Шеф телегруппы Марголин на предложение Кати поехать с ней на соревнования согласился сразу и с восторгом.
– Я тебе тоже кое-что подкину во второй половине дня, – пообещал он многозначительно. – В долгу не останусь.
Марголин обещал явиться к десяти – «сразу и двинем», а Катя пришла на час раньше. Ей хотелось переговорить с Колосовым. Она набрала его номер – глухо. Быть того не может, он ведь точно на месте. Придется вниз топать, эх!
Колосов действительно оказался «на месте» – просто выпендривался, не брал трубку. Сидел он за столом, зарывшись в бумаги, яростно считал что-то на карманном калькуляторе, исправлял какие-то цифры в таблице и шипел при этом, точно дырявый шланг. Обычная картина – Кате уже доводилось видеть грозного начальника отдела убийств в творческих муках составления квартального отчета. (В главке шло так называемое «закрытие трех месяцев».) Увидев Катю, Колосов встал – сама ходячая вежливость, занятость, усталость и… Все равно нас не проймешь! Катя уселась напротив него и тут же сунула нос в бумаги.
– По итогам интервью сделаем, Никит?
– Для какой газеты? – буркнул он, тыкая пальцем в калькулятор.
– Для «Права и законности».
– Для этой сделаем. Эта лжет вроде меньше других.
– Они политикой не занимаются.
– Я рад за них. Только потом, Кать, ладно?
– А я пришла к тебе с доносом. – Она вздохнула. – Как говаривал Юрий Деточкин, отчет о проделанной работе. Можно рапортовать, товарищ майор?
– Рапортуй, только, если не возражаешь, я буду со своими делами управляться. – Никита потер лицо ладонью. – Вот она, моя бумажная могила. Похоронят меня эти цифры. Кать, сколько будет восемьдесят шесть процентов от ста сорока пяти?
– Ты на калькуляторе кнопочку нажми с палочкой и ноликами.
– Здесь нет такой.
– Быть не может. Дай сюда. – Катя завладела счетной машинкой. – Действительно, нет. Это корейский, наверное, дрянь. Так эти данные в компьютер надо, он все тебе сам и посчитает.
– В компьютер! – Никита откинулся на спинку стула и, расстегнув ворот сорочки, ослабил галстук. – Там вирусы какие-то прыгают. Тут ввели одни данные, кнопку нажали – как корова языком слизала. Теперь все на бумаге дублируем.
– Каменный век, неолит, – хмыкнула Катя. – Подожди, я сейчас сама посчитаю.
Она взяла у Никиты ручку, бумагу и сосредоточенно начала чертить цифры.
Колосов ждал.
– Какие у тебя духи приятные, – молвил он томно. – Как называются?
– «Джорджо Армани». Не сбивай меня.
– Армани… Фирма, наверно. Я ж говорю – стиль. – Он вздохнул. – Между прочим, я тут с семи часов кукую. Вместо горячего завтрака – не хотите ли докладной закусить?
– Наша служба и опасна, и трудна. На вот. – Она протянула ему результат своих математических изысканий.
– А он точный? А-а, с моим сходится. Спасибо. – Никита внес цифры в свой реестр. – Ты просто умница, Катерина Сергевна.
Катя облокотилась на стол и, подстегиваемая похвалой, начала излагать Колосову последние новости по делу Красильниковой – Лавровского.
– Та-ак… – Он достал лист бумаги и начал записывать. – Имена, имена… Бог с ними, фамилии установим. Адрес – Котельники, та-ак…
– Ты понимаешь, Паша, этот скульптор – на вид ничего, симпатичный даже, но… – Катя взмахнула рукой. – Они ведь, все эти психи, на первый взгляд не монстры. Некоторые вообще – очаровашки. А второй его компаньон, этот куриный убийца, – чудо в перьях. Может, он не только куриную кровь для своей мазни использует. И потом, место там – просто идеальное. Настоящий бедлам. Там все, что угодно, делать можно, никто и не почешется даже. И корыто с сульфатом, и палки какие-то железные, и…
– Проверим. – Никита сложил листок и спрятал его в еженедельник. – Новости все?
– Будут еще. Скоро. Там нас еще на одного чудика выводят.
– Нас? – Он поднял темную бровь. – У меня, оказывается, сразу несколько внештатных помощников?
– Да. И они горят желанием с тобой познакомиться поближе, – фыркнула Катя, вспомнив кравченковское знаменитое: пора морду бить.
