Осторожнее с желаниями!(СИ) - Ирина Дмитриева

Египет... Каир.... Одним словом -

Восток. Идут караваны вдали.

И раскаленный песок на жаре

Вместо привычной земли.

Толпиться на улице шумный народ.

Девица в платке молодая

Толчется на рынке у крытых шатров,

Шелка для себя выбирая.

Фигурка что надо, а карие глазки

Стреляют туда и сюда,

Грозя затянуть в свой омут бездонный

И в нем потопить навсегда.

Но строг и суров на Востоке закон:

Пройдет еще месяц, другой -

И за отару косматых овец

Она станет чье-то женой.

И мужа впервые увидев на свадьбе,

Должна его полюбить,

И танцем Востока, быстрым и жарким

К себе его приворожить!

Солнце клонилось к закату....

Тяжело нагруженные верблюды, неторопливо и чинно ступали по песку. Грязно бурые клоки шерсти торчали у них с боков. Раскаленный песок и многоградусная жара, казалось, совсем не действовала на них. Они флегматично передвигали ноги, изредка поглядывая на своих погонщиков.

Хозяева каравана, полностью закутанные с ног до головы в ткани, очень напоминающие пододеяльники, шагали рядом.

Караван уже почти неделю бороздил негостеприимную пустыню. Цветущие оазисы попались на пути погонщиков всего лишь несколько раз. Приходилось и людям и животным довольствоваться вырытыми и защищенными от песка колодцами. Лица погонщиков, покрытые ровным красновато-бронзовым загаром, были едва видны из-за головных уборов и кусков тканей, в три четыре оборота наверченных на голову. Они напряженно смотрели вдаль - выискивая взглядом место для ночного привала. Пустыня, обжигающе горячая днем, становилась обжигающе ледяной ночью.

Но вот, один из погонщиков заметил подходящее место: небольшой островок зелени с вырытым колодцем среди нее, и подал условный знак своим товарищам рукой. Все послушно повернули верблюдов в нужную сторону.

Когда весь караван собрался на зеленеющем пяточке, погонщики спрыгнули на землю и, подойдя к колодцу, первым делом стали поить верблюдов.

Верблюды - корабли пустыни. Без них восточным торговцам не прожить и дня. Поэтому, прежде, чем занять своим нуждами, в первую очередь следовало снять поклажу, напоить и стреножить животных.

Когда верблюды утолили терзавшую их жажду, они принялись поедать зеленеющие колючки, напрочь игнорируя сочную молодую травку под копытами.

Погонщики разожгли костер и приготовили скромный ужин. Огонь весело потрескивал в темноте. Торговцы старались особо не шуметь - пустыня таит в себе немало опасностей, а особенно страшны были змеи. От укуса кобры был не застрахован никто, как впрочем, и от укуса ядовитых пауков и скорпионов.

Люди хранили молчание. Говорить было не о чем. Все слишком устали за день и экономили силы. Хозяин каравана закурил сигарету и, выпустив облачко дыма, поинтересовался у своего погонщика:

- Ахмед, скоро ли мы прибудем в город?

Сидящий рядом араб поморщился, когда клуб дыма достиг его лица ( в караване никто, кроме хозяина не курил и едкий дым неприятно забирался в нос) и ответил:

- На все воля Аллаха, мой господин, но если он будет к нам благосклонен, то мы достигнем ворот города завтра, когда солнце будет в зените.

- Что ж, - одобрительно кивнул он, - Это очень хорошо.

- Надолго ли мы задержимся там?

Хозяин наморщил лоб, что-то прикидывая в уме. Потом улыбнулся Ахмеду:

- Не больше недели. Мы везем шелка и шифон прекрасного качества. Думаю, на него будет огромный спрос на Восточном Рынке города. Все-таки, караваны не так часто посещают его, и думаю, там у нас будет неплохая выручка за наш товар. Кроме того, необходимо дать отдых нашим верблюдам. Мой начал как-то странно прихрамывать на правую переднюю ногу.

- Хорошо, - кивнул погонщик и, привалившись к теплому боку лежавшего рядом верблюда, он закрыл глаза и задремал.

