– Клиника?! Где он?
– В бане. Сауна-люкс, массажный салон, что была закрыта на сандень. Сегодня открыта. И он приехал. Мне позвонили, сказали – там он.
Колосов не верил ушам своим: великие пираты, как все просто… Столько было грома, шума, Яуза с жизнью по ошибке распростился, весь Северный округ на уши поставили, провели операцию, задержали триста морд, из них пятнадцать ранее судимых и членов ОПГ, а тем временем Консультантов преспокойно приезжает в эту чертову баню (ну, пятница же сегодня!), расслабляется и…
– Он один?
– С шофером и двумя девками. Шофер в машине скучает. Девки с ним в сауну пошли. Ну как, едешь?
– Еду. – Колосов чувствовал: в нем поднимается какая-то волна и она уже тащит, несет его за собой. – Будь другом, Коля, проследи, чтобы нам в этой бане никто не помешал.
Салон-люкс был местом, куда хочется возвращаться снова и снова: в просторном холле фонтан с подсветкой, нежно-прохладный кондиционер. Направо – тренажерный зал, налево – бар и кабинеты, прямо – бассейн и сауна. Посетителей – кот наплакал: один встревоженный администратор, два банщика-массажиста, более похожие на вышибал, трое сотрудников розыска, Свидерко и Колосов.
– Где? – спросил администратора Свидерко.
Тот, еще не оправившийся от волнения, связанного с появлением в этом уютном заведении людей с удостоверениями, молча ткнул в сторону бассейна. Один из сыщиков сразу запер двери салона на кодовый замок и демонстративно сел на место охранника.
В зале были притушены все огни. Только бассейн освещался нижней подсветкой, отчего вода в нем казалась бирюзовой. Они словно очутились на съемочной площадке расхожего гангстерского боевика: приглушенная музыка, нежный женский смех, враз оборвавшийся, шоколадно-загорелые тела русалок, испуганно нырнувших в прозрачную глубину и…
Колосов увидел пистолетное дуло, направленное прямехонько себе в грудь. Самое пошлое вороненое дуло с глушителем. И понял, что тот, кто в него целится – этот голый человек в бассейне, человек, с которым он ни разу в жизни не сталкивался лицом к лицу, а видел его лишь на фотоснимках ОРД, человек, встречи с которым всего два дня назад он так жаждал, сейчас… сейчас спустит курок! Вот… Вот и все… Все.
Лгут, что в такие моменты перед вашими изумленными глазами проносится вся ваша жизнь. Глупо, непрофессионально лгут. Есть только тупое удивление и такая же тупая досада – как глупо, боже…
Выстрела Никита (кстати, и никто в зале) не услышал. Что это было, осечка?! Но в следующую секунду между ним и человеком в бассейне словно шаровая молния промелькнула. Никита никак не ожидал от Свидерко такой свирепой, такой неистовой реакции. Человек в бассейне получил удар ногой в лицо и… Всплеск бирюзовой воды, и сам Свидерко (Колосов видел это словно со стороны и в замедленной съемке) ласточкой летит в бассейн! Фонтан брызг, визг испуганных русалок, крики ворвавшейся подмоги: «Стоять! Милиция! На пол! Руки за голову!»
Никита наклонился и поднял пистолет, с лязгом грохнувшийся на мраморный бордюр бассейна. Не «ТТ». «Макаров». Проверил обойму. Пистолет не был заряжен, патронов не было.
А потом была нелегкая работа из болота тащить… Вытаскивали мокрого как мышь Свидерко, затем оглушенного ударом, полуутопленного фигуранта, голеньких девиц… Это было самое приятное – шоколадные вертлявые попки, шелковистая кожа, черные, полные страха, любопытства и восторга глазки… «Как он его двинул! Не убили, нет? Ну, круто, ништяк!» Девиц увели коллеги из РУВД Северного порта. На долю же Колосова достался…
Клиника застонал, перекатился на бок: голое тело на холодном, скользком мраморе. Рыхлая, обрюзгшая, нежно-розовая плоть. Он поднялся, кое-как сел. Губы его были разбиты, кровь струйкой стекала по подбородку. Но вот пелена боли спала. Он поднял голову, и Никита понял, что человек этот видит его лишь одним глазом – левым. Правый закрывало розовое сморщенное веко, бровь рассекал пополам широкий уродливый шрам.
– Встать можешь? – спросил его Колосов.
Человек прислушался к чему-то внутри себя, потом медленно кивнул.
