На самом перевале тоже имелись войска. Они занимали селение Госпиталь, используя его каменные строения как укрытия, засели и в монастыре, оборудовав позиции за каменной стеной.
Ещё была в резерве французская бригада. Ей предстояло решительным контрударом сбросить вниз русские войска, если они подойдут к селению и монастырю.
Первыми атаковали врага на рассвете егеря и спешенные казаки. Обнаружив их, противник открыл такую пальбу, словно ожидал нападения в столь ранний час. Находясь в укрытии, французы поражали рассыпавшихся по склону солдат, стреляли в упор и с флангов, били картечью из орудий.
С большим трудом и потерями удалось выбить неприятеля с первой позиции, и тут же завязался бой за вторую. Её атаковали дважды — и безрезультатно. Назначили третью атаку на четыре часа дня, пустив в обход небольшой отряд казаков и егерей.
Отряду предстояло выбраться к господствующей высоте, чтобы с неё бить по французам из ружей. До высоты оставалось совсем немного, когда сверху донёсся грохот. На отряд полетели камни, круша всё на своём пути.
— Береги-ись! Береги-ись! — раздались отчаянные крики.
Кони неслись будто пушечные ядра, с гулом бились о деревья, ломали их.
Люди бросились к укрытиям, к могучим стволам, но не всем удалось это сделать, и камни поражали их.
Те, кто находился в стороне от опасности, поспешили наверх, чтобы атаковать невидимого врага. Захлопали выстрелы, послышались крики, и вскоре, вступив в рукопашную схватку, русские оттеснили неприятеля с вершины.
Отсюда открывался вид на перевал и французские позиции. Не медля, егеря и казаки открыли по ним огонь. Противник дрогнул. Этим воспользовались солдаты наступающей по дороге главной колонны.
Выбравшись на перевал, Суворов долго изучал склон, пытаясь разобраться в обстановке. Отовсюду доносились выстрелы, гулкое эхо многократно повторяло их, и, казалось, горы гремели.
Накануне Суворов направил в обход корпус Розенберга, чтобы ударить по неприятелю с тыла, однако отряда не было. Александр Васильевич понимал, что пройти по горным тропам почти семьдесят вёрст непросто, но обстановка вынуждала спешить.
«Неужто ещё тянется? Ах, этот Розенберг!» — упрекал он генерала.
У монастыря фельдмаршала встретил настоятель, благообразного вида старик, провёл в помещение, где пылал очаг.
— Сушитесь и обогревайтесь.
— Чёртова погода! — Суворов сбросил промокший до нитки синий плащ.
— Вам бы ещё ботфорты снять, — предложил казак, подхватывая плащ.
— Ну-ка, помоги. — Суворов сел, выставил ногу и опёрся о стул. — Стаскивай!
И портянки были мокры.
— У меня есть носки. Добротные! В самую пору, — метнулся казак к двери.
Суворов подсел к огню, тут же устроился и Вейротер.
— Главное, мой генераль, позати. Будем уничтожайт Лекурб, унд... путь на Швиц... можно идти, — произнёс он с явным желанием сделать командующему приятное. — А там до генераль Корсакоф недалеко. Массена будет очень неожидан...
— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Главное дело впереди.
— Гоп? Какое гоп? — Австриец уставился на фельдмаршала. — Что такое гоп?
— Объясните господину подполковнику, — обратился Суворов к адъютанту.
Мысль о находящемся в Швейцарии немногочисленном русском корпусе не давала покоя. Суворов знал его командира генерала Римского-Корсакова. Военачальник не из лучших. Против Массены никак не устоит. К тому же у французов вчетверо больше сил. Неделю назад Суворов написал генералу, чтоб он не мешкая надёжно закрепился и вселил в солдат дух уверенности. Обещал незамедлительно подоспеть к нему на помощь. И вот, поди ж ты, обстоятельства складываются никак не в пользу россиян.
— Эх-хе-хе, — по-стариковски тяжко вздохнул Суворов и приказал денщику стелить на ночь.
