– Нью-Мексико, – проговорила она.
– Что?
Лукас почуял некий проблеск.
– Я думаю, что, возможно, он из Нью-Мексико. Мне как-то раньше это не приходило в голову, но он говорил не по-здешнему. Дело не в словах или акценте. Это просто какое-то ощущение. Оно совсем не заметно, если только не начинаешь думать об этом. Ощущение такое, как будто я вернулась домой.
– Вы из Нью-Мексико?
– Да. Я там родилась. А здесь живу уже шесть лет.
– Хорошо. Так вы говорите, что от него пахло одеколоном. Хорошим?
– Не знаю… Просто одеколоном. Я в них не разбираюсь.
– Может, это было масло для волос?
– Нет, не думаю. Мне кажется, что это был одеколон. С легким запахом.
– Но от него не воняло? Немытым телом?
– Нет.
– На нем была футболка. Вы сказали, что он белый. Очень белый?
– Абсолютной белый. Кожа у него белее, чем у вас. Вот я смуглая, вы белокожий, но загорелый, а он совсем белый.
– Совсем незагорелый?
– Да. Думаю, что да. Это не просто мое впечатление. На нем были перчатки, и я помню, что его кожа была почти такой же белой, как и перчатки.
– Когда вы беседовали с полицейским из Сент-Пола, вы сказали, что на нем была спортивная обувь. Какого типа, вы знаете?
– Нет. Он просто сбил меня с ног, я поднималась и помню ботинки с такими маленькими штучками с боков, похожими на пузырьки. – Она замолчала и наморщила лоб. – Я не говорила другим полицейским про эти штучки.
– И что это были за штучки?
– Ну такие прозрачные вставки, через которые видно, что там внутри ботинка.
– Да. Я знаю. Вы часто бываете в центре Сент-Пола?
– Иногда.
– Если у вас будет время, прогуляйтесь там сегодня днем и посмотрите на обувь, может быть, вы увидите что-нибудь похожее. Хорошо?
– Конечно. Господи, я не думала…
Лукас достал бумажник, вынул служебную карточку и передал ее женщине.
– Позвоните мне и скажите.
Они поговорили еще минут десять, но больше ей ничего вспомнить не удалось. Он сделал несколько заключительных записей в стенограмме и собрал все свои бумаги обратно в портфель.
– Вы перепугали меня, – призналась Руиц, когда он закрыл портфель.
– Я хочу поймать этого парня, – сказал Лукас. – И я решил, что, возможно, есть нечто такое, что вы сможете вспомнить, только пройдя еще раз через это.
– У меня опять будут ночные кошмары.
– А может быть, и нет. Даже самые жуткие кошмары проходят через некоторое время. Учитывая ситуацию, я не буду извиняться.
– Я знаю. – Она одернула юбку. – Просто…
– Да. Я понимаю. Послушайте, мне нужно позвонить, вы позволите?
– Да, конечно.
Карла снова села на стул. Она была подавлена, почти в состоянии депрессии. Лукас наблюдал за ней, пока узнавал у дежурного номер телефона колледжа святой Анны, потом повесил трубку и снова набрал номер.
– Думайте о чем-нибудь совершенно ином, – посоветовал он ей.
– Я стараюсь, но у меня не получается, – отозвалась она. – У меня снова все это перед глазами. Господи, ведь он был здесь.
Лукас поднял руку, чтобы она немного помолчала.
– Психологический факультет… Спасибо… Сестру Мэри Джозеф… Скажите ей, это лейтенант Лукас Дэвенпорт из полиции…
Он снова взглянул на Карлу. Она неотрывно смотрела в окно.
– Алло! Лукас?
– Элла, мне нужно с тобой поговорить.
– О Бешеном?
– Да.
– Я ждала, что ты позвонишь. Когда ты хочешь приехать?
– Я сейчас в Сент-Поле. Мне надо вернуться к четырем на совещание в Миннеаполис. Я надеюсь, ты примешь меня прямо сейчас.
– Если ты явишься сей момент, то мы сможем спуститься вниз и поесть мороженого. Через сорок пять минут у меня факультетское собрание.
– Жду тебя у Фэт Альберт-холла через десять минут. – Лукас повесил трубку. – С вами все в порядке? – спросил он, собираясь уходить. – Я был немного грубоват…
– Да.
