Несмотря на импозантный вид и кажущуюся смелость, Беннигсен как полководец генералами не принимался. «Нерешительный и медлительный начальник», — называл его Багратион. Такого же мнения о нём были и другие генералы.
Беннигсен стал в этой войне главнокомандующим по воле случая. Командуя корпусом в армии престарелого фельдмаршала Каменского, ему посчастливилось у Пултусска нанести поражение французскому корпусу Ланна. В посланном императору Александру донесении Беннигсен сообщил, что ему удалось разбить самого Наполеона, имевшего к тому же превосходящие силы.
Эта весть произвела в столице сенсацию: «Вот кто может остановить непобедимого Бонапарта!» Генерал-немец предстал как достойный противник Наполеона.
Между тем уже был заготовлен рескрипт о замене старика Каменского генералом Буксгевденом. Никто среди военных не представлял Беннигсена в роли главнокомандующего, но по воле императора Александра он им стал. Подписанный рескрипт на Буксгевдена отставили.
1 января 1807 года Беннигсен, заменив Каменского, вступил в командование. Первое, что он сделал, — добился отставки из армии своего соперника — Буксгевдена. Узнав об этом, тот вызвал его на поединок, назначив место дуэли в Мемеле. Но Беннигсен вызова не принял, отказался даже ответить...
— Главная задача в сём сражении, — продолжал главнокомандующий, стоя у плана, — падёт на авангард, на корпус Багратиона. Действиями своих дивизий вы, князь, должны приковать к себе как можно больше сил неприятеля. Нужно добиться, чтоб Ней не смог помыслить о переброске сил на другие участки или даже об отводе войск без опаски быть при этом уничтоженным.
— Разрешите, ваше сиятельство? — поднялся Багратион.
— Подождите, князь. Я знаю, что вы хотите заявить: у вас незначительные силы, всего две бригады...
— Притом малой численности, а наступать придётся против корпуса.
— Это мне известно. Главное, князь, должна быть стремительность действий и решимость. Этого у вас не занимать. К тому же вам будут помогать Сакен и Горчаков. Они должны обойти неприятельские фланги и ударить в тыл врага. — Указка скользнула по бумаге по направлению действий этих корпусов. — Что же касается войск генералов Дохтурова и Платова, то они должны потеснить, а потом и прогнать неприятеля за реку Пассаргу.
Беннигсен обвёл взглядом генералов и спросил:
— Есть ли какие-нибудь вопросы?
— У меня просьба, — вновь поднялся Багратион. — Учитывая значимость поставленной авангарду задачи и небольшую численность конницы в нём, просил бы подчинить мне лейб-казачий полк.
— Постойте, князь, он же находится в распоряжении его величества. Без его согласия не могу решиться удовлетворить вашу просьбу.
— Казачьими полками, как известно, распоряжаюсь я, — подал голос Платов.
— У вас, Матвей Иванович, своих полков и так предостаточно, — произнёс Дохтуров. — Сколько их?
— Десять и две батареи, — ответил Платов.
— Хитришь, Матвей Иванович, — подмигнул Дохтуров. — Есть ещё два регулярных полка кавалерии.
— Господа! Прошу слушать, — заговорил Беннигсен и обратился к Багратиону: — Вашу просьбу, князь, я доложу императору...
После затянувшейся зимы в прибалтийском крае наступила запоздалая оттепель. Забурлили талые воды, реки взбухли, разлились, и войска с трудом передвигались не только по полям, но и по дорогам. Однако бои продолжались.
Памятным было и другое сражение, где воевал авангард, возглавляемый Раевским. Его бригада находилась на левом фланге, на правом — егеря генерала Багговута. Между ними расположились артиллерийские батареи, готовые поддержать огнём передовые войска. За батареями сосредоточились резерв и два казачьих полка, одним из которых был лейб-казачий.
К рассвету передовые полки достигли линии французских дозоров, вспыхнула стрельба. Рассчитывая на подход корпусов Сакена и Горчакова, Багратион атаковал неприятеля со свойственной ему решительностью. Вскоре егеря Раевского ворвались в неприметное селение.
— А теперь казаков вперёд! — последовала команда Багратиона.
