– А у нас «господин» прививается с трудом, – заметил Кулагин, следуя за Гуровым.
– Надеетесь, Феликс восстанет, в крайнем случае Андропов возвернется. – Он открыл двойные двери, и они вошли в кабинет.
– Здравствуйте, здравствуйте. – Шубин сочинял какую-то бумагу, даже не поднялся с места. – Лев Иванович, мне играть в ваши затеи некогда. Вот дела, которые я затребовал от вас же, отправляйтесь в заднюю комнату, работайте, только сильно не смолите. У меня тяжелые сутки, я в два приду отдыхать.
– Здравствуйте и большое спасибо, Василий Семенович. – Гуров забрал лежавшие на углу стола папки.
– Можете сварить себе кофе. Если совесть позволит, выпейте по рюмке коньяка.
– Спасибо, Василий Семенович, – Гуров поклонился и направился через кабинет к двери, завешенной портьерами.
Комната отдыха была не большая, но и не маленькая, комфортабельна обставлена, с кроватью, а не диваном, и шикарными кожаными креслами, имелся туалет и душ.
– У предшественника была сауна, но Василий мужик неприхотливый и приказал переделать.
– Он что, со всеми так запросто? – спросил Кулагин. – Или ты особа…
– Я особа, – прервал Гуров. – Как он один на один разговаривает с коллегами, мне неизвестно. Со мной он бывает жестко корректен. Ладно, Паша, давай о делах. Мы передаем вам агентурную разработку. Руководство между собой уладит. Ты помнишь этого деятеля?
– Еще бы! Я локти обгрыз, как ты у меня его слямзил, – рассмеялся Кулагин. – Уже начались рождественские подарки?
– Павел, ты не очень прочно сидишь в своем кресле, – серьезно сказал Гуров. – Твой генерал Рыгалин косит на тебя кровавым глазом. Мы плохо живем с вами, от этого плохо всем. Имея в сейфе такую разработку, даже Рыгалин не посмеет тебя тронуть.
– Спасибо, – Кулагин театрально поклонился. – И сколько шкур ты с меня снимешь за подобный подарок?
– Ничего. Ты хотел мне что-то рассказать, когда нас прервали.
– Ничего нового. По нашим данным, косвенно проходит Авилов, так он и у вас засветился. Но против него ни одного факта.
– Где у вас служит Виталий Золотарев?
– Лев Иванович, вы задаете некорректный вопрос, – Павел смутился, даже покраснел.
– Извини, Паша, я порой забываю, что мы в разных службах, – Гуров задумался, покачал головой, чувствовалось, собственные мысли ему не нравились. – Своей принципиальностью ты мне песню портишь. Но, что выросло, то выросло. Будь таким… Давай повернем разговор в другую сторону. У тебя нет ощущения, что в наших конторах зреет заговор? Причем в вашей больше, чем в нашей. Менты на подхвате. Но ведь спецслужбы не должны вмешиваться в политику. Или не так?
– Так мы не занимаемся политикой, – довольно резко ответил Кулагин.
– А если спецслужба расставляет своих людей на ключевые посты, чтобы решить выборную кампанию двухтысячного года? Тоже нормально?
– Полагаю, для этого просто сил маловато.
– Я не говорю, сколько у кого сил, спрашиваю тебя, это нормально или ненормально?
– Не хочу лезть в такие сферы. – Кулагин чувствовал, разговор ведет к ссоре, и поморщился.
– Боишься, – отрубил Гуров. – Тебя и заместителем начальника управления сделали, потому что знают: ты боишься и тобой легко управлять.
Кулагин встал, подвинул папки с делом и сказал:
– Забери, Лев Иванович, считай, разговора не было.
Гуров рассмеялся, включил электрический кофейник, вынул из серванта рюмки и бутылку коньяка, налил на западный манер по чуть-чуть.
– Ты смешной человек, Паша. Как это разговора не было, когда он состоялся. А дело ты можешь вернуть не мне, а только лично генерал-полковнику. А позже своему генералу Рыгалину объяснишь, почему ты дело не взял.
– Значит, петля? – пробормотал Кулагин.
– Не понял, я что, тебя вербую? Забираешь дело и уматываешь. Не скажу, что после разговора я буду относиться к тебе лучше.
– Да что ты от меня хочешь? – спросил Кулагин.
