, Катя! Вдруг он вернется, – Светлана покраснела. – А как же нам с тобой этого Крюгера отыскать?
– Подумаем. – Катя повела ее к метро. – На то у нас и голова имеется. Подумаем и отыщем.
Кораблина недоверчиво качала головой и только всхлипывала.
Вернувшись на работу, Катя тут же схватилась за телефон. Звонила она не Колосову, нет. Какой смысл? Все равно тот либо в районе, либо на совещании у шефа, либо в ГУУРе, либо в МУРе, либо в прокуратуре… Звонила она в Каменск, «на землю» Саше Сергееву. Начальник ОУРа всегда на месте: с утра и до позднего вечера незыблем, как утес.
Однако «утес» чуть было ее не разочаровал.
– О Кать, привет! Рад слышать тебя. Только ты не могла бы мне минут через двадцать перезвонить? А то у меня народ.
В трубку слышались шумно спорившие мужские голоса.
– Нет, Сашенька, не могу, это срочно, это насчет Стасика Кораблина. У меня только что была учительница, она…
– Подожди-ка секунду. Эй, тихо! – прикрикнул Сергеев. – Ну?
Катя, торопясь и страшась что-нибудь позабыть, тут же выложила ему все.
– Значит, она сказала: «дембелю «травку» гонит»? Так. Это наверняка та военчасть, что возле Братеевки, были у нас сигналы оттуда. Я туда, пожалуй, прямо сейчас человека подошлю кое-что проверить. – Сергеев на минуту оторвался от трубки. – Сделаем, будь спокойна.
– Жуков Стасика не убивал, это совершенно ясно, – продолжала Катя. – Но он все равно как-то замешан в это дело. Этот Крюгер… У вас под такой кличкой по картотеке никто не проходит?
– На память не скажу – вроде нет. Будем выяснять. Он в фирме работает, говоришь?
– Да. Только неизвестно в какой.
– Не беда, узнаем. А этот байкер, ну который Акела, он…
– Мне кажется, он тут вообще ни при чем, – быстро ввернула Катя.
– Но Крюгера-то он, выходит, знает.
– Знает. И Жуков его знает. Только они вам ничего не скажут.
– Ну, это мы еще поглядим, Катюша. У нас и не такие говорили.
«Сначала найдите их», – в сердцах подумала Катя и сказала:
– Акела, конечно, знал обо всем. И о том, что Жуков сбывал наркотики для того, чтобы денег на свой роскошный мотоцикл накопить. Когда он мотор себе заработал, Акела ему все это запретил и другим своим «стайщикам» тоже.
– Ишь, какой хозяин. Так они его и послушались, – усмехнулся Сергеев.
– Они его слушают беспрекословно. Он может их заставить, как – не знаю, но может. Я сама в этом, Саша, убедилась. Тебе бы обязательно надо с ним переговорить. Вообще, попытаться найти общий язык с этими ребятами. Они не такие уж плохие, право слово.
– Вот она где у меня сидит, эта кодла бензиновая. Взять бы всю эту рвань да в какой-нибудь приемник-распределитель сплавить. Чтоб и духом их в моем районе не пахло. Только разве это сейчас возможно?
– Саш, там еще одна подробность есть странная. Я только не пойму, к чему она, – снова заторопилась Катя. – Акела выгнал из стаи какого-то парня. За что – непонятно. Тот якобы что-то делал для Крюгера за деньги. Когда Акела и Жукова в этом же обвинил, тот прямо взбеленился, так Кораблина рассказывала. Это не о наркотиках речь, а о чем-то совершенно ином.
– Ладно, разберемся. Ты завтра где будешь? В главке? Ох ты, завтра же суббота – я и забыл.
– Я в Каменск приеду, я Кораблиной обещала.
– Ну, может, и я к вам подскочу. Посмотрим. Все, Катюша, спасибо за информацию. Если карты лягут в масть – увидимся.
Домой Катя вернулась в начале седьмого. Тихо открыла дверь ключом. В комнате, как всегда, грохотал телевизор. А в ванне лилась вода. Кравченко фыркал там, как морж, и что-то голосисто распевал. Катя, чувствуя тяжелую усталость, упала в кресло, мельком взглянула на экран: шла старинная шахтерская эпопея «Большая жизнь». Вадька любил «древние» фильмы. Любил он и кое-что другое.
Она с внезапной злостью наклонилась, выгребла из телевизионной тумбы груду видеокассет. Среди ее личной избранной коллекции попадались и прибретения В. А. Кравчено согласно его грубому солдафонскому вкусу: сплошные Шварценеггер, Брюс Уиллис и Скорцезе.
Она медленно перебирала кассеты: ага, так и есть. Вытащила из пестрой коробки «Кошмар на улице Вязов» и с наслаждением грохнула его об пол.
– Ты чегой-то, а? Чего бузишь? – Над ней склонился улыбающийся Кравченко – мокрый после душа, свежий, отдохнувший, весь такой душистый от туалетной воды и гладко выбритый.
Катя посмотрела на него снизу вверх и снова с силой брякнула кассетой об пол, стараясь разбить ее пластмассовый корпус.
Так уже было с ней однажды, когда два года назад она случайно узнала, что Вадька изменил ей с какой-то кикиморой-секретаршей. Катя тогда со злостью расколотила голову своей лучшей куклы, хранимой еще с оных времен в шкафу. Расколотила – и на сердце тут же полегчало. Так и теперь…
– Ой, это ты Фредди Крюгера курочишь! Ты чего? Отдай мне мой любимый кошмарик, – Кравченко, смеясь, пытался отнять у нее кассету.