Опередив егерей, эскадрон Орлова-Денисова произвёл атаку на французскую батарею и захватил два орудия. Углубившись в неприятельское расположение, напал на обоз, где был экипаж французского маршала Нея. Почти двенадцать вёрст продолжалось преследование.
В другой раз сражение в первый день развивалось не очень успешно. Лишь авангард Багратиона да корпус Дохтурова выполнили боевую задачу. Опоздали с выходом корпуса генералов Сакена и Горчакова, не смогли преодолеть сопротивление врага и казачьи полки Платова.
Взбешённый неудачей, главнокомандующий всю вину взвалил на генерала Сакена. Он отстранил его от командования, донёс об этом императору, а тот приказал судить Сакена.
Суд продолжался три года и закончился тем, что генерала отставили от армии. Он находился в немилости до 1812 года, после был вновь призван к службе. В заграничном походе он отличился не раз, и тогда Александр признался, что Беннигсен обманул его, и снял с Сакена царскую немилость...
Признав неудачу сражения в первый день, главнокомандующий Беннигсен приказал продолжать наступление следующим утром. Однако и второй день не принёс успеха: французский корпус маршала Нея, отражая атаки русских, перешёл через реку Пассаргу и занял там оборону. Победа ускользнула.
Поутру в местечко, где находилась бригада Раевского, примчался Багратион. Бросив нагайку, с которой он не расставался, стукнул кулаком о стол:
— Проиграли сражение! Не схватили Нея! А ведь могли же! Ни за понюшку табаку отдали победу! Надобно быть идиотом, чтобы не брать переправу у Деппена! Туда нужно было бросить силы с фланга. Захватили бы мост, и тогда бы французы оказались в мышеловке. Ну скажи, Николай Николаевич, почему нам не везёт с главнокомандующим?
Тактичный Раевский промолчал.
— Теперь Наполеон непременно начнёт наступать. Не сегодня, так завтра жди его атаки, — заключил Багратион.
Раевский не выделялся внешностью: средний рост, лобастое большеглазое лицо, — однако он словно бы являлся центром внимания. К каждому его слову прислушивались и почти всегда с ним соглашались. Все, кому приходилось иметь дело с Раевским, признавали его ум, уважительное отношение и величайшую скромность. Когда говорили о его делах, он обычно возражал, заявляя, что ничего подобного с ним не случалось, и старался уйти. Его называли человеком чести и долга.
Вот и Багратион прибыл сейчас к нему, чтобы вылить накипевшее на душе. Он знал, что Раевский поймёт его, разделит неудачу.
Получив задачу разведать обстановку на мосту, полковник Орлов-Денисов из лейб-казачьего полка выехал с эскадроном к Пассарге. Едва они приблизились к реке, как по ним открыли стрельбу. Простым глазом были видны залёгшие в кустарнике французские солдаты, а по мосту на ближний берег переправлялись пехота и орудия.
— А вот и конница! — указал казак в сторону леса, где находился брод.
«Сбылось предположение князя!» — вспомнил Орлов-Денисов слова Багратиона, сказанные им Раевскому.
Возвратившись из разведки, Орлов-Денисов встретил у квартиры донских казаков из отряда Платова.
— А вы-то, земляки, как здесь очутились?
— На подмогу к вам прибыли, к князю Багратиону.
У Раевского собрались сразу пять командиров казачьих полков: Иловайский 2-й и Иловайский 5-й, оба генералы, полковник Греков 9-й, Киселёв и командир лейб-казаков Чернозубов 5-й.
Казачий начальник доложил Раевскому результаты разведки, от себя добавил, что князь Багратион был прав: укрывшись за рекой, французы теперь опять выдвигаются, чтобы начать наступление.
Командиры обсудили положение и составили план действий.
Всё произошло, как задумали. Подчинённые Раевскому егерские полки заняли прочную оборону, а казаки умчались вперёд, занимая по мере продвижения места засады.
Эскадрон Орлова-Денисова встретил французов первым. Создавая видимость отхода, казаки потащили за собой неприятельских всадников. Они словно играли с ними: подпустят, выждут немного, а когда те развернутся для атаки, уносятся прочь. Так и подвели их к Эльдигену, где находились егеря.