– Чтобы ты пил кофе и пригубил коньяк, – улыбнулся Гуров.
Кулагин автоматически, не ощущая вкуса, выпил коньяк, кофе, даже закурил, хотя сигаретами не баловался.
– Ну а если серьезно? – Кулагин смотрел напряженно.
И Гуров отлично видел: приятель все понимает, а знает значительно больше сыщика. Неудивительно, он-то не располагал никакими серьезными фактами, лишь фактиками, из которых можно сложить определенную картинку, да интуицией. Но и в картинке имелись огромные дыры, которые ни объяснить, ни заштопать не представлялось возможным. На сегодня главной прорехой являлся Юрий Авилов. Ни по человеческой сути, ни по профессиональным навыкам Юрий не мог занимать в сотканном Гуровым панно того места, какое занимал. Это было совершенно инородное тело, которое при любом раскладе вываливалось, рвало связи.
Об Авилове сыщик будет думать, а что делать с Кулагиным? Верить ему нельзя, но теперь и бросить на половине дороги тоже нельзя, придется играть.
– Ну а если серьезно? – повторил Павел. – Я спрашиваю, а ты словно ушел куда-то.
– А я и ушел, – Гуров пригубил кофе. – Мне убийство Голуба покоя не дает. Сто лет в сыске, первое убийство, в котором я ничего не понимаю. – Гуров решил: если Павел «подставляет» ему лишь Голуба, следует ему подыграть, зациклиться на убийстве такого красавчика.
Казалось, Гуров заговорил знакомым языком, и Кулагин вздохнул облегченно. Если сыщика интересует убийство мальчишки, так пусть занимается, даже раскроет его в конце концов, попадет из одного тупика в другой. Главное, чтобы Гуров не потянул все одеяло на себя и оставил в покое его, Павла Кулагина. Он только-только вырвался из цепких рук своих коллег, так полковника Гурова не хватает. Там идет битва гигантов, и если Лев Иванович со своим упрямством и принципиальностью полезет, от него мокрого места не останется. Десять минут назад казалось, сыщик ухватился за край и тянет и его, Павла Кулагина, за компанию. Так братство прекрасно за праздничным столом, а в могиле просто омерзительно.
Глава пятая
Волка ноги кормят. Люди придумали такую поговорку, подразумевая не серого, а человека, работающего оперативником.
Гриша Котов вроде бы имел приличные исходные данные. Дина Павлова, в молодости балерина, сейчас за сорок, есть подозрение, что выпивоха, живет на Пятой Парковой, рядом с булочной. Любой оперативник скажет – задание элементарное, опытный добавит – как карта ляжет.
У Котова сегодня карта ложилась отвратительно. Он начал с Тверской. Если цветочница человек нужный, ее на старом месте быть не должно. Расспрашивать о ней бессмысленно, да и просто нельзя. Покрутился, осмотрелся, двинул на Пятую Парковую. Улица такая существовала, булочная превратилась в супермаркет, или последний появился независимо от булочной. Раньше были ЖЭКи, теперь именовались РЭУ, но Григорий в контору идти не хотел, что-то ему подсказывало: этого делать не следует. В свое время у ближайшего продмага соображали на троих. Как москвичи не жалуются, жилищный вопрос изменился: теперь если собираются трое, то хоть у одного имеется ключ от квартиры. Погода к посиделкам на лавке не располагала, сыщик прошелся вдоль домов, постоял у магазина, не курил, но мусолил сигарету.
Подошел бодрячок, среднего роста, примерно ровесник, подмигнул и спросил:
– Команду соберем?
Уныло глядя в землю, Гриша ответил: я пустой, бабки у бабы, а ее на горизонте не наблюдается.
– Хреново, – согласился мужичок, протянул широкую руку. – Гриша.
– Тезки, – сказал Котов, отмечая: рука у тезки отнюдь не измучена алкоголем.
– Чего я тебя раньше не видел? – весело спросил тезка. Своей жизнерадостностью и здоровым цветом лица он совсем не походил на пьющего, скорее на мошенника. – Издалека? – продолжал он допрос.
Котов махнул рукой в сторону метро.
– Ты что, здесь у бабы ночевал?
– Угу, – и Котов посмотрел в глаза собеседника, перехватил его цепкий взгляд, подумал: неужто повезло, и я попал на местного опера?
