– Ой! – Катя едва не уронила чашку. – Что же тогда получается?
– Не ойкай, Катерина Сергевна. А получается некая весьма оригинальная цепочка. – Никита посмотрел на часы. – Одиннадцать уже… да… Связь любопытная… Но к чему я тебе все это говорю? Уж если ты действительно желаешь кое в чем мне помочь и написать об этом впоследствии классную статью, я бы настоятельно тебе посоветовал в ближайшие дни не соваться ни в одно из этих местечек: ни в «Улей», ни в магазин мод. И рвение добровольных помощников, этих, которые с гирями, тоже несколько поумерить.
– Почему? – Катя надменно вскинула голову. – Я маньяков не боюсь.
– Маньяков-то, конечно, только… – Никита не договорил. – И все же я пока настоятельно тебя об этом прошу. В будущем, возможно, мне придется прибегнуть к твоей помощи. Ты в этой театрально-модной среде как рыба в воде, а я и мои орлы, хм, несколько неуклюже смотрятся, да… Но это позже.
– Когда?
– Позже. Как только, так сразу. Пока я сам лично хочу кое с кем побеседовать.
– Скажи с кем. Я должна это знать. – Катя настаивала. – Чтобы впоследствии мой труд не пропал даром и из всего этого хаоса вышла статья, классная, по твоему мнению, я должна быть в курсе.
– Завтра я намерен беседовать с Удойко и Берберовым.
– А Паша Могиканин?
– Этот пусть ждет своей очереди.
– А мы… А я?
– Кать… – Никита неожиданно взял ее за руку. Ладонь его была горячей. – Ты мне очень помогла. Очень. И еще поможешь, я уверен. Но не спеши ты так. НЕ СПЕШИ. В таком деле торопыгам делать нечего. Понимаешь?
– Но маньяк может еще кого-то за это время… если мы не будем торопиться… – забормотала Катя.
– Может. Может, он и делает уже. Если только…
– Что?
– Это действительно маньяк.
– Как это? – Катя захлопала ресницами.
– Ладно, пока все это ерунда. Сны мои. Я тебе еще вот одну вещь хотел сказать. – Колосов встал. – Поздно уже. Тебе спать, а мне смываться пора. Помнишь всю эту путаницу с одеждой на трупах? Так вот, тут мне идейка одна приснилась. Сдается мне, Кать, что они переодеты.
– Я тебя не понимаю, нет, ничего не понимаю. – Катя тряхнула волосами. – Не маньяк… У вас, Никита Михалыч, язык от чая заплетается.
Он усмехнулся.
– Насчет Киры Куколки вопрос пока открытый, а остальные три, в том числе и Красильникова… Мне кажется, что их переодели после смерти, понимаешь? Специально переодели в их же вещи, чтобы выглядело все более правдоподобным при инсценировке несчастного случая. Этот тип, которого мы ищем, не снимал с них часть вещей. Наоборот, он их переодевал. Убивали их в какой-то другой одежде, загримированных определенным образом. Потом уже с трупов удаляли грим, снимали ту одежду и надевали обычную. Только то, что можно натянуть на труп. Потому-то такие неудобные для напяливания вещи, как белье, колготки, всегда отсутствовали. Вот поэтому, Катенька, на обнаруженной нами одежде и не было дырок. Дырки, пробитые тем проклятым штырем, который пока так и остается загадкой, должны быть оставлены на других костюмах. Только вот где их искать?
– Каких? – Катя похолодела.
Никита только пожал плечами.
– Я тебя прошу, не спеши. Этот гад хитер и осторожен. И он… он…
– Сумасшедший, да?
– Нет, не то. Он какой-то фокусник, выдумщик, что ли. Я вот только никак не могу понять, что же он выдумывает. А поэтому я не хочу спешить.
Они прощались в прихожей. Колосов казался очень усталым. Тихим каким-то.
– Славная у тебя квартирка. – Он оглядел ее апартаменты. – Тот, хозяин гирь, друг дома, да?
Катя молчала. Потом кивнула.
– А у тебя есть жена?.. Девушка?
– Время от времени бывают. – Он улыбнулся. – Девушки. Жены, впрочем, тоже. Но вообще-то я, Кать, убежденный холостяк. И чем старше становлюсь, тем делаюсь все убежденнее и убежденнее.