– На, – Колосов бросил ему махровое полотенце, взятое из плетеного кресла у бассейна.
Консультантов с усилием поднялся, запахнул полотенце на бедрах. Мокрый Свидерко, с которого ручьем текла вода, забрал у Никиты пистолет, осмотрел, сплюнул в бассейн.
– И как это понимать? – спросил он тоном, не обещавшим фигуранту ничего хорошего. – На неприятность нарываешься? Или… нас с кем-то перепутал?
Клиника добрался до кресла, сел. Колосов услышал какое-то кудахтанье, всхлипы. Смех? Скорчившись на кресле, задыхаясь, Клиника давился странным смехом, махнул рукой, поднес ее к лицу, закрыл глаза. Плечи у него тряслись.
Свидерко покрутил пальцем у виска, потом глянул на свои мокрые, облепившие ноги брюки и начал расстегивать ремень. Сел в другое кресло, стянул брюки, выжал их, как тряпку, снял ботинки, вылил воду из них. Вид у него был свирепый, но Колосов чувствовал: его напарник с трудом удерживается… от смеха. А как еще было реагировать? Черный юмор порой так выручает в ситуациях, когда кто-то вот-вот должен сыграть в ящик. И только по счастливой случайности не сыграл.
А спустя некоторое время… Что греха таить, Никита не раз представлял беседы с этим фигурантом так: полутемный кабинет, плотные шторы на окнах, настольная лампа повернута так, чтобы свет бил прямо в лицо. И Клиника сидит под этой лампой на привинченном к полу табурете, руки его скованы за спиной наручниками. И он вот-вот скажет все, признается! Мечты наши, мечты! Где это видано, чтобы мечты сбывались?
Беседа началась, но совершенно в ином ключе, чем грезилось им со Свидерко. Из разбитых губ Клиники текла кровь, а смех его все больше и больше начинал смахивать на истерику. Из бара принесли минеральной воды, он жадно пил, зубы его стучали о край стакана. Колосов подумал: неужто Клиника действительно так взволнован, что до сих пор не может взять себя в руки? Но нет, ему было просто холодно – мокрому, в мокром полотенце. Одному из сыщиков пришлось идти в раздевалку, искать там сухое полотенце, халат.
В принципе они со Свидерко могли бы прикончить эту банную идиллию в корне: взять фигуранта для начала в отделение, а потом уж на выбор – в РУВД Северного порта или же на Никитский. Но лицо Консультантова было разбито, а одежда Свидерко напоминала выстиранное белье. Ее поместили в сушку для полотенец. Пока что…
Беседовать начал Колосов, и прелюдия беседы оказалась весьма обстоятельной. Скучным тоном он перечислил все: аферу с аммонитом, взрыв на свалке, мимоходом заботливо поинтересовался, во сколько же обошлось Консультантову лечение за границей. Повысив голос, уверил, что «хотя из взрыва дела не вышло, пусть некоторые не думают и не надеются, что все позабыто и похоронено». Припомнил последние судимости Консультантова, сроки наказаний, места отсидок, потом интригующе закинул крючок насчет событий в кабаре «Тысяча и одна ночь».
– Слушайте, вы, я так и не пойму, к чему вы все это клоните, – сказал Консультантов, оглядывая их со Свидерко. – Я только врубился, что кто-то пришел давить мне на мозги. – Он потрогал разбитый рот. – А я терпеть этого не могу.
Колосов детально объяснять не торопился. Да, если бы не было событий последних суток, они бы с Клиникой беседовали не так и не здесь. Но это новое убийство, эта чертова лопата, наконец, этот переделанный пугач с боевыми патронами «ТТ».
Клиника словно по закону подлости пересек их путь слишком поздно, чтобы они вот так с ходу могли взять его сейчас в «самую плотную разработку». Колосов наклонился и указал на татуировку на груди Консультантова, она давно уже привлекла его внимание. Это были крупные фиолетовые буквы – аббревиатура СНЕГ.
– Сильно нравятся единственные глаза, – перевел он. – Красиво, Макс. Ты, оказывается, у нас романтик.
Клиника беспокойно пошевелился.
– Ну так в чем проблема? Я так и не понял, вы что, пришли только в морду мне звездануть?
– Сам хорош гусь, сам и нарвался, – буркнул Свидерко. Голый, как и фигурант, в полотенце, он как-то сразу утратил весь свой наступательный пыл.