– Дай мне его! Дай сейчас же эту гадость! Чтоб его тут не было!
– Ну, на, на. Что это с тобой? На – сломай, сломай, отведи душу. Ой, больно же! Мне-то за что?
Катя выдрала пленку из корпуса и порвала ее на клочки. Все. Она тяжело дышала.
Кравченко опустился на пол рядом с креслом. Взял ее за руки. Отшвырнул растерзанную кассету.
– Что случилось? – спросил он тревожно.
Катя, точно заводная машинка, начала повторять все, уже рассказанное Сергееву.
– Ясно, ясно. Ну, пойдем, кофейку попьем. Я там кое-что вкусное купил, тортик у нас имеется. Пойдем, – он вытащил ее из кресла и, не успела она воспротивиться, поднял на руки, взяв курс на кухню, по дороге наступив на «Кошмар», сплющил его в лепешку.
Выслушав ее до конца, Кравченко сделал резюме голосом, не терпящим возражений:
– Ты не беспокойся ни о чем. Завтра мы все туда нагрянем, в этот твой затхлый городишко. Пора, ой пора навести там железный порядок. Арбайтн унд дисциплин. А то развели, понимаешь, героин еще – деревня несчастная. Я сейчас Сереге звякну. Зря, что ль, князь справочник по этой отраве наизусть вызубрил? А заодно и выходной на природе скоротаем. Витька нас на шашлыки сто раз уж звал. А Крюгера этого… Да пусть только попадется он мне, я ему ноги на… как болты откручу
– Не хвастайся и не груби. – Катя тут же вспомнила Акелу: Господи, Господи!
– Ну не буду. Пардон, забылся. Эх, Катька, давно ты моим самообразованием не занималась. Одичал я тут совсем. Все ты на работе, на работе, все сердитая какая-то, – он потянулся к ней через стол, только посуда зазвенела. – А я тут… без тебя… совсем… как беспризорный.
Его чашка опрокинулась, кофейная лужица расползлась по скатерти, закапало на линолеум. Но никто этого не заметил.
Глава 33 ГОСПОДИН КРЮГЕР. ВСТРЕЧА НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ
Катя еще с вечера решила отправиться в Каменск как можно раньше. И, как водится по закону подлости, проспала. Кравченко – тот и в ус не дул: «Ну чего ты суетишься? Что туда мчаться-то ни свет ни заря?»
Пока позавтракали, пока дозвонились до Мещерского, пока Кравченко съездил на автозаправку – время подошло к полудню. По дороге останавливались чуть ли не у каждого магазина – не ехать же к Павлову на шашлыки с пустыми руками. Кравченко деловито сгружал в багажник сумки, где звякали бутылки.
– Ты едешь на гулянку, – злилась Катя. – А я там по делу должна работать. Это же очень важно!
– Не суетись, – благодушно зевал Вадим. – Работать надо по-умному и не на пустой желудок.
В Каменске на площади уже маячили синие «Жигули» Мещерского. Он тоже явился с полнехоньким багажником. Его вместе со всеми продуктами Катя тут же отправила на павловскую дачу, а сама…
– Mon dieu, cher ami6, ну какая же ты торопыга! – ворчал Кравченко. – Куда мы несемся? Там на стации пиво холодное продается, персики.
– Успеешь ты со своим пивом! Поехали к Кораблиной.
Учительница сидела безотлучно дома, но новостей никаких не сообщила: Жуков так и не появился. Втроем они ездили на Речную улицу, но в нужной квартире дверь никто не открывал. Даже глухая старушка куда-то подевалась. Вместе отправились и в отдел милиции к Сергееву. И снова – полный пролет. Дежурный на настойчивые Катины расспросы нехотя пояснил: да, с утра начальник розыска был на работе, потом заявили разбойное нападение на квартиру в Шохино и он спешно отбыл туда вместе с поднятым по тревоге отделом уголовного розыска и ОМОНом.
– Точно и не выходной сегодня, – жаловался дежурный. – Как малахольные целые сутки: то кража, то драка в дискотеке, теперь вот групповуху залепили. Голова кругом.
Катя скорбно помалкивала – нет, совсем не так ей мнился сегодняшний день!
Кораблина распрощалась с ними у дверей своего флигеля.
– Нет, нет, я домой, – отнекивалась она на настойчивые приглашения Кравченко проехать с ними в одну «весьма душевную компанию». – Мне приятеля надо дождаться. Спасибо. А где вас искать, если что?
– В Братеевке, – вздохнула Катя. – Улица Красногвардейская, номер дома не знаю – спросить дом Павлова, как в Сталинграде.
– Куда они делись-то? – Кораблина тревожно смотрела в глубину школьного вишневого сада, точно надеясь обнаружить пропавших в его зарослях. – У меня как-то на сердце неспокойно. Что-то наверняка случилось, а мы даже не знаем. И Крюгера этого мы никогда одни не поймаем и не…
– Мы не одни, – отрезала Катя. – Запомни раз и навсегда: мы не одни.
– Ну и кислая девица эта училка, – заметил Кравченко, когда они, несолоно хлебавши, ехали назад. – На вид, правда, ничего, мордашка пикантная. Ножки только больно тонкие. Значит, эта щучка пацана себе подцепила, младенца, так, что ли?