Костер медленно догорал. Никто и не думал поддерживать огонь. Все настолько устали, что заснули мгновенно и очень крепко.

Хозяин каравана, почтенный Максун, еще долго любовался ночным небом, ежась от холода, хотя знал, что ближе к рассвету он будет вспоминать об этой живительной прохладе с удовольствием и тоской.

А потом сон сморил и его....

***

С самого раннего утра на улицах города толпилась куча народа. Яблоку упасть было негде. Как назло, все улочки были очень тесными и неудобными, однако местный народ давно к этому привык и уже не обращал на такие мелочи внимания. Обычно в такие часы мужчины спешили на работу, а дети целыми стайками сновали по улицам просто так, для забавы. Женщины шли по своим делам, торопясь за водой или спеша сделать кое-какие, нужные для дома покупки.

Самым людным и оживленным местом в центре города был рынок. Ежедневно сюда сходились десятки торговцев, предлагая народу массу товаров. Здесь можно было купить все: еду, одежду, украшения, оружие и животных. Однако, сюда редко, но все же привозили и диковинные вещи с Запада и Севера.

Науку торговли местные люди впитывали вместе с материнским молоком, уже в семь-восемь лет умея так торговаться, чтобы сбросить половину стоимости.

Сегодняшний день как раз был один из базарных. Прибыл караван уважаемого торговца Максуна. Люди торопились на базарную площадь, прикупить вещи, просто посмотреть на них или, в конце-концов, банально отвести душу, посплетничав с погонщиками. Одним из постоянных покупателей был тогда хозяин керамической фабрики, Касим. И в этот раз он не изменил своей традиции и пришел на рынок. Максун встретил его с улыбкой на лице, и мужчины традиционно пожали друг другу руки, по очереди соприкоснувшись щеками, потом обнялись и похлопали друг дружку по спине.

- Как дела, Максун? Все ли верблюды твои здоровы? - немного старомодно, но очень учтиво поинтересовался хозяин керамической фабрики.

- Хвала Аллаху, все в порядке, - вновь улыбнулся торговец, - Я привез много новых тканей. Хочешь взглянуть?

- Максун, а привез ли ты то, что я просил привезти?

- Обижаешь, почтеннейший! Конечно. Выбери пока шелка для своих мудрых жен, а схожу и принесу твой заказ.

Торговец ушел в шатер. За то время, пока он там находился, Касим успел выбрать несколько отрезов тончайшего шифона, платков и шалей. Пока он прикидывал, а не приобрести еще наряды для его дочек, торговец вернулся и протянул сверток Касиму. Тот молча кивнул, расплатился за покупку и, собрав купленные вещи, попрощался с Максуном:

- Спасибо, да хранит тебя в пути Аллах.

Максун уже занимавшийся с другим клиентом, поднял на него глаза и чуть заметно кивнул, показывая, что ценит внимание и будет рад новым встречам.

Мужчина заторопился домой. Он спешил к своей семье, порадовать домашних новыми покупками.

Как и у любого, уважающего себя человека, Касим имел большую и шумную семью. Он женился четыре раза, а его жены порадовали взор своего мужа своими детьми. Последняя и самая любимая его жена подарила ему сына. Еще у Касима было трое дочерей, в которых он души не чаял, старался во всем угодить, лелеял и пел колыбельные по ночам. К сожалению, первые три жены почему-то не очень-то жаловали последнюю, и старались, как могли, испортить ей жизнь. Такой открытой вражды не понимала старшая дочь - Лейла, которая помогала четвертой жене ухаживать за своим малышом, за что ей нередко доставалось от матери:

- Как ты можешь помогать ей?! - возмущалась она, - Она увела от меня твоего отца!

- Мама, - каждый раз Лейле приходилось успокаивать разбушевавшуюся женщину, - Отец никуда от тебя не ушел. И не уйдет. Этого не позволит Аллах.

- Но она завладела его вниманием! Он ей дарит лучшие наряды, чем мне! А в прошлые выходные он купил ей серьги! Я сама видела!