– Что же протокольчик не оформляете? Выемку? – Консультантов покосился на Колосова – «макаров» все еще был у того в кармане.
– Ты считаешь, стоит оформить? – спросил Никита.
Консультантов откинулся на кресле. Теперь он разглядывал начальника отдела убийств, казалось, с неподдельным интересом.
– За кого ты нас принял-то? – хмыкнул Свидерко. – Что обороняться-то кинулся голяком?
– За батьку Махно.
– Но-но, поговори у меня!
– А ты меня за дурака-то не держи.
– Ладно, Макс, дело это твое, что тебе померещилось и за кого ты нас принял, – великодушно сказал Колосов. – Наплевать мне на это. Скажу тебе честно, скажу, зачем мы к тебе пришли. – Он вздохнул, примериваясь. Помнится, коллеги говорили, что Клиника помешан на «честной игре», ну и лады, ну и сыграем честно. – Слухи до нас дошли, Макс, что не далее, как шесть дней назад, в Стрельне, на двадцать третьем километре, грохнул ты своего старинного знакомца или врага – это уж тебе лучше знать – некоего Аркана. Аркадия Севастьянова.
– Аркашку? Я?
– Угу, – Колосов кивнул. – И еще три дня назад я бы не поверил ни единому твоему слову, вздумай ты это отрицать. Но… но сейчас кое-что изменилось, и я готов слушать.
Консультантов снова тяжело заворочался.
– Ни хрена себе… Аркана замочили… А кто? – спросил он, и вопрос этот – перл наивного любопытства – вызвал на лице Свидерко хищную улыбку.
– Только не надо мозги нам пудрить, что ты вот за это, – Колосов указал на выбитый глаз Клиники, – и за это, – изящный жест относился к татуировке, – не собирался с Арканом счеты сводить. Не угрожал ему.
– А за что за это? – Клиника скосил глаза на татуировку.
– А вот за эти «единственные глаза», Макс.
– То есть?
– Ведь не секрет, что именно Аркан стал причиной смерти некой гражданки Морозовой, а?
– Слушай, какой еще, на хрен, Морозовой? Да кто это?
И Колосов увидел… Клиника действительно не помнит ту несчастную, которую при испытательном взрыве лжеаммонита убило осколком металла. Не помнит?! Нет, вспомнил. Вспомнил, но…
– Ну, вы и даете, – хмыкнул он. – Это же надо, такую хренотень обо мне вообразить!
Колосов встал и отошел к бассейну. Ах ты какая липа… А он-то, идиот, уши развесил… А ведь Королев божился, что ни своего увечья, ни того обмана, а особенно смерти той несчастной девчонки, перед которой он якобы там, на этом «полигоне», красовался, Клиника Севастьянову не простит. А он… «Сильно нравятся единственные глаза»… Это ж надо свалять такого дурака, так проколоться!
– Ладно, Макс. – Он обернулся к Консультантову. – Бог с ней, с гражданкой Морозовой, раз у тебя память такая короткая. Значит, я так понимаю с твоих слов, что и Севастьянова, Аркана, ты категорически не убивал?
Клиника, не утруждая себя словами, смотрел в бирюзовую воду бассейна.
– Но только не говори мне, что вы с ним с тех пор, как он вышел, вообще не встречались.
– Ну, встречались, и что?
– Причина?
– Его инициатива была. Он утрясти кое-какие напряги хотел, объясниться.
– А, значит, были все-таки у него причины тебя бояться?
– А у многих, знаешь, есть причины меня бояться. Не далее, как час назад и тут кто-то тоже… Ну, ну, не буду, не буду, опер, на мозоль тебе давить, на любимый. Скажем так, кто-то просто не успел испугаться, все ведь произошло так быстро. – Клиника снова потрогал разбитую губу, хмыкнул.
– Чего же ты «ствол» с собой даже в баню берешь, а патроны к нему забываешь? – ехидно осведомился Свидерко.
– Щажу дураков.
– Вот, значит, как…
– Угу, вот так. – Клиника обернулся к Колосову. Казалось, разговор начинает его увлекать всерьез. – А насчет Аркана… Ну, положим, даже если бы он инициативы не проявлял, я бы и тогда его пальцем не тронул, дохляка.
– Такой ты великодушный? – спросил Колосов задушевно.
