— Отходи, братцы! Отходи!
И все поддались этому голосу.
— Не сметь! Остановитесь!
Раскинув руки, на пути бегущих солдат вырос батальонный командир.
— Не сметь отступать! Остановитесь, братцы! Стой! — призывал он.
Но его никто не слышал. Не противясь панике, все бежали мимо него.
Сражение продолжалось весь день и завершилось с наступлением темноты. Французам удалось захватить в плен командующего русским корпусом генерала Германа, а также нескольких офицеров. Значительные потери убитыми, ранеными и пленными понесли полки.
Оставшийся главным в русском экспедиционном корпусе генерал Эссен доносил Павлу о произошедшем сражении:
«Восьмого числа в 4-м часу утра до рассвета атаковали мы неприятеля, выбили оного из трёх ретраншементов[20], взяли штыками несколько батарей, завладели тремя укреплёнными деревнями и небольшим городом Бергеном... Утомлённые сими усилиями солдаты, ещё не совсем оправившиеся после трудного мореплавания, не могли идти далее... к тому же ещё и по недостатку артиллерии... Из сил выбившееся от усталости войско, имевшее только штыки для своей обороны, стало отступать без порядку. В сей беспорядочной ретираде[21] оставлены были взятые как неприятельские, так и часть своих пушек, у которых лошади были убиты и лафеты повреждены... Вообще потеря наша убитыми, в плен взятыми и ранеными пробирается до 3000 чел.; неприятель потерял более...»
В донесении генерал ещё писал, что оставшиеся полки отведены к морю, где они были посажены на суда и вывезены на английские острова.
Так завершилось печальное для русского войска, малоизвестное сражение, произошедшее 8 сентября 1799 года в Голландии, неподалёку от города Бергена.
Политика что капризная девка с Лиговки: сегодня милуется с одним, а завтра по душе ей другой. Ещё вчера Наполеон был ненавистным врагом России, но вдруг всё круто изменилось. Врагом стала вчерашняя союзница Англия.
Всё началось с письма, которое доставили Павлу в декабре 1799 года. В нём сообщалось, что первый консул французской республики Наполеон Бонапарт пожелал вернуть в Россию русских пленных, захваченных в Швейцарии после разгрома корпуса генерала Римского-Корсакова. Из текста явствовало, что глава республики делает это из чувства уважения к России, русскому императору, считая его великим человеком. Речь шла не об обмене пленными, а о передаче из плена на почётных условиях, вместе с полковыми знамёнами.
Неожиданное предложение, тщательно выверенный до каждого слова и запятой текст выказывали уважение. Оно заставляло Павла задуматься. Ему было невдомёк, что к письму приложил руку дипломат из дипломатов, ловкий Талейран, которому Наполеон повелел добиться перемирия с Россией.
— Бонапарт человек, не лишённый благородства, — прочитав послание, произнёс Павел.
Никто из находящихся в кабинете не посмел не согласиться. Каждый понимал, что письмо есть пробный шар для дальнейших переговоров.
Россия нуждалась в мире, но ещё большую необходимость испытывала в том Франция. Война истощила её, народ устал.
Вскоре поступило письмо и от министра иностранных дел Франции князя Талейрана-Перигора. Он как бы пояснял первое послание, подсластил его уверениями, что победы в Италии над французами одерживали не англичане и не австрийцы, а только русские войска, о которых первый консул весьма высокого мнения.
Наполеон был убеждён, что в случае благоприятного исхода хитрого замысла и выхода России из войны коалиция европейских стран распадётся и противником Франции останется лишь Англия. Она стоит на его пути к полному господству на Европейском континенте. Англию можно победить, если от военных действий отстранить Россию, а ещё лучше, если заключить с ней военный союз. Тогда Англии против Франции не устоять. К тому же для Франции откроется на востоке обширный рынок торговли.
Павлу подсказали, что нелишне было бы послать во Францию генерала, чтобы окончательно решить дело о передаче пленных.
