Достигнув противоположного берега, Цезарь выстроил солдат тремя колоннами и стал преследовать врага. Началась настоящая гонка, бег с препятствиями: кто первый доберется до горного перевала — единственной дороги, по которой можно попасть из провинции Лерида в провинцию Сарагосса…
Цезарь пошел в обход, полем, болотами, по холмам и горам. Солдаты взбирались на скалы: в некоторых местах они были вынуждены, оставив оружие, ползти на четвереньках, а затем уже передавать оружие друг другу.
Достигнув перевала, Афраний нашел его занятым противником. И тут развернулось жестокое сражение. Солдаты Цезаря понимали, что враг в их руках. И хотели покончить с ним как можно быстрее, одним ударом.
Но Цезарь пожалел храбрецов, которые должны были погибнуть не по своей воле и защищая не свои интересы, а потому, что давали присягу. Он довольствуется тем, что окружает их и возводит вокруг них две линии укреплений. Он может их уничтожить, но позволяет им жить. Ему нужны друзья, а не жертвы.
Вражеские солдаты понимают и с благодарностью принимают его намерения. Солдаты Цезаря начинают переговоры, в которые вступают и низшие командные чины. Люди Помпея признают, что обязаны Цезарю жизнью, что их бы давным-давно уничтожили, если бы не Цезарь. Они спрашивают, можно ли доверять его слову, данным им гарантиям, и посылают к Цезарю своих центурионов.
Тут уже все поверили, что наступил мир: цезарианцы и помпеянцы смешались, они жмут друг другу руки, братаются, обнимаются. Солдаты Помпея приглашают солдат Цезаря в свои палатки, солдаты Цезаря поступают так же со своим противником.
Узнав, что происходит, Афраний и Петрей собирают испанскую гвардию, в которой они уверены, нападают на римских солдат, находящихся в это время в их лагере, и жестоко убивают их. Спаслись лишь те, кого удалось укрыть помпеянцам, поздно ночью те выпустили их из лагеря.
В то же время Цезарь, узнав об этом, собирает солдат Помпея и, не причинив им никакого вреда, даже не угрожая, отправляет их обратно. Этим он приобретает немало союзников во вражеском лагере.
Ни Афраний, ни Петрей не могут следовать дальше. Они решают вернуться в Илерду и оттуда готовиться к маршу, Но Цезарь следит за ними, он донимает их своей кавалерией, заставляет голодать в окружении. Они убивают тягловых животных, которых не могут больше прокормить, съедают их, затем идут дальше.
С помощью удачного маневра Цезарь нападает на помпеянцев, когда те находятся в самом что ни на есть невыгодном положении.
Легаты Помпея предпочли защищаться, а не драться. Тогда Цезарь окружает их своими жуткими рвами, в сооружении которых его солдаты так поднаторели. Съев всех лошадей, как съели недавно вьючных животных, солдатам Афрания ничего не остается, как считать дни, пока все не перемрут с голоду. В конце концов они, прося о начале переговоров, объявляют себя побежденными и умоляют Цезаря не быть мстительным и не пользоваться правом победителя. Цезарь прощает всех и ставит своим врагам лишь одно условие: распустить армию и уйти из провинций. Ведутся переговоры, к какому числу побежденные должны сложить оружие. И тут в переговоры вступают солдаты.
— Сейчас! Немедленно! — кричат они со всех сторон.
Чтобы поскорее решить вопрос, Цезарь сам выдает солдатам Помпея невыплаченное жалованье. Затем позволяет каждому из них забрать из лагеря все, что имелось ценного. Своим солдатам он воздаст по заслугам позже. На этом переговоры закончились. Голоса солдат перекрыли голоса командиров. Они полностью доверились Цезарю, поскольку тот проявил куда больше снисхождения и великодушия, чем от него можно было ожидать.
В свою очередь Варрон, увидев себя в одиночестве перед лицом троекратно превосходящих сил противника, тоже начинает подумывать о переговорах с Цезарем. К тому же провинция, где он властвовал, восстает против него; города, куда он хочет войти, закрывают перед ним ворота; один из его легионов дезертирует. И он посылает письмо, в котором сообщает, что сдается.