– А у кого, если не секрет, я тут всех знаю?
– Цветами торгует на Тверской, имя забыл, – и описал Дину.
– Была здесь такая, только она цветами не торгует и тут давно не живет. Так что спой чего-нибудь еще!
– А ты давно участок обслуживаешь? – спросил Котов, доставая из кармана паспорт.
Тезка взял паспорт, словно так и положено – прежде чем выпить на троих, предъявлять документы. Опер, а это был точно опер, профессионально посмотрел документ, несколько удивился, вернул и сказал:
– Теперь выкладывай, кто, как попал сюда. У меня на участке два квартирных «висяка». Если мне твоя песня не понравится, пойдем в околоток рентген делать. Ты в жизни запутался, тебе исповедаться нужно, ты как раз на «батюшку» попал.
– Исповедь никому не мешает, – согласился Котов, доставая удостоверение. – Давай, тезка, возьмем по банке пива, поговорим за жизнь.
Опер сплюнул под ноги, на «ксиву» глянул мельком, сказал:
– Нет в жизни счастья. Ты мне уже так понравился, по всем статьям хорош. У меня смена только с обеда, но зам по розыску так достал, я решил и утро отпахать, а тут ты стоишь и врешь, как цыган. Чего пиво пить, один запах, давай маленькую на двоих возьмем и в пельменную.
Сказано – сделано. Хотя Котов был не любитель, тем более с утра, но упускать опера было нельзя.
В пельменной их встретили чуть ли не с оркестром. По тому, как улыбалась буфетчица и вышел из-за стойки хозяин, пожимая оперу руку, уважительно назвал Степановичем, Котов понял, что опер настоящий, водку на халяву не пьет и дело знает.
– Ну, за знакомство! – Опер выпил немного, закусил. – Излагай, какая кручина тебя занесла и чем могу быть полезен.
– Ты полковника Гурова из главка знаешь?
– Льва Ивановича? Спрашиваешь! Не кореша, конечно, но сталкивались, мужик жесткий, но свой. Так ты его задание выполняешь? Опергруппу на рога поставим.
– Это не надо, тезка, дело деликатное, дальше тебя идти не должно, – сказал Котов.
– Понятно. Динка у соседей, – опер постучал по столу. – Ну что я могу сказать тебе? Жила красотка, мужики штабелями падали, и я в той куче валялся. Но ты же знаешь, бабы спиваются быстро. Снялась в какой-то киношке, выскочила замуж, начала с шампанского и прямой дорогой до портвейна. Где-то в начале семидесятых, нет, в конце, она сама сорок седьмого, Динку патруль задержал: мужик, с кем она была, утверждал, что она у него бумажник свистнула. Она немного протрезвела, просит позвонить, ну, мы ее знаем, жалеем, разрешили. Она позвонила, вскоре машина пришла. Мужчина солидный к начальнику отделения прошел, переговорил и Динку увез. Бумажник, само собой, клиенту вернули, сказали, что он его на улице обронил. Так я узнал, что она с КГБ связана. Позже обычное дело: два-три месяца не пьет, приведет себя в порядок, но, конечно, не то уже, водка любого метит, потом запой, неотложка, все дела знакомые. Два года назад то ли зашилась, то ли закодировалась, в общем, завязала и второй раз замуж вышла. Он пожилой, влюблен, как мальчик, лысый, в очках, вроде профессор. Ты ее можешь по адресному установить, хочешь, я сам ее найду. Она могла от матери, что в соседнем доме живет, и не выписываться.
– Слушай, тезка, найди, она нам позарез нужна, – Котов чиркнул пальцем по горлу.
– Сделаем. Ты не забудь, Льву Ивановичу передай привет от опера, с которым он под Новый год Косого Витьку брал.
Гуров сказал категорически – без его разрешения в тир, где тренировался Авилов, ни ногой. Однако Станислав прекрасно понимал, что Авилова придется брать, а показания тренера из тира необходимы. Распоряжение Левы понятно, перестраховывается, но Крячко не первый день замужем, уж посмотреть на человека и не засветиться как-нибудь сумеет.
Сегодня, когда все разъехались, Станислав оставил на телефоне Нестеренко, заявил, мол, больше терпеть не могу, необходимо к зубному врачу. Даже самые мужественные люди считают визит к зубному врачу ну если не подвигом, то поступком серьезным.
