Это маленькая, но красноречивая деталь. Шеф-инспектор Лакос по опыту знала, убийства иногда вытекают из крохотных, зачастую незаметных вещей. Убийства почти никогда не становились следствием каких-то грандиозных событий, скорее они случались как результат накопления критической массы мелких обид, пренебрежения и лжи. Шрамов. До поры, пока рана не делалась смертельной.
Она посмотрела на юного кадета Смита, только что претворившегося, что он не англо, и поняла о нём кое-что ещё.
Он гей, с тревогой подумала она.
Гей это нормально. Англо — тоже нормально. Даже гей англо — нормально. Но англо гей в Академии Сюртэ — это нечто другое. Не удивительно, что парень инстинктивно пытается претворяться.
Она посмотрела на Гамаша, все еще одетого в пижаму и халат, спокойно сидящего на эймсовском стуле. Ей стало интересно — в курсе ли Гамаш. Она решила что да, в курсе.
— Кадет Смит в моем классе, — сообщил коммандер. — Ты же иногда посещал собрания в тех комнатах?
— Oui.
— Расскажи нам, что произошло, — попросила Лакост обыденным тоном.
— Я нес профессору Ледюку его утренний кофе и тосты. Постучал, и когда никто не ответил, я дернул за ручку. Было не заперто, и я открыл дверь.
У Лакост сразу возникло несколько вопросов, но она сдержалась, не стала перебивать.
— И сразу же конечно увидел его.
Он снова покраснел, пытаясь удержать эмоции и подкатившую тошноту.
— И что ты сделал? — спросила Лакост.
— Я выскочил в холл и стал звать на помощь, — он смотрел на коммандера. — И уронил поднос.
— Естественно, — сказал коммандер. — Я бы тоже уронил.
— Ты входил в комнату? — спросила шеф-инспектор Лакост.
— Нет.
— Ни на шаг? — настаивала она, давая понять, что в этом не было бы ничего страшного, но кадет отрицательно покачал головой.
Это было бы последним, на что соблазнился бы молодой человек.
— А почему ты принес кофе профессору ЛеДюку? — спросил Бовуар.
— Мы делаем это каждое утро. Амелия Шоке и я по очереди. Меняемся через неделю.
Гамаш слегка пошевелился и вздохнул.
Для него это новость, подумала Лакост.
— Вы в курсе, что коммандер Гамаш упразднил практику доставки первокурсниками завтраков профессорам? — поинтересовался Бовуар.
— Профессор ЛеДюк так нам и сказал, но уверил, что это традиция. Что это поможет укреплению уважения, порядка и субординации. Сказал, что традиции в Академии Сюртэ сформировались не просто так и их важно поддерживать.
Парень говорил, очевидно, без всякой задней мысли, что эти слова некоторым образом оскорбляют коммандера — еще одна красноречивая, деталь, характеризующая студента. Но более всего она свидетельствовала о презрении Сержа ЛеДюка к коммандеру.
И стремлению ЛеДюка навязать свое мнение студентам.
Бовуар не смотрел на Гамаша, но видел его своим боковым зрением. Лицо коммандера выражало лишь спокойное внимание. Однако поза изменилась, стала более напряженной.
— Не все традиции хороши, — продолжил Бовуар. — Эта унижает первокурсников. Вы здесь для обучения и станете агентами, вы не прислуга. В свою бытность первокурсником я ненавидел эту традицию. И мне даже интересно, что вы, похоже, не возражаете.
— Профессор ЛеДюк объяснил, что Амелию и меня специально выбрали.
— А он как-то объяснил, в чем состоит ваша избранность? — спросила Лакост.
— Мы самые многообещающие.
— Понятно, — проговорила Лакост.
Изабель повернулась к Гамашу, но он покачал головой в знак того, что у него нет вопросов, хотя слушал он юношу внимательно и смотрел пристально.
— Дверь в комнаты профессора ЛеДюка была открыта, — продолжила Лакост. В этот момент ее айфон завибрировал, но она проигнорировала сообщение. — Насколько это обычно?
— Он часто первым делом по утрам отпирал дверь, чтобы мы могли войти.
— И что ты делал, попадая к нему в комнату? — спросила Лакост.
— Оставлял поднос и уходил.
— А когда он сам присутствовал? — наконец заговорил Гамаш.