Она продолжала смотреть в окно, и он остановился, держась рукой за ручку двери.
– Вы выясните все для меня? Про ботинки?
– Конечно. – Она вздохнула и повернулась в его сторону. – Мне нужно уйти отсюда. Подождите меня, я только возьму сумочку. Проводите меня на улицу.
Через минуту она была готова, и они поехали на старом лифте вниз. Лифтер слушал свой магнитофон через наушники, но все равно были слышны звуки «хэви металл».
– От такой музыки можно стать импотентом, – сказал Лукас.
Лифтер не отреагировал и продолжал в такт кивать головой.
– А этот парень в лифте… – проговорил Дэвенпорт, когда они уже были внизу. Незаконченная фраза прозвучала как вопрос.
– Не может быть, – ответила Карла. – Рэнди настолько поглощен музыкой, что едва нажимает нужный этаж. Он никогда не смог бы совершить настоящее нападение на человека.
– Хорошо.
Он открыл ей дверь, и она вышла на улицу.
– Как хорошо здесь, – вздохнула она. – Как приятны лучи солнца.
Машина Лукаса стояла в квартале от дома. Они медленно шли вместе вдоль улицы.
– Послушайте, – сказала женщина, когда они остановились около «порше» Лукаса. – Примерно раз в неделю я выбираюсь в Миннеаполис. Я выставляю там свои работы в галерее. Если я заеду к вам как-нибудь, вы мне расскажете, как продвигается расследование? Я позвоню предварительно.
– Конечно. Мой кабинет на первом этаже городской мэрии. Вы можете оставить свою машину…
– Я знаю, где вас искать, – прервала она его. – Я к вам загляну. А сегодня днем обязательно позвоню насчет ботинок.
Карла пошла дальше одна, а Лукас сел в машину и завел мотор. Некоторое время он смотрел ей вслед через боковое стекло; она оглянулась и улыбнулась.
– Гм, – хмыкнул он.
Дэвенпорт проехал немного и остановился рядом с ней, протянул руку и открыл окно с другой стороны машины.
– Забыли что-нибудь? – спросила Руиц, нагнувшись к окошку.
– Какая музыка вам нравится?
– Что?
Вопрос привел ее в замешательство.
– Вы любите рок?
– Да.
– Хотите посмотреть «Аэросмит» завтра вечером? Со мной? Я вас вытащу из вашей квартиры.
– Ой! Ну… Хорошо. Когда? – Она не улыбалась, но определенно была заинтересована.
– Заеду за вами в шесть. Поужинаем где-нибудь.
– Отлично. До скорого.
Карла помахала ему рукой и отошла от машины. Лукас, нарушив правила дорожного движения, развернул «порше» в обратную сторону и поехал к скоростному шоссе. Когда он отъезжал, то посмотрел в зеркальце и увидел, что она смотрит ему вслед. Это было глупо, но ему показалось, что их глаза встретились.
* * *Сестра Мэри Джозеф раньше звалась Эллой Крюгер. Она выросла в северной части Миннеаполиса, ее дом находился в одном квартале от дома, где родился Лукас. Они одновременно пошли в школу: однажды осенью их матери повели их вместе по выщербленным тротуарам, мимо высоких зеленых изгородей, потом через арки из красного кирпича в начальную школу святой Агнессы. Элла снилась Лукасу. Симпатичная стройная блондинка, самая известная и любимая ученица как среди учителей, так и среди учеников, она еще и быстрее всех бегала. У доски она постоянно побеждала в соревнованиях по умножению. Лукас обычно был вторым. В конкурсах же на лучшее правописание побеждал он, а Элла была второй.
В середине пятого класса, когда умер его отец, Дэвенпорт ушел из школы святой Агнессы. Вместе со своей матерью он переехал в южный район и пошел в школу там. Позже, во время хоккейного турнира, когда он разминался, катаясь по льду, Лукас остановился на противоположной от своих ворот стороне площадки, чтобы поправить коньки. Элла стояла неподалеку в толпе девчонок из школы «Холи Спирит». Она его не видела или не узнала в хоккейных доспехах, а он застыл, как громом пораженный.