Накануне Станислав узнал, что один из отделов МУРа стреляет в четырнадцать часов. Он договорился со старым приятелем, ныне начальником отдела. Пожаловался, сказал, что от непрерывного составления отчетов, справок, докладных и прочей макулатуры у него задница заскорузла, напомнил подполковнику, что был его начальником, и уговорил взять на стрельбы.
– Станислав, чего ты меня, как девчонку, уламываешь? – возмутился приятель. – Приезжай.
– Да у меня чего-то тачка барахлит, я к часу к тебе подъеду, вместе со всеми автобусом, как в старые добрые времена.
– Ты пистолет не забудь взять, а то эти штучки, дескать, забыл, дай из твоего стрельну, уже лет двадцать как не проходят, – заявил подполковник. – Хочешь стрелять – изволь чистить.
– Никакого уважения к старшим, – вздохнул Станислав. – У меня и пистолета-то нет, только шариковая ручка, – хохотнул и положил трубку.
Станислав надел форму: он не знал, какой порядок сейчас, но в его время на стрельбах требовали быть в форме.
Потом они долго тряслись автобусом, приятель удивлялся, отчего полковник отказался ехать на «Волге», и из солидарности полез тоже в автобус.
Тир был знакомый, а вот тренер, хоть и в возрасте – за полтинник, новый. Молодые ребята смотрели на Крячко и с уважением, и с сожалением: конечно, полковник, но возраст, по девочкам не побегаешь. Уступили ему право стрелять среди первых, но Крячко захромал, сказал – мол, камешек в ботинок попал, сел на скамейку, разулся и начал наблюдать за тренером.
Демидов Сергей Семенович, майор милиции в запасе. Такие данные у Крячко имелись. Но что он за человек, Сергей Демидов? Мент-отставник или агент ФСБ? Хотите держать агента в нашем тире? Держите. Мне наплевать. Он вам все наши нехитрые анекдоты перескажет. Но если он обучал Авилова, знаком с Золотаревым, то это маленькая, а цепочка. От Золотарева может идти путь наверх. Через какого-нибудь замзавотделом вплоть до вице-премьера.
– Господин полковник, вам на огневой рубеж, – услышал Станислав и очнулся.
Он не любил оставаться в долгу, взял лежавший на стойке пистолет, ответил:
– Я, коллега, стоя на огневом рубеже, давно в памятник превратился.
– Извиняйте, а у вас личного оружия нет? – спросил Демидов.
– Все у меня есть, но больше прочего у меня лени. Его же потом чистить требуется, а я терпеть не могу работать. У меня аллергия ко всякому труду.
– Случается, – Демидов смотрел не в упор, но внимательно. – А как же до полковника дослужились?
– Как и все, по блату. Свекор – сосед моего плетня, – Станислав дослал патрон в патронник, спросил: – Пятая ростовая?
– Верно.
– Слишком далеко поставил. Нарочно, наверное. – Станислав выпустил пули одна за одной без перерыва, тихо сказал: – Полковник… – он произнес фамилию невнятно, – стрельбы закончил. Ну что, командир, пойдем покурим?
– Не балуюсь, – сухо ответил Демидов, а Станислав подумал – точно гэбэшник. Не станет простой отставник так разговаривать с полковником.
– Господин полковник, пошли к мишеням, – сказал Демидов. – Вижу, вы когда-то неплохо стреляли.
– Я когда-то молодым был, самолюбивым, так с годами прошло, – ответил Станислав и обратился к своему приятелю, начальнику отдела, идущему рядом: – Часто стреляете?
– Начальство пенделя даст, еду, – ответил тот неохотно. – Считай, полдня профукали, а работать за меня Мыська будет?
Они подошли к мишеням, результаты были средненькие, и у Станислава не лучше и не хуже других. Он стрелял очень хорошо, сейчас дурака валял, злился на себя, что не может никак в разговоре зацепить инструктора. Демидов записывал в блокнот результаты, спросил:
– Господин полковник, как ваша фамилия?
– Меня можно не записывать, я не из их отдела. Так, пристроился по блату, решил руку проверить.
– Как желаете. – Демидов закрыл блокнот, положил карандаш в карман.
Станислав чувствовал: инструктор заинтересовался неизвестным полковником, который по собственному желанию поехал в тир. Все знают, ездить стрелять никто не любит, только молодежь.