– Милости просим. Особенно если за город, на природу, на шашлыки. – Он мечтательно зажмурился. – Хотя в лесу снега еще полно, сыро…
– Да, сыро, – согласилась Катя. – Ну ладно, я пошла.
Колосову явно не хотелось возвращаться к опостылевшим бумагам, и, чтобы удержать Катю, он даже снизошел до комплимента:
– Хвалю, Катерина Сергевна, за рвение. Приятно с такими подчиненными работать.
– Я не твоя подчиненная, – съязвила Катя.
– Так не мне. Что ты! Куда нам. Штабу. Штаб всегда себе самые пенки загребает.
– Вот спасибо. Значит, я – пенка?
Колосов молча улыбался.
– Я пошла.
– Подожди… – Он снова встал из-за стола.
– Что?
– Катюш, высчитай мне семьдесят три процента от шестисот шестидесяти девяти.
Но Катя уже закрыла за собой дверь его кабинета.
Явившийся Тим Марголин уже «бил копытом»:
– Где ты бродишь, Сергевна? Уже без пятнадцати десять! Опоздали – готово дело!
– Туда езды всего десять минут. – Катя надевала шубу. Последние деньки в мехах, эх! А там… Весна!
– Пробки на Ленинградке!
– И пробок нет – сегодня выходной.
– И правда. – Марголин неожиданно успокоился. – Подобные фокусы, на которые мы любоваться собираемся, нам еще в ОМСДОНе показывали.
– Где? – Катя вертелась перед зеркалом.
– В Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения, – отчеканил Марголин горделиво. – Это имени Дзержинского которая. Впрочем, железного Феликса оттуда поперли. Без имени остались.
– А, верно, помню. – Катя действительно вспомнила эту поездку в дивизию два года назад. – Это когда они кирпичи кололи и по стенкам прыгали. – На этом все ее впечатления от показательных выступлений особистов перед прессой исчерпывались. «Интересно, сколько кирпичей полковник расплющит?» – размышляла она по дороге.
У Северной трибуны «Динамо» их встречали двое военных в камуфляже.
– Здравствуйте, сюда, пожалуйста, в зал.
Марголин быстренько навострил свой «Панасоник».
Катя села на третий ряд трибуны и приготовилась скучать. Она не любила сугубо мужского спорта. Рукопашный бой, восточные единоборства, карате, кикбоксинг – ей все было едино и все до лампочки. Посмотреть, правда, было на что: на «арене» сражались настоящие богатыри. «Привет тебе, Цезарь, осужденные на смерть…» Она шмыгнула носом – в зале пахло крепким потом: дух силы, дух героев и рыцарей, дух настоящих мужиков. И все же дезодорант им бы не помешал.
Фамилия полковника звучала гордо – Серебров, и он явно кичился и фамилией, и собой тоже.
– Чтобы вот так, так… – Катя никак не могла подобрать нужное слово, – так вести бой, надо долго тренироваться?
– Всю жизнь. – Спецназовец широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, глаза его так и влеклись к Кате. Она тут как раз вспомнила его имя – Иван. Иван Серебров. Ванечка.
Марголин снял спецназовца крупным планом.
– А вы кирпич сломаете? – полюбопытствовала Катя.
Он только мигнул, и за его спиной возник крепыш в майке и спортивных брюках.
– Саша, организуй.
Потом Катя спросила про два кирпича, а спецназовец не стал мелочиться и положил себе три. И – трах! Потом он и какой-то полушкаф-полу-Майк Тайсон разыграли между собой показательный рукопашный бой. Катя хлопала в ладоши.
– А судьи где? – улучив момент, шепнула она Марголину. – Это же состязания, значит, должны быть арбитры какие-нибудь, рефери. Марголин только ухмыльнулся.
– Тут все сами себе – рефери. Они ж тренируются так. Зал сняли на выходные и тренируются. Но сюжетец все равно классный получается!
– Господи, так они, значит, надули нас! – возмутилась Катя. – Этот Алеша Попович сказал, что будут соревнования, а выходит, это обычная тренировка?
– Успокойся. – Марголин потрепал ее по плечу. – Ну-ка, улыбнись ему, он сейчас в лепешку расшибется, а я поснимаю.
Катя скрепя сердце улыбнулась Ивану Сереброву. И он снова положил себе три кирпича и – трах! «И как он без рук не останется? – думала Катя. – А если вот головой, а? Или об голову? Что будет, интересно?»