Пальба слышалась допоздна, потом нехотя стихла, а с утра снова загремела. Совершив нелёгкий переход, корпус Розенберга сосредоточился в долине и внезапно атаковал бригаду Лекурба. Но французы не ударились в бегство, их заслоны стойко держались и отражали атаки, давая возможность части сил отойти к туннелю Урнер-Лох, прозываемому Урнерской дырой, и наполовину разрушенному Чёртову мосту. Главные же силы бригады успели занять оборону у Альтдорфа, перекрыв дорогу к Швицу.
Розенберг, однако ж, разгадав замысел неприятеля, проявил настойчивость, пустил ему вслед отряды егерей и казаков и приказал неотступно преследовать его. Приказ Розенберга выполнили. На плечах отступающих ворвались и в «дыру» и, овладев Чёртовым мостом, перебрались по нему на противоположную сторону, связав шарфами да поясами брусья и доски. Немногочисленный авангард под командой молодого генерала Милорадовича начал продвижение к Альтдорфу.
Когда Суворов прочитал донесение от Розенберга, он облегчённо перекрестился:
— Слава тебе, Господи, всё сделано, как надобно. Только Мише Милорадовичу надобно помочь.
При Суворове находился казачий полк Денисова, выполняя роль резерва, который можно было бы использовать на случай внезапности. Теперь такой случай представился.
— Поднимай, Карпыч, свой полк и немедля скачи к Альтдорфу. Возьмёте его и поспешайте к Швицу. У нас времени в обрез. Так и передай Милорадовичу. И подполковника Вейротера прихвати. Он знаток этих мест, сгодится.
Австриец воспринял это без удовольствия, но возражать не посмел. Полк поскакал.
Дорога тянулась среди скал и лесной чащи, и казакам то и дело приходилось попадать под огонь небольших обходящих групп французских стрелков. В одном месте сорвавшаяся сверху глыба едва не снесла голову Вейротеру. Лицо у него сделалось как у мертвеца.
— Долой с коня! — скомандовал ему Денисов.
Но сделать это было не просто. Они находились на узкой тропе: справа возвышалась каменная стена, а слева, у самых ног коня, зияла пропасть, где далеко внизу ниточкой серебрился ручей.
— Смотри, как нужно. — Денисов с осторожностью стал продвигаться к крупу лошади.
С окаменевшим лицом, сопя и пыхтя, австриец неуклюже сполз с седла.
— Никогта, никогта не вител такой дорог, — произнёс он. — О-о! Майн гот!
Перед Альтдорфом возникло новое препятствие: отступающие подожгли мост через ущелье. Огонь, к счастью, удалось погасить, но брёвна тлели, и всё же по ним перебрались. Общими усилиями казаки, егеря и гренадеры выбили неприятеля из селения и пустились в преследование по дороге на Швиц.
Но вскоре оттуда прискакал казак.
— Дорога у озера обрывается! — крикнул он.
— А в обход?
— Других дорог нет.
— Как нет? Дорог должен быть! — возмутился Вейротер. — На карте показан.
Не было на озере и переправочных средств: лодки, баркасы, паром французы угнали к противоположному берегу. Суворовская армия, опаздывая уже на сутки, оказалась в ловушке. Кончался провиант, обоз отстал.
А Массена меж тем торопился. Лазутчики донесли, что после ухода из Швейцарии главных австрийских сил там оставались лишь двадцатичетырёхтысячный русский корпус да восьмитысячный отряд австрийцев генерала Хотце. Эти войска занимали невыгодное положение, и потому Массена надеялся разбить их прежде, чем подойдут из-за Альп русские войска, которые ведёт Суворов.
Французского генерала обуревало также желание взять реванш за неудачу, которую он потерпел здесь три месяца назад. Тогда, занимая у Цюриха выгодные позиции, французские войска понесли от австрийской армии большие потери и отступили.
Узнав о поражении, Наполеон потребовал генерала к себе. Он не раз высказывал Массене похвалу, баловал его вниманием и наградами. На сей же раз встретил его холодно.
— Видимо, вам, генерал, уже трудно командовать, — сказал Наполеон жёстко.
Этот тридцатилетний генерал умел приводить в трепет даже тех, кто годился ему в отцы. Шесть лет назад, когда революционные войска вели осаду Тулона, генерал Массена командовал бригадой, а Бонапарт был незаметным артиллерийским поручиком. Впрочем, сам Массена вырос из фельдфебеля в генералы всего за четыре года.