Цезарь идет ему навстречу из Кордубы[355], принимает из его рук провинцию вместе с кораблями, оружием, деньгами, которые там находятся. Затем требует компенсации для граждан, понесших потери во время военных действий. Он возвращает всем, в том числе и храму Геркулеса, его сокровища. Там, в Гадесе, он вновь находит ту самую статую, перед которой плакал пятнадцать лет назад, сетуя на то, что не успел совершить ничего достопамятного, тогда как Александр в его возрасте уже покорил мир.
После завершения войны в Испании Цезарь погрузился на корабли в Гадесе, корабли Варрона, морем добрался до Тарракона и нашел там депутацию от многочисленных испанских городов, дал им все, о чем они просили, а некоторым — даже больше, далее проследовал сушей до Наброна, а от Наброна — до Марселя.
Здесь он узнает, что в его отсутствие в Риме по предложению Лепида его провозгласили диктатором.
LIX
Этого Лепида мы еще встретим, позже он организует второй триумвират с Антонием и Октавием.
В Марселе в то время свирепствовали чума и голод; в городе питались лишь проросшим ячменем и испорченным просом. Одна из башен рухнула, большая часть крепостной стены тоже угрожала упасть. Домиций понимал, что настало время покинуть Марсель, иначе «Марсель бы покинул его самого».
Он снарядил три корабля, вышел в море в плохую погоду, пожертвовал двумя судами, но на третьем все же прорвался через заслон, устроенный флотом Децима Брута.
Тогда марсельцы запросили пощады. По слухам о войне в Испании марсельцы поняли, как надо вести себя с Цезарем.
Цезарь потребовал сдать ему все оружие, корабли, боевые машины, общественную казну, а затем великодушно простил город.
После этого он оправился в Рим.
Да и пришло ему время быть там: легаты Цезаря, подобно легатам Наполеона, всегда проигрывали битву без Цезаря, где бы ни находились. Курион перешел с Сицилии в Африку. На Сицилии он оставил два легиона, а с собой взял пятьсот всадников и два легиона. Квинтилий Вар, легат Помпея в Африке, заключил соглашение с нумидийским царем Юбой. Юба ненавидел Куриона по двум причинам: во-первых, его отец некогда был связан большой дружбой с отцом Помпея, и, во-вторых, во время своего трибуната Курион аннексировал его царство.
Курион начал побеждать Вара и Домиция, поспешившего прибыть на помощь. Но тут на выручку этим двум помпеянцам прибыл Юба со своими нумидийцами; Куриона окружили и разбили.
Во время боя Домицию, бывшему некогда другом Куриона, удалось приблизиться к последнему, и он предложил легату Цезаря спастись вместе с немногими оставшимися в живых, обещая открыть ему дорогу и защитить во время отступления.
Но Курион ответил:
— Как, по-твоему, смогу я после этого позорного бегства смотреть в глаза Цезарю.
И, бросившись вместе со своими соратниками в самую гущу схватки, пал на поле брани.
Курион, всегда с трудом отдававший долги, сполна отдал свой долг Цезарю.
С другой стороны, Антоний, оставшийся в Риме, не делал ничего, что могло бы способствовать росту популярности Цезаря. Он проводил время в оргиях и любовных похождениях. По словам Плутарха, он стал невыносимым для граждан из-за своей лени, не беспокоясь вовсе о тех трудностях, которые они испытывали, жестоко обходился с теми, кто приходил к нему жаловаться, и, наконец, насиловал замужних женщин.
Так что по возвращении в Рим Цезарь услышал множество жалоб на своего легата, но он всегда считал, что во время войны можно позволить своим сторонникам немного лишнего. А потому он внимательно выслушал все жалобы, но не предпринял никаких мер, оставив Антония в той же должности.
Довелось ему и случайно присутствовать при событии, которое сильно потрясло его, — при восстании девятого легиона в Плаценции[356]. Солдаты требовали обещанного вознаграждения — по пять мин каждому, которые Цезарь обещал им еще в Брундизии. Восставшие полагали, что Цезарь находится в Марселе или где-нибудь в Испании, и угрожали своим преторам, когда вдруг появился Цезарь.