Лейла вздыхала и уходила из спальни матери, давая ей время остыть и прийти в себя. Ей уже порядком надоели все склоки и ссоры в доме. Поэтому она одинаково ровно общалась со всеми домочадцами, долгими ночами баюкая своего сводного братика, а днем помогая женщинам по хозяйству. Своих младших сестренок-близняшек она учила премудростям вышивания узоров или просто забавляла народными сказками.

В это лето ей минуло восемнадцать лет. И как ни любил Касим свою старшую дочь, как ни хотел оставить ее в своем доме, пора уже было подумать о ее замужестве. Благо красота ее радовала не только отца, но других семей, которые были не прочь породнится с ними. Как и любая другая благовоспитанная мусульманка, она строго соблюдала посты, на улице ходила только в платке, превосходно владела танцем живота и умела готовить.

Касим шагнул за ворота своего дома. Тут же со всех сторон посыпались на него вопросы. Он отвечал, а сам искал взглядом жен. Где они? Наверное, в этот час они ткут ковры в большом зале.

Он направился туда и оказался прав. Все женщины сидели полукругом и оживленно болтали между собой, в то время как руки их с необычайной скоростью выплетали узоры. Его ясноглазая дочурка сидела немного вдалеке с последней женой, а та что-то рассказывала ей в пол голоса. Касим знал, что старшие жены объявили новенькой бойкот, но причины не понимал. А сама она ничего не говорила, лишь повторяла, что все у нее хорошо, что никто ее не обижает и все ей рады.

Он негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. Женщины оторвались от работы, но ни одна из них не покинула своего места, они лишь чуть наклонили головы, готовые слушать мужа.

Лейла же, как проворная молодая лань, вскочила с колен и, перепрыгивая через мотки ниток, иголки и валявшиеся повсюду подушки, подскочила к отцу и звонко чмокнула его в щеку. Ее большие и карие, как у настоящей оленухи, глаза смотрели на него с интересом.

- Ты с базара? Ты что-нибудь нам купил?

Касим медленно прошелся вдоль ряда жен, одаривая каждую новой вещью. Когда он подошел к последней жене и одарил ее, остальные начали немедленно шушукаться:

- Нет, Зухра, ты видела, у нее платок, вышитый золотом!

- И цвет шелка у нее лучше!

- Опять ей все, а нам ничего....

Лейла обернулась на жен и посмотрела на них с гневом. Однако они и не думали раскаиваться в своих словах и опускать глаза. Младшая жена покорно приняла дар из рук мужа, но в глубине сердца пожалела о том, что он выделяет ее среди других. Насколько было бы все проще и легче, если бы она не была его любимой женой.

Касим поцеловал дочь в лоб и, вынув из запазухи сверток, бережно передал старшей дочери. Лейла округлила свои огромные глаза, отчего они стали раза в два больше.

- Это мне? А что это?

В девушке проснулось женское любопытство. Она легко развернула платок и обнаружила там кулон-подвеску из небесно-голубой бирюзы, сделанной в форме глаза. Кулон был оправлен в золото, которое переливалось и блестело на свету. От кулона тянулись три золотых ниточки, по бусине на каждой. Дочь ахнула и подняла на отца свой взгляд:

- Глаз Фатимы.... - прошептала она и прижала подарок к сердцу, - О, папа! Ты нашел! Нашел то, что я так давно хотела! Спасибо!

Для того, кто не знаком с восточными традициями, нужно же конечно пояснить, что это за Глаз Фатимы. Советую, не воспринимать все так буквально. Никто никогда не выколупывал у бедной Фатимы ее драгоценные очи! Просто по поверьям, амулет сделанный в форме глаза и отгоняющий от своего хозяина все зло, имел название в честь восточной девушки, которая впервые надела его на себя, чтобы уберечься от злых сил.

Лейла обняла отца и расцеловала его в обе щеки. Касим, глядя на светящееся лицо дочери, сам просиял и с чувством сказал:

- А это, дочь моя, мой подарок на свадьбу!

Лейла на минуту сдержала рвущийся наружу восторг и осторожно спросила:

- Отец, в честь какой свадьбы? Ты решил взять пятую жену?

Услышав такие речи, все жены, включая четвертую, принялись шушукаться, громким шепотом выражая свое мнение:

- Нет, вы только послушайте! Ему что, всех нас мало?!