— Он благодарил меня и я уходил.
Шеф-инспектор Лакост, пробежав глазами по сообщению в айфоне, поднялась.
— Merci, кадет Смит.
Она обратилась к Гамашу и Бовуару:
— Доктор Харрис здесь. Присоединитесь ко мне?
— Полагаю, самое время принять душ и переодеться, — ответил Гамаш. — Подойду через несколько минут.
Он повернулся к Натэниелу.
— Подожди здесь, пожалуйста. Приготовь себе кофе, если хочешь, — Гамаш указал на кофеварку и полный графин на буфете. — Скоро вернусь.
Лакост и Бовуар оставили Натэниела готовить кофе, в то время как коммандер Гамаш отправился в душ.
Он вскорости появился, умытый, свежевыбритый, переодетый в костюм и галстук. Увидев коммандера, Натэниел поднялся на ноги.
Гамаш жестом попросил его сесть, налил себе кофе и присоединился к кадету.
Солнце уже поднялось, освещая мрачный мартовский пейзаж за окном — заплаты сугробов перемежались клочьями серого кустарника. Еще месяц назад это была чудесная страна первозданного чистого снега, изрисованного тропами — следами от лыж и снегоступов. А ещё через месяц природа оживёт весенними красками полевых цветов и яркой зеленью молодой листвы.
Но пока за окном было что-то похожее на зомби-лэнд.
— Итак, кадет Смит, как обстоят дела с расследованием по делу о карте?
Он задал вопрос на безупречном английском, с легким британским акцентом, и жестом показал на картинку в рамке на стене.
Натэниел либо не ожидал подобного вопроса, либо его удивил выбор языка, но он снова покраснел.
— Pardon? — переспросил он по-французски.
Гамаш улыбнулся.
— Быть англо нормально. Если не будешь правдив сам с собой, как распознаешь правду в других? Я спросил про карту. Ты и трое других кадетов занимались расследованием.
— Мы прекратили, — ответил Натэниел, снова по-французски. — Мы, понимаете, были очень заняты курсовыми.
Они попали в странное положение, как часто и случается в Квебеке, когда франкоязычные говорят на английском, англо же, напротив, на французском.
— И как ты поступил со своей копией карты? — спросил Гамаш.
— Карты? Не знаю. Она где-то в вещах, полагаю.
Коммандер Гамаш склонился к парню. Ровно настолько, чтобы пересечь личное пространство кадета Смита.
— Вы тут не для того, чтобы вести светскую беседу, молодой человек. У любого моего вопроса есть цель, и сейчас более чем когда-либо. Мы тут убийство расследуем, а не устраиваем кофейную вечеринку.
— Так точно, сэр! — Натэниел, округлив глаза, перешёл на английский.
— Хорошо. А сейчас еще раз: как ты поступил со своей копией карты?
— Не помню.
Смотря в лицо коммандеру, он снова покраснел.
— Правда, не помню. Не думаю, что выбросил. Она где-то в моем столе в спальне.
— Иди и найди ее, пожалуйста, — сказал Гамаш, поднимаясь. — И у меня еще один вопрос.
— Да?
— Бывал ты хоть раз в спальне профессора ЛеДюка?
— Что вы имеете в виду?
— Вы знаете, кадет, что я имею в виду. Ни в чем вас не виню. Ни юридически, ни морально закон не нарушен. По крайней мере, с твоей стороны. Но мне необходимо знать.
— Нет, сэр. Я никогда не был в его спальне.
Гамаш изучающее смотрел на молодого человека, выглядевшего сейчас так, словно голова его пылала в огне.
— Каковы были твои отношения с профессором ЛеДюком?
— Что вы имеете в виду?
— Я знаю, тебе страшно. И у тебя есть все причины держать личное при себе, особенно в этих стенах. В прошлом Академия не была толерантным учреждением. И я считаю, что ты очень смелый, раз поступил сюда.
— Не понимаю, о чем вы.
Гамаш улыбнулся и кивнул.
— Просто помни, сейчас здесь расследуют убийство. Твои секреты всё равно выйдут наружу. А я даю тебе шанс рассказать мне всё с глазу на глаз.
— Нечего рассказывать.
Гамаш понизил голос, хотя они были в комнате одни.
— Я пойму, — сказал он. — Доверься мне, пожалуйста.