Когда все закончилось, Марголин снимал всех участников этих товарищеских игр, потом он и Серебров углубились в долгий спор о секретах кунг-фу. Катя вертелась как на иголках: «Лучше б я в парикмахерскую сегодня пошла! Это ж надо – выходной на такую ерунду угробить!»
– Ну как, понравилось вам, Катюша? – Спецназовец сиял, как серебряная ложка.
– Очень. – Катя закивала, как китайский болванчик. – Так здорово! Просто чудесно!
– Ну а теперь все участники и наши уважаемые гости переходят к столу. – Спецназовец сделал широкий жест. – Катенька, Тима, прошу.
– Ой, нет, спасибо большое, я тороплюсь! – Она схватила сумку: скорей отсюда, иначе прощай, парикмахерская!
– У нас, к сожалению, еще одно дело, – неожиданно поддержал ее Марголин.
– Ну что же вы? Так нельзя. – Спецназовец опечалился. – Екатерина Сергеевна, обижаете.
– Служба. – Марголин извиняюще улыбнулся. – В другой раз – обязательно.
– Что за дело, Тимочка? Я – пас. Высади меня, пожалуйста, на Маяковке, – заявила Катя в машине.
– На Маяковке? А я, собственно, в другую сторону. Ты не со мной? Ну, как хочешь. Мое дело предложить.
– Что предложить? – Она насторожилась.
Марголин оглянулся и стал разворачивать машину.
– В Октябрьском ОВД в ИВС сидит один человек. Я думал, ты с ним побеседовать желаешь.
– Что за человек?
– Андрей Прохоров.
– Отмороженный Андрюша? – ахнула Катя. Тот самый прыщавый юнец в коридоре розыска, голубоглазый Андрюша, зарезавший тринадцать человек! – Подожди, а почему он в Октябрьске сейчас?
– Его на выход [1] взяли. У Прохорова там тяжкое телесное и разбой. Водитель после всей этой истории, к счастью, выжил. Следователь свой эпизод отрабатывает, – пояснил Марголин. – Кстати, следователь там – Саша Гордеев.
– Знаю его. – Катя лихорадочно обдумывала ситуацию. – И что ты собираешься делать?
– Я с Гордеевым созвонился. Он дал «добро» и на съемку, и на беседу. Ну что, на Маяковку едем?
– Рули прямо, – распорядилась Катя. Эх, прощай, парикмахерская!
Следователь Октябрьского ОВД майор милиции Гордеев был как две капли воды похож на Чапаева из фильма, только шашки не хватало, а так все при нем – и усы, и голос командирский.
– Я не знаю, о чем этого убийцу спрашивать, – шепнула Катя Марголину, пока они сидели в кабинете. Добрый Гордеев решил сначала напоить гостей из главка чаем.
– Ешьте, ребята, на сытый желудок с этой мразью общаться легче, – басил он, угощая их бутербродами.
– Мне самому не по себе что-то, – признался Марголин. – Ну да ладно, на месте сориентируемся.
– Он вообще как себя ведет? – спросила Катя.
– Да по-разному, – усмехнулся Гордеев. – Мы с ним три дня уже беседуем. И все по-разному. Вот отработаю свои эпизоды, сдам в общую папку. Там дело-то многотомное собирается. Эпопея.
– Надо думать. Тринадцать убийств все-таки. – Катя покачала головой.
– Четырнадцать. Четырнадцать, по всему, должно было быть. Мой-то потерпевший, «жигуля»-»семерки» владелец, выжил. Чудом. Врачам памятник должен поставить, с того света выкрали. Его нейрохирург из нашего госпиталя оперировал.
– Прохоров сам их всех убивал? Лично? – Катя приготовилась записывать.
– В основном – да. Был у него, правда, подручный, Уколов. Но тот, как говорится, бил через раз. А Андрюша крови не боялся.
– А остальные бандиты? Они принимали участие в убийствах шоферов?
– Остальные – что-то вроде обслуживающего персонала. Хотя все и соучастники, но с Андрюшей тягаться им не под силу, – рассказывал Гордеев.
Тут в кабинет вошел молодой блондин в белом свитере и серых брюках. Катя поняла, что это оперативник.
– Ну что, пошли к людоеду в гости, – улыбнулся он.
В следственном кабинете ИВС Марголин сразу же включил камеру. Конвойный и оперативник ввели Прохорова. Катя замерла. Ее вдруг охватило чувство гадливости.