— Конечно, нужно послать, — согласился Павел. — Сколько же наших пленных?
— Шесть тысяч.
— Как же угораздило стольких попасть в плен к французам?
— Война, ваше величество, — сдержанно ответили ему. — А потом Каменский — это не Суворов.
Решено было послать в Париж генерала Спренгпортена. В военных делах он не силён, зато умеет тонко вести переговоры, тактичен, изъясняется по-французски, умён. Перед отъездом Павел долго объяснял ему, как вести переговоры, что говорить и о чём молчать. И обязательно ему нужно встретиться с самим Бонапартом.
Спренгпортен приехал в Париж в середине декабря 1800 года. Пока он находился в пути, французская армия разгромила австрийцев в двухдневном сражении при Гогенлиндене. К Франции перешли Северная Италия и прирейнские владения Австрии.
Письменное извещение о победе и сообщение французов, что шесть тысяч русских пленных одеты за счёт французской казны в новые мундиры по форме их частей, получили новую обувь и вооружены, — всё это совершенно пленило русского императора.
И к генералу Спренгпортену в Париже проявили особое внимание, покорив его предупредительностью и обхождением. Уже на второй день он удостоился чести быть принятым Бонапартом.
Указав гостю на диван, первый консул сел рядом и с присущей ему актёрской любезностью повёл разговор. Справившись о погоде и дороге, он перешёл к более серьёзным делам. При этом больше говорил сам, не выпуская из рук инициативу. Он напомнил, что война нужна только Англии, но никак не ему, Наполеону, и, конечно же, не России; что он жестоко покарал вероломную Австрию, которая предала в делах благородного русского императора: что если Павел пожелает прислать в Париж доверенное лицо, то в течение двадцати четырёх часов между Францией и Россией может быть заключён мир. Всё зависит от русского императора, к которому он, Наполеон, питает больше, чем уважение.
— Ваш государь, мой генерал, и я, мы оба в равной мере призваны изменить лицо Земли. — Наполеон прощупывал Спренгпортена. — Заявляю с полной ответственностью.
Генерал слегка кивнул, как бы соглашаясь, про себя же подумал, что Наполеон, мечтая о единовластии, что-то ещё держит на уме.
— Мы можем вернуть Европе тишину и покой, но лишь после того, как поставим на колени Англию. И с этим нужно спешить, пока мы во власти диктовать условия, — продолжал тот.
Потом неожиданно Наполеон повёл речь о казаках, об их быстроте передвижения, способности действовать в далёком отрыве от главных армейских сил, упомянул имя Платова, назвав его казачьим вождём.
Спренгпортен слушал с непроницаемым лицом, отмечая даровитость собеседника, его глубокие познания военного дела, умение плести политические сети для далёкой и невидимой добычи.
В конце беседы, чтобы окончательно завоевать на свою сторону Павла и рассорить его с англичанами, Наполеон заявил, что готов передать России остров Мальту в Средиземном море, чтобы великий Павел стал великим магистром Ордена мальтийских рыцарей. Правда, остров сейчас после его двухлетней блокады находится в руках англичан, но Мальта неотъемлемая часть Франции и он, Наполеон, готов пойти на жертву во имя будущей дружбы.
При возвращении Спренгпортена всю дорогу мучила мысль, почему Наполеон вёл разговор о казаках, даже обронил, что, мол, если бы у него в армии были казачьи полки, он бы завоевал мир. Назвал и имя казачьего атамана Платова.
«За этим что-то скрывается, неспроста Наполеон упоминал о казаках», — терялся в догадках генерал.
Вёз он из Парижа и личное послание первого консула Франции русскому императору, в котором предлагалось не только заключение мира, но и военный союз двух великих держав. Прочитав его, Павел тут же объявил о желанном союзе с Наполеоном и повелел для переговоров направить своего представителя Колычева.
Вскоре удалось достигнуть полной договорённости. С Францией был заключён договор о дружбе. Англия становилась врагом.