Натэниел Смит посмотрел ему в глаза, вдохнул легкий аромат сандалового дерева и розовой воды, хотя никогда не умел различать нюансов. Аромат ему понравился. Он успокаивал. Как и эти глаза.
А потом вспомнил предупреждение профессора ЛеДюка насчет коммандера Гамаша.
А потом вспомнил мертвое тело ЛеДюка.
— Можно мне вернуться к себе в комнату? — спросил он по-французски. — Могу поискать карту, раз вы хотите.
Гамаш еще мгновение удерживал его взгляд, потом кивнул.
— Минуту.
Он поднял трубку и сделал звонок.
Вскоре в дверь постучали, за ней ожидал один из преподавателей.
— Пожалуйста, сопроводите кадета Смита в его комнату, потом проводите в столовую.
— Что мне сказать остальным? — уже у двери спросил Натэниел. — О профессоре ЛеДюке? Каждый захочет узнать.
— Расскажи им правду.
Дверь закрылась, Гамаш секунду смотрел на нее, потом перевел взгляд на карту в рамке.
Разводы бурого цвета могли быть грязью. А могли не быть. Старая и затрепанная. Тонкие контурные линии, как морщинки на прожившем жизнь лице. Реки и долины. Корова, пирамида и три крохотные сосны. И снеговик, победно воздевший руки. А может, он сдается.
Гамаш выдохнул неосознанно долго удерживаемый в легких воздух.
Карту спрятали с какой-то целью, говорит Рут. Замуровали в стену.
Гамаш взял свой кофе и подошёл к окну.
Он думал и думал, потом позвонил мэру и шефу полиции.
А потом оправился по пустынным коридорам обратно, к телу убитого Сержа ЛеДюка.
К этому времени они должны обнаружить то, что он увидел в прикроватной тумбочке ЛеДюка.
Копию карты.
Глава 13
Доктор Шерон Харрис за свою бытность коронёром видала вещи и похуже. Значительно хуже. Отвратительные, ужасающие вещи. И если уж говорить об телесных повреждениях, то данный случай был довольно скучен. Если не переворачивать тело и не замечать снесенного черепа. И если не поворачивать собственной головы в поисках останков его черепа.
Она, конечно же, голову повернула.
Доктор Харрис поднялась на ноги, стянула латексные печатки, отошла от тела Сержа ЛеДюка и присоединилась к Жану-Ги Бовуару и Изабель Лакост.
— Он был уже мертв, когда рухнул на пол. Предположительно, чуть раньше полуночи. Единственный выстрел в висок и больше никаких ран. Похоже на экспансивную пулю. Из тех, что называют пулеметными, по понятным причинам.
Им не нужно было снова обращаться к телу, чтобы понять причины.
— Пулю нашли? — спросила доктор Харрис.
— Нет, — ответил Бовуар, показывая на противоположную стену. — Все еще ищут.
Тут раздался стук в дверь и вошел Гамаш. Они с доктором Харрис поприветствовали друг друга как старые друзья, сотрудничавшие по многим делам в прошлом.
— Я как раз сообщила, что причина смерти не вызывает сомнения, — заявила она. — Его смерть была быстрой, можно сказать, милосердной.
— Выглядит так, словно профессор ЛеДюк просто стоял тут и ждал, когда всё произойдет, — заметила Изабель Лакост. — Ни следа борьбы. Что бы это значило?
— Может быть, он не верил, что убийца нажмет на курок? — предположила коронер.
— А может, думал, что пистолет не заряжен, — сказала Лакост. — Может, убийца не собирался стрелять в ЛеДюка, и бросился бежать, как только понял, что сделал.
Бовуар отошел к членам судебно-медицинской команды, желая отвлечься на время от всех «может быть» и поговорить о фактах.
Он знал, что мотив очень важен, но зачастую следователи и близко не подбирались к сути дела, никогда так и не узнав реальных причин, по которым отнималась жизнь. Причины эти глубоко скрыты и слишком сложны, даже сам убийца иногда их не понимает.
А вот хорошие, твердые улики? То, благодаря чему убийцу находят и ловят. Ложь и ДНК. Раскрытые секреты и обнаруженные отпечатки пальцев.
И все же, годы работы рядом с шефом-инспектором Гамашем приучили Бовуара признавать, что чувства играют не последнюю роль в формировании убийцы. И, возможно, играют роль в его поимке. Но не настолько важную, как факты.