— Неприятель имел вдвое больше сил, — попробовал он оправдаться.
— Я не спрашиваю, сколько их было у вас. Отвечайте: можно ли рассчитывать на ваш успех?
— Я сделаю всё возможное. Клянусь! — пылко ответил Массена. — Поверьте мне, мой генерал!
И тот поверил ему. Наверняка вспомнил, как в недавнем прошлом он, Массена, был его опорой в трудном Итальянском походе. Своей храбростью, решительностью, спокойной уверенностью он одерживал одну победу за другой, стяжая славу примчавшемуся в Италию прямо из-под венца главнокомандующему.
Массена поспешил к своим войскам, чтобы исполнить обещанное до подхода русских войск, которые вёл сам фельдмаршал Суворов. Прежде всего он направил дивизию Менара против небольшого отряда генерала Маркова. Суровая участь постигла русских солдат, занимавших оборону севернее Цюриха. Многие пали в жестоком бою, остальные попали в плен.
Потом Массена атаковал австрийский отряд Хотце дивизией Сульта, пообещав тому повышение в звании в случае победы. Болезненно честолюбивый Сульт растрепал австрийские полки.
И уже после того французская армия обрушилась на корпус Римского-Корсакова. В неравном двухдневном сражении русские потеряли 15 тысяч человек, 80 орудий и обоз. В донесении Наполеону, опьянённый победой, Массена обещал разделаться с Суворовым. «Этот старый фельдмаршал от меня не уйдёт!» — заявил он и спешно направил значительные силы к Мутенской долине, надеясь там перехватить русские войска.
Когда Суворов узнал, что путь к Швицу отрезан, он избрал новый маршрут: через снежный хребет Росшток по труднопроходимой тропе.
— Мой генерал! Там нельзя идти! — не скрыл удивления Вейротер.— Даже охотник не рискнёт туда ступать.
— А мы не охотники. Мы солдаты, одолеем, — отвечал фельдмаршал.
— Мы погубим людей и сами погибнем!
— Зачем прежде времени устраивать панихиду, — отмахнулся Суворов. — Иного пути нам нет.
За последние дни он изменился, ослаб, сказывались годы: шестьдесят девять! Но крепился, старался держаться молодцом. Два дня назад после трудного дня он свалился на кровать, буркнув, что малость отдохнёт. Едва закрыл глаза, как у дома стали взрываться ядра. Казачий генерал Денисов бросился в дом, схватил спящего на руки и бросился к двери.
— Стой! Что делаешь, чертяка! — бил фельдмаршал кулаками в мощную грудь казачины. — Ну ужо погоди, Карпыч!
Но едва они отбежали в безопасное место, как одно из ядер влетело в комнату, где они только что были.
— Повезло нам с тобой, Карпыч, — сказал Суворов.
— Истинный бог, повезло, ваше сиятельство, — ответил тот.
В пять часов утра 16 сентября авангард Багратиона начал путь на Росшток. До лежавшего за хребтом селения Мутен было всего пятнадцать вёрст, но это был поистине путь испытания. Артиллерию, зарядные ящики, боеприпасы и продовольствие пришлось тащить на себе. Падали мулы, не выдерживая тяжесть перехода, гибли люди. Весь этот недолгий путь был усеян трупами.
Вначале Суворов шёл вместе с солдатами, но потом ему подали донскую лошадь и уговорили сесть на неё.
Денисов подозвал двух казаков.
— Головой отвечаете за жизнь Александра Васильевича. Смотрите уж! — пригрозил он.
И всю дорогу те шли рядом, придерживая самого фельдмаршала и его коня. Иногда тот проявлял настойчивость:
— Пустите меня, пустите, я сам пойду!
Но дюжие казаки молча продолжали своё дело, а когда терпение было на грани, удерживали упрямца силой, коротко, но твёрдо говорили:
— Сиди!
И Суворов повиновался.
Первыми достигли селения Мутен донские казаки под командой полковника Сычева. Было пять часов вечера. Не ожидавшие русских французы с аванпоста беспечно отдыхали. И вдруг, как снег на голову, те обрушились на них. В короткой схватке французы сдались на милость победителя: сто человек вместе с офицерами оказались в плену.