Чтобы окончательно поразить экономическую мощь Англии, Наполеон задумал предпринять поход в Индию, средоточие богатства и могущества метрополии. Планом предусматривалось участие в грандиозном походе войск России и Франции. Начать его должно казачье войско. Во главе с отважным Платовым ему надо пройти через огромные безводные степи и пустыни и через Хиву и Бухару выйти к горам, преодолеть их и обрушиться на сказочно богатую колонию Англии. А в это время полмиллионная армия Франции выйдет вслед за казаками к Волге, спустится на судах к Каспийскому морю и дальше к Астрабаду. От Астрабада до Индии всего три недели ходу.
— За три-четыре месяца владычеству Англии придёт конец, — уверенно заявлял Наполеон.
План пришёлся Павлу по душе. Не дожидаясь окончательного согласования, он решил действовать на свой страх и риск: немедленно послать к далёким и неизведанным горам донских казаков.
В Париже многие были шокированы такой опрометчивостью русского царя. Наполеон рассмеялся:
— В табакерке моего друга Павла мой портрет. Это ли не знак преданности! Он меня очень любит, и я этим пользуюсь. Скор на действия мой друг Павел, очень скор! Это мне и нужно.
Январским утром Павел сказал дежурному генералу:
— Мне нужен Платов.
— Он в заточении, ваше величество, — осторожно заметил тот.
— Мне нужен Платов, — с металлом в голосе повторил император и взглянул так, что генералу оставалось лишь произнести:
— Слушаюсь.
Матвей Иванович Платов — походный атаман в Персидском походе Валериана Зубова — оказался в числе изгнанных из армии военачальников при восшествии на престол нового императора.
Он и сам не мог понять, что послужило тому причиной. То ли, что верно служил Екатерине-государыне, может, то, что не поспешил бросить штаб Зубова, как требовал рескрипт, а возможно, злые наветы соперников удачливого казака. Словом, его не только уволили, но и направили одного, без семьи, на жительство в Кострому, а точнее в ссылку, без права выезда за городскую черту.
Более трёх лет провёл он в ссылке, но последовала царская милость и разрешение на выезд к родному дому. Не теряя времени, он поехал на Дон. Он был уже у Москвы, когда его догнал курьер с приказанием следовать в Петербург.
По приезде в столицу Платова прямиком направили в Петропавловскую крепость и заточили в сырой и холодный Алексеевский равелин. Случилось это 9 октября. С той поры он и прозябал там, не ведая, сколько времени ещё ждать суда.
Как ни оберегал Палён тайну задуманного, однако слухи о заговоре неведомо как растекались по столице. Об этом говорили не только придворные и государевы чиновники, но и простой люд на улицах, базарах, в кабаках.
— Слышь, сосед, новость-то давеча какую узнал, — с таинственным видом переговаривались людишки. — Сказывают, скоро будет новый ампиратор. Один долгогривый толковал: то ли монах, а может, расстрига. Но грамотей!
— А нам-то что от того, ежели придёт новый? Нонешний хоть с барами крут, нас не трогает, а новый, ежели придёт, потрафит им, станет на мужике отыгрываться.
— Тут я с тобой согласен. Да и ноне не жизня, а сплошная маета.
На Исааковской площади перед собором один оборванец, выучив на потеху рыжую суку, прилюдно требовал:
— Ну-ка, изобрази, как может мадам Шевалье!
Столичному люду было известно имя этой французской артистки, которая будто была любовницей Павла. Когда псина по требованию хозяина опрокидывалась на спину и, скуля, начинала сучить лапами, на всю площадь гремел хохот. Полицейские, как бы не замечая происходящего, степенно удалялись.
Людям было невдомёк, что балерина прибыла в российскую столицу неспроста: в Париже ей долго объясняли, с кем в России она должна поддерживать отношения, что ей необходимо узнать и кому сообщать о новостях.
Шевалье стала любовницей не Павла, а Кутайсова, который от её ласк совсем потерял голову и выполнял все её капризы и желания.