– Да надоело мне. – Клиника потер лицо рукой. – Мне сорок лет, ребята… Эх, годы-годы, кони мои вороные… Надоело мне все это, поняли вы? Я хочу жить. И хочу жить так, как хочу. У меня есть все. Я очень, очень богатый человек. Я могу платить наличными. На жизнь мне хватит. А насчет остального… Да Аркан такая мразь, что об него и рук-то марать неохота приличному человеку.
– Кабаре на Фестивальной тебе принадлежит? – спросил Колосов.
– Ну, мне, а что?
Колосов назвал еще пару адресов из списка Яузы. Консультантов кивнул: и это мое, и то мое тоже.
– Ну, и как же Севастьянов намеревался утрясать с тобой ваши сложности? – поинтересовался Свидерко.
– Да не с пустыми руками. У него было ко мне дельное финансовое предложение.
– Выкуп, значит. Слыхал, Никита? Штраф вроде уплатил. И какое же предложение?
– А если я тебе не скажу, что, понятых сразу вызовешь? «Ствол» оформлять начнешь, наручники наденешь?
Свидерко хотел было встать, Колосов махнул ему, сядь, не заводись ты, ради бога!
– В следующий раз, дай срок, сам у меня кровью умоешься, каратист, – не унимался Клиника. – Кстати, бани эти тоже мои, поняли? Я вот еще счет вам через суд пришлю на возмещение морального ущерба.
– Что Севастьянов тебе предлагал? – спросил Колосов.
– Цирк приобрести.
– Что?
– Ну вот, кому ни скажи, все только ахают – с катушек вы, мол, Макс Георгич, едете. Что, думаете, не знаю, что за моей спиной болтают? Все знаю. – Клиника был грустен. – Придурки они. Придурки, дальше своего носа не видят. Серость сплошная.
Из дальнейшей уклончивой беседы они узнали, что в апреле при посредничестве Севастьянова и по его инициативе Консультантов вел переговоры с коммерческим директором сети развлекательных заведений «Ространсшоу» Броммом. И результатом этих переговоров стала покупка Консультантовым контрольного пакета акций закрытого акционерного общества «Арена», более известного как передвижной цирк-шапито.
– Они тут, под Москвой, сейчас гастролируют, – буднично сообщил Консультантов. – Вложения, что я сделал, вроде окупаются. Сборы все эти два месяца неплохими были, коммерческий директор меня извещает регулярно.
– Нет, Макс, это не мы, это ты даешь, – вздохнул Свидерко. – Такими делами вертел и докатился… цирк приехал!
– Да ладно тебе зубы скалить, в натуре! Ты вообще давно зад от стула-то в кабинете отрывал? – огрызнулся Консультантов. – Знаешь, о чем народец – не у вас тут, в столице вашей, а на периферии шушукается, языком мелет? Не знаешь? Я вот два года назад «бабки» кой-какие наскреб, в бумажную фабрику под Петрозаводском вбухал. Так два раза подряд у меня там склады поджигали. И кто поджигал? Конкуренты? Как же! Свои же, местные, голь, шантрапа. Пивзавод в Туле хотел открыть – опять поджоги, сплошной саботаж. Я им говорю – мужики, в чем дело? Вам же работа, я вам деньги плачу – работайте. Я буду жить хорошо, и вас не обижу. А они… А, да что там говорить?! А цирк – это такая штука, – Клиника вдруг улыбнулся, – к цирку зависти у народа нет. Одно восхищение и любопытство. Приходят, деньги платят, смотрят. Да что цирк, это только начало! Доведется, я и Луна-парк, и Планетарий куплю, а в Диснейленд какой-нибудь их хренов деньги вложу. Слыхали: детки – наше будущее? А будущее порой неплохие дивиденды приносит.
– Я гляжу, таким ты, Макс, коммерсантом заделался, – заметил Свидерко.
– Я просто хочу жить так, как хочу. И буду.
– Вы встречались с Севастьяновым у тебя в «Ночи»? – спросил Колосов. Пора было задавать фигуранту конкретные вопросы.
– Ну, встречались.
– Он был один?
– С бабой своей.
– Что за баба?
– Ну, артистка вроде. Циркачка. Они ж теперь вроде все у меня на хлебах – вся труппа ихняя.
– Имя, фамилия?
– Ирина, кажется, нет, вроде Илона… Говорила, что она полька.
– А ты сам-то в цирке был? Раз уж он теперь твое капиталовложение?
– Нет. Сына вот все обещаю свозить.
– Сына? У тебя, Макс, сын есть? – Колосов не ожидал услышать такое.