— Солдаты! — сказал он. — Вы жалуетесь, что война затянулась. Если она и затянулась, то не по моей вине, — это вина наших врагов, убегающих от нас. Еще в Галлии под моим командованием вам удалось разбогатеть. В один прекрасный день нужно было решить: начинать или не начинать нам эту войну. И вы, все до единого, высказались за войну. Теперь же она вам надоела и вы думаете покинуть меня! Если так, то я перестаю относиться к вам с пониманием и снисхождением. Я стану жестоким. Не хотите Цезаря, будете иметь Петрея! В девятом легионе спровоцировали этот бунт, так пусть в этом легионе будет казнен каждый десятый!
Как только Цезарь закончил, солдаты разразились жалобами и мольбами. Преторы в свою очередь попадали на колени и воздели руки, умоляя Цезаря.
Он задумчиво слушал их какое-то время.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Выбирайте сами сто двадцать человек. Я не знаю виновных, вам лучше их знать.
Выставили вперед сто двадцать человек.
Цезарь приказал им выстроиться в ряд, затем подозвал претора.
— Считай по десять, и пусть каждый десятый выйдет на два шага вперед, — распорядился он.
Двенадцать человек шагнули из строя.
— Этих двенадцать казнить, — приказал Цезарь.
Один из них обратился к императору:
— Я готов умереть, но я невиновен! — сказал он.
— Невиновен? — спросил Цезарь.
— Спросите у моих товарищей.
— Правда, что он невиновен? — спросил Цезарь.
— Правда, — ответили те хором.
— Тогда как ты оказался среди тех, кто должен умереть?
— На меня указал один из моих врагов, центурион.
— И кто же этот враг?
Приговоренный назвал имя.
— Это правда? — спросил Цезарь.
— Правда! — ответили в один голос одиннадцать осужденных.
— Тогда ступай обратно в строй, и пусть умрет вместо тебя тот, кто донес на тебя, — сказал Цезарь.
Что и было исполнено.
Снисходительный к врагам, которых он хотел переманить на свою сторону, Цезарь посчитал, что ему следует быть жестким со своими. Двенадцать бунтарей были казнены.
Вернувшись в Рим, он получил от Сената титул диктатора и вступил в свои права.
Первая его забота была о том, чтобы вернуть на родину всех изгнанников. Таким образом вернулись в Рим все, кто был сослан еще со времен Суллы. Дети умерших в изгнании получили права на наследство своих родителей.
Затем Цезарь очутился лицом к лицу с самым грозным чудовищем, сопутствующим всем войнам, — аннулированием долгов. Путем некоторого снижения учетного процента он облегчил положение должников.
А что касается диктатуры, то он был в этой должности всего одиннадцать дней, а затем, объявив себя консулом вместе с Сервилием Исаврийским, который, по его мнению, дал ему хороший совет, обратил свое внимание на восток.
LX
Совет, который дал ему Сервилий, сводился к следующему: Цезарь должен немедленно выступить против Помпея.
Тесть Пизон, напротив, стал убеждать Цезаря послать к Помпею депутацию для переговоров о перемирии. Для человека, не верившего в свой гений, этот совет был вполне благоразумен.
Время, которое Цезарь использовал, чтобы победить войска Помпея в Испании, подчинить Марсель, подавить бунт, мимоходом успокоить Рим, установив подобие финансового порядка, — все это время Помпей употребил на то, чтобы собрать огромную армию.
«К нему пришли и Катон, и Цицерон. Даже Марк Брут, отца которого он так жестоко убил — мы уже упоминали об этом событии, говоря о гражданских войнах Суллы, — даже Марк Брут, пренебрегая личной ненавистью ради спасения отечества, пришел к Помпею.
Странная слепота, свойственная вполне разумным людям, — они отождествляли Помпея с родиной, а это доказывает, что в одном государстве всегда имеются две родины: родина простого народа и родина аристократов.