Первая атака французов была отражена огнём. Они отошли, подождали подкрепления — и снова бросились вперёд. И вновь были отбиты.
В третий раз, уже значительными силами, французам удалось ворваться в деревушку, но их выбили штыковым ударом.
А казачьи полки все сидели в засаде и терпеливо ждали, когда неприятеля окажется поболее. Дожидались команды генерала Раевского.
Вечером французы пошли в четвёртый раз. Их подпустили к самой окраине, а потом ударили из пушек. Картечь смела передних, но шла вторая цепь и третья. Неприятельские силы превосходили силы егерей, и, когда завязалась схватка в самой деревне, из засады с правого и левого флангов вынеслись казачьи полки.
Эскадрон лейб-казаков оказался в самой гуще дерущихся. Распалённый корнет Мелик-Осипов не заметил, как оторвался от товарищей. На него насели со всех сторон: одному французу удалось схватить коня под уздцы, двое попытались сбросить всадника с седла.
— Братцы, корнет в беде! — Хорунжий Богатырев устремился на помощь.
За ним рванулись шесть казаков. С остервенением рубя, пробились к раненому товарищу. Тот едва держался в седле.
— Отходи! — подал команду хорунжий, отражая удары врага...
Французы понесли значительные потери. Полк их драгун был совершенно разбит. Одних пленных было более ста человек, и среди них сам командир полка.
Разгромив в предыдущих сражениях прусско-саксонскую армию, Наполеон обрушился на русские войска. Они отступали к Фридлянду.
Фридлянд — небольшой городок, расположенный у реки Алле. Берега её поросли кустарником и деревьями, поникшие ветви касались воды. Неподалёку возвышалась колокольня полуразрушенной кирхи, сооружённой чуть ли не в XVI веке. Ничто ныне не напоминает о разыгравшемся там кровопролитном сражении, разве лишь могила с мраморной плитой на одной из улиц. Могила ограждена тяжёлой цепью, у орудийного ствола пирамида ядер. На плите надпись: «Здесь захоронены русские воины, погибшие 2 июня 1807 года».
В арьергарде колонны Багратиона находились егеря генерала Раевского и казаки Платова. Они с трудом сдерживали корпус Сульта, чтобы дать возможность главным силам перебраться на правый берег Алле.
Атака следовала за атакой. Свистели и взрывались в боевых цепях ядра, но егеря и казаки словно вросли в землю. Французы подкатили ещё орудия, ударили картечью.
— Разрешите атаковать пушки! — вырос перед генералом Раевским капитан.
Взгляд его был полон решимости.
— Попробуйте, — не стал возражать начальник.
Удар смельчаков с фланга оказался внезапным, артиллеристы бросили орудия, побежали прочь.
Ночью егерям была поставлена задача провести разведку расположения неприятеля, пребывающего за рекой.
Вглядываясь в лица егерей, Николай Николаевич прошёл вдоль строя.
— Предстоит серьёзное дело, братцы. Требуется команда в десять удальцов. Есть ли желающие?
— Что там желающие! Назначайте, на кого глаз пал, — послышались голоса. — Каждый готов!
— Дозвольте мне, — вызвался рыжеусый корнет Журин.
— Хорошо, пойдёте старшим.
— А почему он? Я тоже согласный, — подал голос унтер Баландин.
— И я... и я...
— Пойдёт Журин. Он первый дал согласие, — объявил Раевский. — Ему определять команду. Ружья в дело зря не пускать, — продолжил он, — стрелять в крайнем случае. Действовать втихую. Без пленного не возвращаться, и чтобы был офицер.
— Всё сделаем, как требуете, — отвечал Журин.
Шлёпая копытами по грязи, кони со всадниками скрылись во тьме.
Ожидая возвращения разведчиков, Раевский не мог заснуть. Он вспомнил о письме, которое вечером доставили из главной квартиры, и развернул помятый лист.
Писала жена Софья Алексеевна. Он представил её миловидное и такое желанное лицо. Вспомнил сыновей: двенадцатилетнего Александра и шестилетнего Николая, толстощёкого, подвижного. Вспомнил дочерей: старшую дочь Екатерину, которой недавно исполнилось десть лет, и младшую, любимицу генерала, годовалую Машутку.