Прошло шесть лет. Другие девочки, бывшие неуклюжими, когда Элла была красавицей, теперь расцвели. А Элла наоборот. Ее лицо стало изрыто и обезображено угрями, от которых остались рубцы. На щеках, на лбу, на подбородке появились красные пятна воспаления. На остальной части лица, где рубцов не было, кожа сделалась грубой и шероховатой, как наждачная бумага.
Лукас отъехал к скамейке своей команды. Лицо Эллы стояло у него перед глазами. Через несколько минут начали представлять игроков обеих команд, и, когда его имя объявили на весь стадион, он тоже покатился в центр площадки. Он не мог не смотреть в ее сторону и заметил, что и Элла не спускает с него глаз.
После матча Лукас отправился в раздевалку и тут увидел, что она стоит по другую сторону ограждения. Когда их глаза встретились, она подняла руку и помахала ему. Он остановился, перегнулся через ограду, взял ее за руку и проговорил:
– Ты можешь меня подождать? Встретимся через двадцать минут.
– Хорошо.
Они покатались по южному и западному Миннеаполису, болтая и смеясь в темной машине так же, как в детстве, а потом он отвез ее домой. Около своего дома Элла выпрыгнула из автомобиля и побежала к дверям. Зажегся свет, и вышел ее отец.
– Папа, ты помнишь Лукаса Дэвенпорта, он когда-то жил на нашей улице?
– Конечно. Как дела, сынок? – проговорил ее отец.
В его голосе проскользнули грустные нотки. Он пригласил Лукаса войти, и тот просидел еще с полчаса, разговаривая с родителями Эллы.
Когда он вышел на улицу, она окликнула его из окна своей спальни на втором этаже – ее головка вырисовывалась на фоне обоев в цветочек.
– Лукас!
– А!
– Пожалуйста, не приходи больше, – сказала она и закрыла окно.
В следующий раз он услышал о ней через полтора года, за неделю до окончания школы. Она позвонила ему и сказала, что уходит в монастырь.
– Ты уверена в себе?
– Да. У меня к этому призвание.
* * *Много лет спустя и через два дня после того, как Лукас, уже работая в полиции, в первый раз убил человека, она ему позвонила. Может ли она помочь? Нет, вряд ли, но он хотел бы с ней повидаться. Он пригласил ее в кафе-мороженое. Она профессор психологии. Это восхитительно. Наблюдает, как человек мыслит.
«Неужели у нее действительно призвание?» – думал Лукас. Или же все дело в ее лице, и это ее крест, который она несет. Он не мог спросить об этом прямо, но, когда они уходили из кафе, она взяла его за руку и улыбнулась.
– У меня призвание, Лукас.
Через год он продал свою первую игру, она имела огромный успех. Газета «Стар трибюн» посвятила этому целую статью, и тогда Элла позвонила еще раз. Она организовала в колледже группу игроков, и они регулярно собирались вместе…
После этого Лукас и Элла виделись почти каждую неделю. Элла и еще одна монахиня, бакалейщик и букмекер (оба из Сент-Пола), адвокат защиты в суде из Миннеаполиса и пара студентов из колледжа святой Анны составляли группу военных игр. Они собирались в спортивном корпусе и занимали комнату, которой никто не пользовался. Раньше это была раздевалка для девочек. Они принесли туда несколько стульев, стол для игры в пинг-понг, чтобы можно было раскладывать игровые карты, и старый светильник, который им отдали в бассейне.
Члены группы собирались по четвергам. Последнее время они осваивали наиболее грандиозное творение Стэнфорда, ответные действия в битве при Геттисбурге, эту игру Лукас все равно не смог бы продать с коммерческой целью. Просто она была слишком громоздкой. Чтобы просчитать результаты, ему пришлось пользоваться портативным компьютером.
Элла играла за генерала Ли.
Лукас оставил свой «порше» у подножия холма у Альбертус Магнус-холла и, шагая по опавшим листьям, поднялся наверх. Когда он подошел к первым ступеням, показалась она. Все то же лицо и те же глаза, печальные и серые, но в них всегда была искорка смеха.