Она смотрела в окно, как отъезжали его белые «Жигули». Она улыбалась. Последнюю фразу стоило запомнить особо, на будущее. На всякий пожарный, как говорится…
Глава 27
ПЯТНИЦА – 13-е
– Чем вы зарабатываете себе на жизнь?
– Удовлетворяю женщин.
Строгий вопрос – лаконичный, горделивый ответ. Они сидели друг напротив друга: час назад сыщики из отдела убийств доставили на Белинку гражданина Удойко. Однако в течение этих шестидесяти минут беседа, задуманная Колосовым как полуофициальный опрос свидетеля, не клеилась.
Колосов злился – пятница начиналась из рук вон плохо. Удойко привезли к нему под большими шарами. То, что Удовлетворитель закладывает, Никита знал от Кати и от своих коллег, но не до такой же степени, чтобы быть таким «мокрым» в девять часов утра!
– Вы знали Светлану Красильникову?
– Ну, положим, что знал.
– Где вы с ней познакомились?
– У Пашки Могиканина в студии. Слушай, друг, я чего-то не пойму. – Удойко таращил осоловелые глаза. – Где я, а? Вломились какие-то качки, сдернули меня с кровати. Куда меня хоть привезли?
– Уголовный розыск. Главное управление внутренних дел области.
– А что я здесь забыл?
– Вы были знакомы с Еленой Берестовой?
– С кем?
– С Еленой Берестовой.
– Не-а.
– Вот с этой девушкой. – Никита протянул ему фото волжанки.
Удойко тупо уставился на снимок.
– Твои глаза как два тумана, – пробормотал он сентиментально. – Полуулыбка, полуплач… Ах, эта, Ленка… Ленка Беленькая. Ну, с Беленькой вроде был. Давно, правда. Год назад.
– Какой характер носили ваши отношения?
– Поясните мысль, товарищ майор, или нет – гражданин майор, а может, опять ошибся? Га-а-спадин майор? Майор, да? Так вы представились? – Удовлетворитель-Вовочка куражился от души. – Я не понял, что вы имеете в виду?
– Вы состояли с ней в близких отношениях?
– Две или три ночи. Может, четыре. – Удойко зевнул. – Мне, знаете, некогда с ними рассусоливать. У меня время – деньги.
– Как вы с ней познакомились?
– По объявлению. Прочел в «Из рук в руки»: «Хочу попробовать любовь с настоящим мужчиной». Ну и написал, как было сказано, на почтамт до востребования. Назначил ей свидание у «Макдоналдса». Мне тогда все равно было, а смысл фразы понравился.
– И Берестова пришла на свидание?
– Да.
– И что потом?
– Га-аспадин майор, вы что, пардон, педик? Вы не знаете, что бывает, когда мужчина в полном расцвете сил и алчущая любви телка заваливаются в постель? Смотрели «Кабаре»? Как там говорили: «Мы будем спать друг на друге»?
Никита прищурился. Он наблюдал за Удойко.
– Я повторяю свой вопрос.
– Она попробовала и не разочаровалась.
– Она заплатила вам?
Вовочка тряхнул нечесаной гривой.
– Нет.
– Вы ж деньги с них берете.
– Не со всех.
– Да? – Никита усмехнулся.
– У этой брать было нечего. Она приезжая с Чухломы. Работу искала.
– Значит, пробовали вы четыре ночи подряд, а потом что?
Удойко снова зевнул. Притворно – слепой бы заметил.
– А потом ничего. Разошлись, как в море корабли.
– Выходит, вы ее разочаровали? – Голос Никиты был елейным.
– Слушай, майор, я… ты меня… Я художник, понял – нет? Я свободная личность и своей свободой дорожу! Я не позволю всякому…
– Потише.
Удойко осекся.
– Я не позволю всякому погонному чинуше вроде тебя лезть в мою личную жизнь. – Вовочка придушенно шипел. – Я вообще могу на твои вопросы начхать, понял – нет?
– Не можешь. – Никита невозмутимо закурил. «Так, прогресс налицо. Перешли на «ты». Впрочем, меня в невежливости не надо упрекать – не мы начали первые».
– Пач-чиму? Пач-чиму я, свободный гражданин свободной страны, не могу начихать на твои вопросы? – Удойко навалился грудью на стол. От него несло перегаром. – Сейчас не тридцать седьмой год, и ты не Лаврентий Палыч. Ясно тебе, майор?