- А у нас больше комнат свободных нету! Если приведет в дом новую жену, то путь она живет на чердаке!

- Какая, прости Аллах, свадьба?! Это столько денег на ветер!

- А я ее на кухню не пущу!

Касим грозно посмотрел на жен, и они под его взглядом затихли и вжались в подушки.

- Нет, эта свадьба не моя. - Жены облегченно выдохнули и вернулись к прерванным занятиям.

- А чья? - продолжала допытываться Лейла, в глубине души надеясь на лучшее, - Чья папа?

- Твоя.

- Моя? - сначала Лейла удивилась, потом поняла, что это и есть ее худшие опасения, которые только что сбылись, - Нет!

- Дочь, - попытался уладить все мирно Касим, - Не гневи Аллаха. Ты уже достаточно выросла, чтобы создать свою семью... И жить отдельно от нас.... Лейла, чего ты так странно на меня смотришь?

Столбняк, охвативший девушку, закончился. Лейла нахмурила свои бровки, уперлась руками в бока и, тряхнув своими черными, как смоль, волосами, сердито топнула ногой:

- Я не пойду замуж!

Касим удивленно вскинул брови:

- А зачем же тогда Аллах дал тебе жизнь? Ну, отвечай!

- Чтобы.... Чтобы.... - запнулась девушка, подбирая нужные слова, - Чтобы посадить дерево, построить дом и родить сына.

- Вот именно, а для этого тебе нужно выйти замуж. Что ты опять на меня так смотришь?

Лейла подавила рыдание и, развернувшись спиной, опрометью бросилась вверх по лестнице в свою комнату, на ходу всхлипывая и роняя слезы.

Касим удивленно цокнул языком. Реакция дочери удивила его. Ведь девушка прекрасно знала, что предстоит ей в недалеком светлом будущем. Однако слезы и рыдание.... Это окончательно смутило его, и он отправился во двор, читать Коран. Может быть, в нем он найдет ответы на свои вопросы. А сегодня ему еще предстояло встретиться с несколькими семьями и сосватать старшую дочурку.

Лейла добежала до комнаты, прыгнула на кровать и, прижав к себе подушку, начала обильно поливать ее слезами. Когда подушка окончательно промокла насквозь так, что можно было, смело ее выжимать, девушка переключила свое внимание на другую, зашвырнув мокрую в угол.

Когда первый шок прошел, Лейла в последний раз хлюпнула носом и уставилась в потолок, размышляя о возникшей проблеме.

Она прекрасно знала и до сегодняшнего дня, что ей уготовано. Но она надеялась на то, что у не еще есть в запасе годик другой. А вот так, бросить все и уйти в чужой дом, в чужую семью, оставить на растерзание старшим женам новенькую и больше никогда не увидеть маленького братика и сестренок.... Нет, она не могла.

" Посвятить свою жизнь какому-то... хм.... Совершенно не знакомому мужчине, жить у него в доме, убираться, готовить, терпеть насмешки от других его жен и танцевать ему! Ему! Которого я увижу только в день сватовства или знакомства с родителями если повезет, а если не повезет, то только на свадьбе! Ну, уж нет! Если и выходить, таким образом, замуж, то только после тридцати!" - думала она.

В дверь деликатно постучали. Лейла никак не отреагировала на стук, хотя знала, кто это пришел. Она молча уставилась в одну точку и даже не взглянула на переступившую порог мать.

Женщина присела на край кровати и прижала голову дочери к своей груди. Лейла послушно замерла в этой позе, признательная матери за заботу. Тем временем. Она пробежала руками по волосам дочери и крепко прижала ее за плечи к себе.

- Ну, чего ты ревешь. Смотри, скоро зальешь наш дом. Чего ты так расстроилась? Я уверена, что твой отец подберет тебе лучшего жениха во всем Фесе.

- Угу, - буркнула Лейла, - Шестой женой!

- Ну и что в этом такого? Главное, чтобы муж одинаково любил всех, а не то, что твой папа.... - в ее голове проскользнули нотки ревности, - Так чего ты так расстроилась?