– Добрый день всем. – Прохоров вежливо поздоровался и тихонько опустился на табурет, привинченный к полу.
– Здравствуй. – Гордеев кивнул на камеру: – Вот с телевидения к тебе приехали. Не против?
– Нет. – Прохоров пристально посмотрел на Катю, но, встретившись с ней взглядом, медленно отвел взор. А она теперь смотрела на него в упор. Все как тогда, в коридоре розыска: белесые бровки, небесно-голубые глазки, золотистая щетинка на подбородке, прыщики… Только на этот раз кроссовки другого цвета. И снова без шнурков…
– Вы с какой передачи?
– «Милицейские новости», – брякнул Марголин первое попавшееся.
– Милицейские? Значит, снова топтать меня станете?
– Почему топтать?
– Ну как же! Я в тюрьме про себя газетки читал разные: подонок, убийца, садист – как только меня не называли там.
Марголин смутился, пробормотал что-то невразумительное.
– Я в профиль лучше получаюсь. – Прохоров повернулся к Кате. – А почему девушка мне вопросов не задает?
– А какие я вам должна задавать вопросы? – спросила она сухо.
– Ну вы ж корреспондент, профессионал.
– И что?
– Ну как же: «Почему убил?», «Что чувствовал, когда совершал преступление?», «Почему до жизни такой докатился?» – Его голос, негромкий и неторопливый, звенел в тиши кабинета.
– А мне наплевать, что вы чувствовали.
– Да? – Он уперся взглядом в ее ногу. – Значит, так и будешь молчать?
– Вы виновным себя признаете? – спросил Марголин.
– Частично.
– В чем, если не секрет?
– В завладении чужой собственностью. – Отмороженный Андрюша усмехнулся.
– А в убийстве тринадцати человек?
– Эти сказки я на суде послушаю. От других.
– Значит, вы никого не убивали? Так, что ли?
Отмороженный снова обернулся к Кате.
– Ну что, так и будешь на меня смотреть? А за просмотр деньги платят.
– Ну ты, не забывайся, – вставил Гордеев.
– Я не забываюсь. – Прохоров положил ногу на ногу и уперся в ладонь подбородком. – Мой ответ вашей милицейской передаче: я никого не убивал, ясно?
– В тюрьме с вами хорошо обращаются? – продолжал Марголин.
– Да.
– Вы что-нибудь там читаете, кроме газет?
– Да.
– Что?
– «Робинзона Крузо».
– Чего ждете от суда?
– Справедливости.
– Они вам по ночам не снятся? – тихо спросила Катя.
– Кто? – Он резко вскинул голову.
– Тринадцать человек. Те самые.
– Снятся.
Марголин снимал Андрюшу крупным планом. Все затаили дыхание.
– Снятся, – повторил Отмороженный медленно. – И твой, гражданин следователь, мне тоже снится! Сука! Жаль, я его не добил тогда! Ты чего на меня смотришь, а?! – Он вдруг резко вскочил с табуретки. – Ты зачем сюда пришла? Издеваться надо мной? Издеваться?! Убери ее от меня, – прошипел он Гордееву. – Я с бабами три месяца не… Нарочно, что ли, меня доводишь? Убери! У меня встает на нее!
– Да ты что себе позволяешь! – Гордеев тоже поднялся. Он был выше Прохорова на две головы. – Ты с кем говоришь, забыл? Ну-ка, Сережа, выведи его отсюда!
Опер в белом свитере рывком обернул Отмороженного к себе.
– Мы с тобой потом поговорим, дорогуша, – молвил он грозно. – Попозже. По-свойски.
– Прошу извинения, – сказал Гордеев Кате, когда Прохорова увели.
– Ничего страшного.
Марголин даже сопел от удовольствия: «Ну и типчик в галерею «Криминальные монстры», ну и портретик срисовали!»
– Запись остановишь на словах «не добил». Остальное сотрешь, – сказала Катя на обратном пути в Москву.
– Ладно.
– Я проверю потом, смотри.
– Я сказал – ладно. – Марголин подмигнул ей в зеркальце. Катя быстро строчила что-то в своем блокноте. Ручка прыгала. Чистописание в мчащейся на полной скорости машине – занятие для виртуоза пера. – Ты про него материал делаешь? – осведомился Марголин.
– Да. Только не про него. А про тех, кто его брал. Про наших, в общем. Ну а его перлы тоже вставлю. – Катя захлопнула блокнот.