К ним присоединилась Изабель Лакост, чтобы обсудить подвижки в этом деле с главой экспертной бригады, оставив коронера с коммандером возле тела.
Доктор Харрис переводила взгляд с Гамаша на жертву преступления и обратно. На лице ее появилась тень удивления, перешедшая в изумление.
— А вы не жаловали его, так ведь? — поинтересовалась она.
— Это так очевидно?
Она кивнула. Такой вывод она сделала не потому, что что-то отразилось на лице Гамаша. Как раз наоборот — его лицо не выражало никаких эмоций. Не доставало сочувствия.
— Я его оставил, — едва слышно произнес Гамаш. — А мог бы уволить.
— Так значит вы НЕ не любили его? — снова спросила Шерон Харрис, потеряв нить разговора. Но ей лучше, чем кому-либо, было известно, насколько эмоции не простая штука. Они замыкаются окружностями, идут волнами, прерываются в точках и ломаются треугольниками. Эмоции редко бывают прямолинейны.
Изо дня в день она расчленяла конечный результат некой неуправляемой эмоции.
Гамаш присел рядом с телом, и стал разглядывать рану на виске ЛеДюка. И гораздо большее по размерам выходное отверстие. Потом проследил взглядом за осколками черепной коробки, отлетевшими в другой край комнаты, где агенты прочесывали пространство в поисках пули.
— Нашёл!
Голос прозвучал не со стороны агентов Сюртэ, за которыми следил Гамаш. И найдена была не пуля.
Все повернулись к агенту, стоящей в дверях в спальню.
— В нижнем ящике, под одеждой, — сообщила она, сопроводив шефа-инспектора Лакост и остальных в спальню.
Там, под аккуратно сложенными чистыми рубашками находился кожаный футляр. Агент открыла футляр, внутри него обтянутая красным бархатом четко выделялась выемка. Контур револьвера. Там же обнаружилось место для глушителя и шести пуль. Гнёзда для пуль были пусты.
— Значит, револьвер принадлежит ему, — сказала Лакост, выпрямившись.
Все перевели взгляд с пустого футляра на дверь в гостиную, и каждый попытался понять, как револьвер переместился отсюда туда. Кто переместил его — ЛеДюк или убийца?
— Excusez-moi, — в комнату заглянул еще один агент и обратился к Гамашу: — Вы звонили шефу полиции Сент-Альфонса, сэр.
— И мэру, — кивнул Гамаш.
— Оба здесь, — сообщил агент. — Ожидают в вашем кабинете.
— Merci. Я буду там через несколько минут.
— Долбанный ЛеДюк, — буркнул Бовуар. — Держать заряженное оружие в своей комнате! Не запертое! В школе! Идиот.
— Либо ЛеДюк сам достал пистолет, либо это сделал убийца, — подытожила Лакост. — Отсюда делаем вывод, что убийца знал ЛеДюка достаточно хорошо, чтобы знать, где тот хранит оружие.
— Есть кое-что еще, что я хотел бы вам показать, — сказал коммандер Гамаш.
* * *Амелия Шоке сидела за длинным столом, между ней и другими студентами по обе стороны стола стулья оставались не занятыми.
Их привели в столовую, для того чтобы провести досмотр в их комнатах. Её окружал гул разговоров, не стихающих после первого шквала новостей, и усиливающихся по мере распространения гипотез.
Слухи витали в воздухе,
Шею ища — где б повеситься.
Кадеты были потрясены. И взбудоражены. Некоторые были испуганы и пытались скрыть ужас за показной бравадой.
Время от времени кто-нибудь кидал взгляд в ее сторону. Она знала, о чём они думают — если убийца среди них, пусть это будет тот, кто необычнее всех.
Лёгкая мишень. Тот, за кого некому заступиться.
Амелия задрала рукава своей униформы выше локтя, демонстрируя всем татуировки и надписи, выгравированные на ее коже подобно родимым пятнам.
Их розовые чистые лица неодобрительно хмурились.
Она понимала, что подставляет шею.
Профессор ЛеДюк мёртв. Убит.
Она размышляла, сколько пройдет времени, прежде чем за ней придут.
— Можно присесть?
Подняв глаза, она увидела Натэниела, его нежную белую руку на спинке соседнего стула.