Народ настораживало и то, что, вызвав из-за границы жениного племянника, князя Вюртембергского, Павел прочил его, чужеземца, в наследники, намеревался по своей кончине передать ему трон.
Ничто в тот роковой день не предвещало необычного. Как всегда, первым встретил императора Кутайсов. С лакейской учтивостью усадил его в кресло, навёл на лице великого императора красоту. Потом в сопровождении генерал-адъютанта император присутствовал на разводе караулов. Настроен он был миролюбиво и даже шутил.
Весь день Павел провёл на прогулке вместе с Кутайсовым. В сопровождении казаков охраны они верхом объехали город и изрядно промёрзли, хотя после февральских морозов вдруг потеплело. Однако с залива дул пронизывающий ветер.
После рюмки водки Павел почувствовал себя превосходно, заботы отошли на задний план.
— Приглашаю, граф, отобедать, — сказал он Кутайсову, но тот упросил императора освободить его.
В тот день он договорился о встрече с мадам Шевалье. Оставив мужа дома, она прикатила к царскому брадобрею в присланной графской карете.
— Только недолго, мой друг, — предупредила она немолодого, но пылкого любовника. — Дома ждёт муж.
А вечером у императора был ужин. Кроме семьи Павла на него были приглашены генерал от инфантерии Кутузов с дочерью-фрейлиной, князь Юсупов, графы Строганов и Нарышкин, статс-дама и фрейлина Палён и ещё графиня Ливен.
Павел первый сел за стол, и по неписаному этикету сделали это и все остальные. Рядом с ним было место сына Александра. Он был молчалив и чем-то озабочен.
— Что с вами, сударь? — спросил его отец.
— Я, государь, чувствую себя не очень хорошо.
— В таком случае обратитесь к врачу и излечитесь. Недомогание нужно пресекать сразу, чтобы не допустить серьёзной болезни.
Александр промолчал, потупился, поспешно полез за платком. И тут же чихнул.
— Будьте здоровы. За исполнение ваших желаний, — сказал Павел.
О, если б он знал, что этот понедельник и ужин будут для него последними!..
Самого Палена на ужине не было. Вечером он сумел внушить императору подозрение на заступивший караул конного полка.
— Ненадёжный полк, ваше величество. В нём одни якобинцы.
— Вы так думаете?
— Нельзя оставлять его на ночь в замке. Надо бы сменить, пока не поздно.
Павел подозвал командира полка.
— Полковник! Караул ваш должен удалиться из замка. Ваш полк будет выслан из города и распределён по деревням. Два бригадных майора станут провожать полк до седьмой версты. Распорядитесь, чтобы в четыре часа утра все были готовы выступить со своими пожитками.
А на недалёкой квартире под видом офицерской пирушки собрались заговорщики во главе с Палёном.
Кто-то предложил идти в Михайловский замок и разделаться с императором за все порочащие честь и достоинство дела.
— Нет, господа, я не одобряю ту меру, какую вы предлагаете, — заявил один из присутствующих, майор.
— Стало быть, вы за то, чтобы россияне гибли на чужбине, не ведая во имя чего?
— Но ту меру, что вы предлагаете, я не приемлю.
— Поймите же, как можно поступить с человеком, который наделён могучей властью, защищён, а в своих действиях непредсказуем?
В разговор вмешался полковник с густыми бакенбардами:
— А вы знаете, господа, почему выпроводили Витворта? — И, глядя на смолкнувших офицеров, продолжил: — В письме, посланном в Англию, он утверждал, что российский император не в своём уме, что он больной человек... Да-да, господа, именно так, больной человек, имея в виду болезнь ума. А тайная канцелярия вскрыла письмо и, конечно, донесла императору. Тот распорядился выслать Витворта из России как нежелательную персону.
Близко к полуночи к Летнему саду, примыкавшему к Михайловскому замку, направились солдатские батальоны. На центральной аллее начальник Преображенского батальона подполковник Талбанов встал пред строем.