– Не можешь потому, что и Красильникову, и Берестову убили, – отчеканил Никита. – Усек, Удовлетворитель? Двух молодых здоровых женщин, с которыми ты был знаком, у-би-ли.
– Ну а я-то тут при чем? – Удойко откинулся на спинку стула.
– А вот ты-то тут при чем, позволь решить уголовному розыску.
– Вы что, меня подозреваете, что ли? Меня? – взревел Удойко.
– Не ори, здесь люди не глухие. Отвечай на мои вопросы правду. Встряхни мозги свои, думай и отвечай. Когда ты видел Красильникову в последний раз?
– Недели три тому назад, может, месяц. Она к Пашке ходила, он с нее агрегат клепал.
– Статую?
– Угу. Если это так можно назвать.
– А с Берестовой при каких обстоятельствах вы расстались?
– Да ни при каких! Она просто не пришла, и все. Где я ее искать-то буду, лимитчицу?!
– А у «Макдоналдса»?
– Слушай, майор, ты ж не глупец, я по глазам твоим вижу. Ну не убивал я ее, пойми! Да на кой черт она мне сдалась? Я вообще за всю жизнь руки не поднял ни на кого!
– А куры не в счет? – спросил Колосов.
– Ой… твою мать! – взбеленился Удойко. – Я – художник. От слова «худо» или нет – не вам судить. Я пользуюсь таким материалом, мне это необходимо!
– Но им же больно, Вова. – Голос Никиты был мягким, ласковым.
– Кому?!
– Птичкам. Ты ж их живых на Птичьем рынке покупаешь. Орут ведь от боли небось, когда ты им голову скручиваешь.
– Но мне кровь нужна! – заорал и Удойко и сверкнул глазами, подобно грозному графу Дракуле. – Ты из «Гринписа», что ли? Или у Дроздова в «Мире животных» подрабатываешь? Я – художник и имею право на то самовыражение, которое мне необходимо!
– Так как же насчет Берестовой? – напомнил Никита, выпуская дым колечками.
– Что как? Я ж тебе русским языком говорю – она не пришла. Пропала, испарилась!
– Испарилась после чего?
Убойко открыл было рот, чтобы снова что-то крикнуть, но вдруг закусил губу и отвернулся.
– Просто не пришла. Если тебе так надо, можешь записать в своем протоколе, что я ее разочаровал.
– А я не пишу протокола, Вова, – задушевно сказал Никита. – Это приватная беседа.
Удойко еле сдержался.
– Я ничего больше не знаю, – процедил он. – Это все. Дальше я желаю говорить только в присутствии своего адвоката.
Колосов кивнул. Достал из ящика пропуск, отметил, чтобы Удойко пропустили на выходе из главка.
– Адвокат тебе, мил человек, видимо, понадобится. И скорее, чем ты думаешь. Ну а пока не буду вас удерживать.
Вова-Удовлетворитель поднялся. Хмель его почти весь выветрился.
– Ладно, поговорили. Ты, майор, того, сердца не держи… Я правда ничего не знаю про них. – Он забрал пропуск.
– Если вы потребуетесь, мы вас снова вызовем. Так что съезжать из общежития не советую.
Едва за Удовлетворителем закрылась дверь, Колосов быстренько набрал номер внутреннего телефона.
Удойко пулей вылетел из этого столь негостеприимного, как ему показалось, учреждения, рывком застегнул «молнию» на куртке и рысцой затрусил вверх по Большой Никитской. Он не заметил, что его уже сопровождали «люди в сером».
Никита посидел несколько минут в тишине, затем выдвинул ящик стола и достал оттуда диктофон. Перемотал пленку, прослушал всю запись снова. Эх, чтоб тебя – пятница, 13-е! Ни тебе полезной информации, ни счастья в жизни.
Ему неожиданно вспомнилась Катя, такая, какой она обычно приходила к нему в кабинет, – лучащаяся любопытством, энергией и лукавством. Выходит, и там друг дома уже завелся и даже гири свои приткнуть успел. Застолбил, значит… Эх ты… Однако далее развивать эти невеселые мысли было уже некогда. Часы показывали без десяти двенадцать. Ровно в полдень у шефа, вернувшегося с коллегии в министерстве, было назначено совещание, на которое приглашались начальники всех служб и отделов. Ничего не попишешь – пятница, 13-е, шеф умел выбирать время для снятия стружки с подчиненных.