Посмотрим теперь, какими силами располагал Помпей. У него был целый год на подготовку к войне. Он имел огромный флот, собранный, что называется, с миру по нитке: из Корфу[357], Афин, Понта, — Вифинии, Сирии, Киликии, Финикии и из Египта — всего около пятисот боевых кораблей, не говоря уже о бесчисленных легких и сторожевых суденышках.
Помпею подчинялись девять римских легионов: пять перебрались вместе с ним из Италии в Диррахию; один, старый, легион — из Сирии, по численности он практически состоял из двух легионов; второй пришел из Кавдия[358] и Македонии и был сформирован из ветеранов, проживавших в Греции; и наконец, последние два были собраны и отправлены из Азии Лентулом — в них набирали воинов из Фессалоники, Беотии[359], Ахайи и Эпира.
Ожидалось прибытие еще двух легионов, которые Сципион должен был привести из Сирии, а также двух-трех тысяч лучников и двух когорт пращников по шестьсот человек в каждой.
Было у Помпея четырнадцать тысяч всадников, семь тысяч из них — цвет римской молодежи, юноши, отмеченные знатностью происхождения, отвагой и богатством. Другие семь тысяч предоставили союзники. Еще пятьсот прибыло из Кападокии под командованием Ариобарзана; пятьсот — из Фракии под командованием Сафала, сына царя Котия; шестьсот — из Галатии под командованием старика Дейотара, того самого, который строил город, когда его повстречал Красс; затем еще триста всадников под командованием Кастора, сына Дониласа; двести — из Македонии под командованием Росциполиса; пятьсот галлов и германцев, оставленных Габинием в качестве личной гвардии Птолемею Авлету, привел их сын Помпея — Помпей младший, он же привел еще восемьсот человек, которых нанял на свои деньги и деньги своего отца; двести воинов прибыли из Каммагены от Антиоха, большую их часть составляли лучники на лошадях; и наконец, были еще солдаты, просто волонтеры или купленные в других странах рабы, в основном, из Фракии, Фессалоники и Македонии.
В деньгах, слава Богу, нужды не было. Помпей владел всеми сундуками республиканцев и казной восточных сатрапов. Восток был вотчиной победителя Митридата. Цари и целые народы находились в услужении у Помпея.
Греция сделала для него последнее усилие. Она очень опасалась Цезаря и его армии варваров, куда больше, чем галлов, чьи предки штурмовали храм в Дельфах[360].
Провианта было более чем достаточно: зерновые из Азии, Египта, Фессалоники, Кандии и Кирен[361].
Хозяйничал Помпей и на море, у него был огромный флот, поделенный на шесть эскадр. Молодой Помпей командовал египетской эскадрой, Лелий и Тирасий — азиатской, Кассий — сирийской, Марцелл и Помпоний — родосской, Либон и Октавий — иллирийской и ахайской. Бибул, недееспособный, но отважный Бибул, зять Катона, был назначен главнокомандующим.
Правда, вся эта армия, составленная из разношерстных частей, нуждалась в порядке и дисциплине, но мы уже знаем, что для достижения этих целей времени у Помпея было предостаточно — целый год.
Весь этот год он усердно проводил учения с войсками, лично занимался с солдатами разными упражнениями, словно ему было двадцать пять лет, — а ведь к тому времени ему исполнилось уже пятьдесят восемь.
Для них, бесспорно, было воодушевлявшим примером видеть своего полководца преклонных лет проделывающим сложные упражнения и преодолевающим большие расстояния пешком в полном боевом снаряжении. Затем он прыгал в седло, вытаскивал меч и фехтовал, а потом, с легкостью вложив его в ножны, метал дротик, да так, что лишь немногие из молодых солдат могли превзойти его в меткости и силе удара, хотя они, конечно же, из кожи вон лезли, стараясь не отставать от Помпея.
Притом, заметьте, все это происходило на глазах четырех или пяти восточных царей и самых видных и влиятельных людей Запада: Катона, Цицерона, Марка Брута, а также престарелого Тидия Секста, который, несмотря на возраст и хромоту, покинул Рим, чтобы, по его собственным словам, присоединиться к Помпею.