Переход главных сил через хребет Росшток продолжался до ночи следующего дня, а обоз подошёл 18 и 19 сентября.
Все эти дни Суворова беспокоила мысль о корпусе Римского-Корсакова. Ещё когда он был в Альтдорфе, один из селян, возвратившийся с противоположного берега озера, сообщил, что у Цюриха было сражение. Чем оно закончилось, он не знает, но орудия гремели сильно.
Весть, что французы разбили корпус Римского-Корсакова, донёс в штаб казачий полковник Сычёв, находившийся впереди, в разведывательном отряде. Суворов прочитал донесение с побледневшим лицом и сникшим видом. Казалось, на его немощные плечи навалилась невидимая тяжесть.
Никогда ещё за всю свою долгую и трудную жизнь с бессонными ночами, длинными походами и кровопролитными сражениями не попадал он в такое положение, из которого не было выхода. И вот теперь возглавляемое им двадцатитысячное войско оказалось в уготованной врагами западне.
Когда-то в детстве он прочитал строки римского поэта Овидия, воспевающего величие гор. Эти строки запомнились ему:
Теперь он познал страшную силу этих гигантов — гор. Мрачные в своей недоступности, они тешились вокруг, давили своей холодной массой камня и льда, как бы напоминая людям об их ничтожестве. Они, как и французские войска, были той силой, которую предстояло одолеть.
— Где тот полковник, что вёл разведку? — спросил фельдмаршал.
— Он здесь, ваша светлость.
— Пригласите!
Вошёл Сычёв, уставший, но не потерявший энергии и уверенности.
— Где вы видели французов? — бросил взгляд на карту Суворов.
— Вот здесь, — указал пальцем полковник. — У Кленталя.
— А как узнали о поражении Римского-Корсакова? Как определили французские силы?
— Беженцы среди селян сообщили. Даже назвали имя генерала Молитора.
Молитор был известный генерал и командовал никак не малыми силами.
Не замечая находившихся в комнате, Суворов уставился в карту.
— Разрешите выйти? — негромко спросил Денисов.
Ответа он не получил.
Осторожно ступая, все направились к двери, но требовательный голос заставил их остановиться:
— Призовите всех генералов, надобно обсудить положение!
На сбор не понадобилось много времени: почти все генералы находились поблизости. Они вошли и выстроились вдоль стены, не спуская глаз с фельдмаршала.
— Корсаков разбит и прогнан за Цюрих, — произнёс Суворов негромко, но отчётливо. — Готц пропал без вести, и корпус его рассеян. Прочие австрийские войска, шедшие для соединения с нами, опрокинуты от Глариса и прогнаны. Итак, весь операционный план для изгнания французов из Швейцарии нарушен.
Он замолк, закрыл глаза, и находившиеся в комнате генералы и полковники, замерев, молча стояли в ожидании слов фельдмаршала. Многие и до этого ясно сознавали сложившуюся ситуацию и нависшую над всеми ими угрозу. И вот она свершилась.
— Теперь идти вперёд на Швиц невозможно. Там у Массены свыше шестидесяти тысяч, а у нас нет полных и двадцати. Идти назад?.. Нет! Это значило бы отступление. А русские и я никогда не отступали! Мы окружены горами. Мы в горах! У нас осталось мало сухарей на пищу, а менее того боевых артиллерийских зарядов и ружейных патронов. Мы будем окружены врагом сильным, возгордившимся победою — победою, устроенной коварной изменою... Да-да, изменою. Ежели бы мы вышли ранее, как было намечено планом, да не ждали, когда союзники подвезут обещанное продовольствие и мулов, мы были бы в Мутентале раньше, смогли бы первыми напасть на Массену и не позволить ему разгромить Корсакова. Но теперь... — Старый командующий замолк и поднял глаза на стоящих перед ним генералов. — Теперь, господа, помощи нам ожидать не от кого. Одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых. Это одно остаётся нам. Нам предстоят труды великие, небывалые в мире: мы на краю пропасти!.. Но мы русские. Я обращаюсь к вам, господа начальники. Не требую, а прошу: спасите честь и достоинство России и её самодержца, нашего государя. Спасите, молю Богом!