Сразу после совещания, даже не пообедав, Никита, разгоряченный и вдохновленный словесными баталиями, разыгравшимися в просторном начальственном кабинете, с горя решил лично ехать на Кузнецкий – налаживать контакт с хозяином магазина мод. Предварительное знакомство с этим весьма занятным субъектом было просто необходимо для всего дальнейшего хода дела.
На то, что 13-го числа ему хоть в чем-то повезет, он даже и не надеялся, но не сидеть же сложа руки! «Руководитель должен являться постоянным примером для своих подчиненных! – вспоминался ему главный постулат речи шефа. – Личный пример не только организатора, но и профессионала крайне важен. Помните, на вас смотрит молодежь!»
Колосов выдал несколько звонков в районы, довел мнение высокого и наивысочайшего начальства до сведения своих коллег с «земли», выслушал их весьма язвительные комментарии по поводу того, что они думают и чувствуют на этот счет, и с тяжелым сердцем отправился подавать личный пример подчиненным.
Он еще не забыл, как это делается, ибо, перед тем как стать начальником отдела по раскрытию убийств в областном главке, он десять лет отпахал простым опером. И это было не самое худшее время в его жизни.
И вот они сидели за овальным полированным столом в «творческой» – так называлась комната в подсобке магазина, переоборудованная Берберовым под собственный кабинет. Однако, на взгляд Никиты, все здесь располагало отнюдь не к творческому, а, наоборот, весьма праздному образу жизни: пасторальные пейзажи на стенах, черный подвесной потолок, светильник в форме шара, шелковые желтые абажуры во всех углах. И даже это красное бархатное кресло с резными ножками, в котором томно раскинулся Берберов, и белый кожаный диван с металлическими заклепками, приютивший Никиту, даже они не смогли б вдохновить его, будь он волей судьбы не сыщиком, а модельным портным, на пошив верхнего платья для лиц преклонного и весьма преклонного возраста.
И только парадный портрет королевы Елизаветы II над столом навевал кое-какие нужные мысли. Но они были слишком романтичны и мимолетны.
В магазине, пока Колосов предъявлял удостоверение сотрудника милиции, ожидал Берберова, царило суетливо-рассеянное оживление. «Желтые водолазки» – менеджер и продавцы – так и порхали, словно бабочки, по торговому залу бесцельно и испуганно. Вежливые улыбки не сходили с их лиц, когда они обращались к Колосову. А он спиной чувствовал, что на него явно приходили смотреть.
Сначала две любопытные голенастые барышни в дезабилье из числа манекенщиц, затем пухлая коротышка в огненном парике, затем явно какая-то актриса-травести с хорошо поставленным голосом и развязными манерами, громко доказывавшая двум своим товаркам, что играть роль комической старухи даже на подиуме гораздо интереснее, чем роль Офелии в классически скучном спектакле.
– У вас сегодня показ мод? – спросил Никита менеджера, вспомнив Катин рассказ.
– Нет, показ будет только завтра. Но готовимся, – ответил тот, – коллекции Берберова известны в Европе. Почти каждый раз мы продаем несколько наших моделей. С нами сотрудничает целый ряд текстильных фирм. Наши лекала закупили дома модной одежды Германии, Швеции и Исландии.
Никита кивал, а сам краем глаза наблюдал – вот драпировка слева чуть отдернулась и в щелку кто-то пялится. Чувствовалось, что вторичный приход сотрудника розыска (в первый раз проводилось предъявление на опознание фотографий) основательно поколебал уклад жизни этого текстильно-тряпочного мирка, насквозь пропахшего приторными старушечьими духами.
Но вот наконец смотрины закончились. Берберов явился, и они уединились в «творческой». «Желтая водолазка» тут же внесла на подносе кофе и узкую бутылку «Метаксы» с наперсточными рюмками.
– Поймите меня правильно, Никита Михайлович, – проникновенно вещал Берберов. – Я понял, что дело серьезное, еще тогда, когда мои служащие передали мне, что милиция предъявляла им всем фотографии каких-то девушек. И я готов рассказать вам все, что мне известно. Светлана Красильникова работала у меня в качестве характерной модели с восьмого января по седьмое февраля сего года. Это все согласно нашим бухгалтерским документам. За это время участвовала в четырех показах. Когда она устраивалась, у нас была договоренность о пяти месяцах работы – до лета. Однако совершенно неожиданно она прервала с нами всякие контакты и даже не явилась в конце месяца за расчетом.