– Он не может остановиться, – говорила Элла, пока они прогуливались по тротуару. – Бешеный подпадает под категорию преступников, которых в полиции называют «убийца-садист». Они совершают убийства, потому что им это нравится. Он не слышит голоса Божьего, его действиями вообще не управляют никакие голоса. Да, что-то заставляет его так поступать, но он не сумасшедший в том смысле, что он теряет контроль над собой. Наоборот, он даже слишком себя контролирует. И вполне осознает, что делает и каковы будут последствия. Он все планирует заранее и предусматривает все возможные случайности. Он может быть интеллектуалом.
– Как же он выбирает свои жертвы?
Она пожала плечами.
– Может быть, просто случайно. Возможно, он пользуется телефонной книгой. Но более вероятно, что он их где-то видит и осознанно или подсознательно, но он выбирает определенный тип. Может быть, у него было своего рода любовное увлечение в юности по отношению к своей матери или к подруге матери… к кому-то, чей сексуальный тип зафиксировался в его памяти.
– Все эти женщины небольшого роста, темноволосые и с темными глазами. Одна из них американка мексиканского происхождения…
– Именно так. И когда он случайно встречает какую-нибудь женщину такого типа, она как бы запечатлевается в его сознании. Но почему именно эта среди множества других, я не знаю. В любом случае, если он ее запомнил, она от него не уйдет. Все его мысли вертятся вокруг нее. Это превращается в навязчивую идею. В конце концов он настигает ее и осуществляет все свои дикие фантазии.
В кафе она заказала то же, что и всегда – горячий фадж с мараскином. Некоторые посетители с любопытством поглядывали на них, монахиня в черной сутане и хорошо одетый мужчина, который, судя по всему, был ее другом. Они не обращали внимания на то, что все на них смотрят.
– Сколько времени ему нужно, чтобы сосредоточиться на определенной женщине? Может это случиться внезапно?
– Все может быть. Хотя более вероятно, что это не какая-то неожиданная встреча. Возможно, это была просьба помочь или они беседовали. Ему ведь нужно было выяснить, насколько она уязвима. Знаешь, он может быть очень умным человеком. Женщина фиксируется в его сознании, и он уже не в состоянии выбросить ее из головы, а она не может избежать нападения с его стороны. В конечном счете это выше его сил.
– Господи. Ой! Извини.
Она улыбнулась.
– Ты просто мало проучился в нашей школе. Если бы ты побыл в школе святой Агнессы еще года два-три, кто знает, что бы с тобой стало. Может быть, ты бы сейчас был отцом Дэвенпортом.
Лукас расхохотался.
– От такой мысли у меня волосы встают дыбом, – сказал он. – Ты можешь себе представить, как я даю первое причастие сорванцам?
– Да, – ответила она. – Действительно могу.
* * *Когда Лукас вернулся к себе в офис, там трещал телефон. Звонила Карла. По ее словам, на Бешеном была обувь фирмы «Найк», модель «Эйр», но она не была уверена, какой именно модификации.
– Но на них есть эта прозрачная штучка на подошве сбоку, это точно. Нигде больше таких нет, – подтвердила она.
– Спасибо, Карла. Увидимся завтра.
Дэвенпорт потратил десять минут, обзванивая обувные магазины, в которых была распродажа, и справлялся о ценах, а потом пошел наверх в отдел. Андерсон сидел в своем закутке и просматривал бумаги.
– Ну как там моя беседа? – поинтересовался Лукас.
– Порядок. Будут почти все, – отозвался он.
Андерсон, тощий, с пожелтевшими от никотина зубами и маленькими поросячьими глазками, был всегда одет в поношенный костюм и носил широченный галстук, который едва достигал середины его живота. Он был не в ладах с грамматикой, и от него часто пахло колбасой. Но все это ничего не значило для его коллег. У него был самый высокий уровень раскрываемости преступлений во всем департаменте. В свободное от работы время он составлял компьютерные программы по наблюдению за исполнением законов, которые продавались по всей стране.
– Не придут только четверо, – продолжал он, – но они имеют мало отношения к этому делу. Если захочешь, можешь поговорить с ними попозже.
– Как отнесся к этому профсоюз?
– Мы их успокоили. Представитель профсоюзного комитета сделает заявление перед твоим выступлением.
– Вот и хорошо.
Лукас вытащил свою папку.
– У меня есть кое-что, и я хотел бы ввести это в базу данных.