Команда охотников возвратилась под утро.
— Разрешите доложить: приказание ваше выполнено, — отрапортовал Журин. Его уставшее лицо светилось. — Капитана схватили! Насилу приволокли.
— Как же получилось?
— Сноровка помогла: подобрались поближе, прошли французские посты — и схватили. Вы же приказывали взять офицера...
На допросе пленный поведал, что его взяли, когда он на минуту вышел из дома. А дом находился в середине расположения батальона. Непонятно только, как удалось его схватить.
Пленного поспешили доставить к Багратиону. Князь сам допрашивал его. Переводчиком был Николай Николаевич.
— Прежде спросите, кто он таков, из какого полка, кто начальник?
Офицер ответил, что он капитан Жюно и что его полк входит в корпус, которым командует маршал Мортье. Корпус собирался с утра выступить в сторону Ландсбрега.
— Зачем? — насторожился Багратион.
— Чтобы продолжить путь к крепости Кёнигсберг.
Багратион потребовал карту, взглянул на неё и отложил.
— Что ему ещё известно? Справляйтесь даже о мелочах.
Но капитан сообщил совсем не новость: вместе с корпусом Мортье туда же направляется и корпус Даву.
— Немедля отправьте француза к главнокомандующему Беннигсену, — распорядился Багратион.
Когда пленного увели, он, глядя на карту, сказал:
— Нужно решительно наступать! Тогда удар придётся как раз по тылу неприятеля. Вот случай, о котором можно лишь мечтать!.. Впрочем, Беннигсен не решится на такой шаг. Суворов не упустил бы шанса.
Всё так и получилось, как предполагал Багратион. Вместо того чтобы атаковать, Беннигсен приказал отступить.
— Необходимо сосредоточить там все наши силы! — объяснил он свой манёвр.
Первым помчался к городу отряд гвардейской кавалерии генерала Кологривова. В авангарде отряда был лейб-казачий полк.
Когда лазутчики донесли, что русская армия вдруг поднялась и двинулась к Фридлянду, жаждавший генерального сражения Наполеон воспрянул духом и велел тотчас повернуть туда все корпуса.
В это время во Фридлянде находился поручик Каменов. При нём имелось двадцать пять казаков и столько же егерей. Это была команда, прибывшая на армейский склад за продуктами.
Получив и погрузив в обоз продукты, команда двинулась из Фридлянда в дивизию. Но на полпути их догнал егерь:
— Французы в городе! Мост норовят сжечь!
— Во Фридлянде? — не поверил Каменов. — Сколько же их?
— Да сотни две будет.
Не раздумывая, поручик повернул назад. Увидев у моста неприятельских солдат, он атаковал их и отбросил прочь. Казаки и егеря удерживали мост, пока не подоспела подмога.
Русские войска заняли оборонительные позиции на западном берегу Алле, оставив Фридлянд в недалёком тылу. Очертаниями рубеж обороны напоминал дугу, концы которой упирались в реку. Глубокий овраг разделял войска на два крыла: северное и южное. В южном находились главные силы армии, которыми командовал Багратион, там же была и егерская бригада Раевского.
Против корпуса Багратиона сосредоточились корпуса Нея, Виктора и Дюпона, конница Лотур-Мобура. Замысел Наполеона был прост: ударом своих главных сил прорвать на южном участке позиции русских войск, ворваться в город, а потом выйти им в тыл.
Сражение продолжалось весь день, упорное, ожесточённое, кровопролитное. В нём трудно было отдать предпочтение какой-либо стороне. Особенно активно действовали егеря генерала Раевского и подчинённый ему казачий полк. Но на исходе долгого дня французский генерал Сенармон сосредоточил против южного крыла тридцатишестипушечную батарею.
Картечь рвала русских защитников, образовывала в их рядах бреши, но эти бреши тотчас затягивались подходящими из глубины резервами, которые отражали атаки врага.
Когда французам всё же удалось ворваться в расположение русских войск, Багратион повёл на них Московский полк. Дорогой ценой полк сумел оттеснить неприятеля от моста. Однако силы были неравны. К тому же в бой вступила бывшая до того в резерве гвардия маршала Мортье.