– Тихо…
Вонг подошел к бесчувственному Нарику, ухватив за длинные волосы, приподнял голову. Нарик открыл мутные, затянутые пеленой безумия глаза, равнодушно глядя в лицо своему раскосому ангелу смерти.
Вонг медленно вытянул из черных кожаных ножен узкий, чуть загнутый на конце «кинжал милосердия» и воткнул Нарику в шею, под сонную артерию. Булькнул, вырвавшись наружу, алый ручеек, Нарик закрыл глаза, будто уснул, наверное, «тяга» еще продолжалась, из сумерек «торчания» он уплыл в темноту навсегда.
Вонг сказал маленькому вьету:
– Телохранителя тихо кончайте, и быстро уводи людей… Я иду следом… Мне надо на минуту задержаться…
63. НЬЮ-ЙОРК. СТИВЕН ПОЛК. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Впервые за нынешнюю осень пришел дождь. С Атлантики поперли тяжелые серые, как тюремные матрасы, облака, и задул мокрый едкий ветерок, пронизывающий до костей. И сразу же нарядные, всегда празднично яркие улочки Гри-нич-Вилиджа поблекли, прохожие поредели и потускнели, и – единственная радость – появились у тротуаров места для парковки.
Полк оставил машину на улице Мак-Дугалл и направился пешком знакомым маршрутом – в галерею Бастаняна.
С утра ему позвонил из Москвы русский полицейский Ордынцев.
– Вам хорошо, американцам, – плохие новости вы узнаете на восемь часов позже нас, – сказал он. – У нас здесь день уже кончается…
– Плохие новости с утра заменяют гимнастику – хорошо взбадривают, а двигаться не надо, – ответил Полк. – А что за новости?
– Я располагаю информацией, что Бастанян убит.
– Вы нашли тело?
– Нет, я думаю, что тело мы и не найдем. Убийцы, мне кажется, сожгли его… – сказал спокойно Ордынцев, будто сообщил о вязанке дров для камина, которые с осени продаются на каждом углу в Нью-Йорке.
– Вы представляете себе, зачем они его убили? Каковы мотивы?
– Я думаю, что сначала была чистая корысть. Они хотели наладить через Бастаняна торговлю ворованным антикварнатом. Но тут возникли личные разборки – по-русски так называют конфликты…
– Да, я знаю это слово, – заметил Полк.
– Они убили Бастаняна, чтобы отомстить одному из своих врагов-конкурентов. Он был постоянно связан с артдилером. Я пришлю вам подробную справку-схему, которая, по нашим представлениям, объясняет характер их взаимосвязей…
– Буду вам очень признателен… Кстати, мое начальство, похоже, не возражает, чтобы я поехал к вам, в Москву…
– А это будет прекрасно! – обрадовался Ордынцев. – Устроим вместе мозговой штурм!
– Не сомневаюсь, – засмеялся Полк. – Спинномозговую атаку. Я надеюсь в течение недели прояснить ситуацию с моими фигурантами. И подробно извещу вас. Держим связь!…
Полк поехал сначала в полицейское управление на Полис плаза, – решил собрать досье для Ордынцева. Почти все детективы были в разгоне. Майк Конолли одиноко писал за своим столом какой-то рапорт. Обрадованно замахал Полку рукой, предложил огромное красное яблоко «рома». Полк присел к нему.
– Сегодня звонили из Москвы… Сказали, что Бастанян убит…
Конолли откинулся на спинку стула, покачал головой, безукоризненно аккуратный пробор качнулся, как стрелка метронома.
– А знаешь, меня это не удивляет, – эпически заметил Конолли. – Раз они не просили выкупа, их интерес был в чем-то другом. Я думаю, они его давно убили…
– Мне кажется, что их отсюда кто-то корректирует, – сказал Полк.
– Отсюда – в смысле из нашей «конторы»? – уточнил Майк.
– Из Нью-Йорка вообще и из «конторы» в частности…
– Вполне возможно, – согласился Майк. – У нас здесь «кенарей» как на Канарах…
Полк хотел предложить Конолли вдвоем еще раз съездить в галерею к Бастаняну, но в этот момент позвонил Джордан. Судя по репликам Конолли, тот вызвал его срочно куда-то в город.
– До вечера! – распрощались, разъединились, разбежались, разъехались по своим делам в огромном, померкшем от осенней непогоды городе.
Полк зашел в осиротевшую галерею Бастаняна, где одиноко и бесплодно властвовала Ангел Мкртчан, будущая Макартур. Видимо, ей было так боязно и одиноко, что она явно обрадовалась приходу Полка:
– Я даже хотела вам позвонить, узнать, нет ли новостей о Левоне… – Нет, Анжела, никаких новостей у меня пока нет…
Полк не хотел ей говорить, что Бастаняна убили. Это те новости, которые чем позже приходят, тем лучше. Отсутствие тела Бастаняна пока освобождало от юридических и житейских похоронных хлопот. Весть о его смерти никакой пользы принести не могла. А навредить – вполне возможно. В этом деле все было так зыбко и непонятно, что Полк, шаря в поисках смысла в полной темноте, инстинктивно воздерживался от поспешных слов и поступков.
В пустой галерее все так же пылились на стенах никому не нужные картинки, так же печально смотрела на него своими огромными коровьими глазами златоглавая немолодая девушка.
– Скажите, Анжела, за это время вы не получали какой-либо интересной корреспонденции? – спросил ее Полк. – Не спрашивал ли кто-нибудь мистера Бастаняна?
Анжела подумала неспешно, потом сказала:
– Да, заходил один человек, спрашивал Левона…
– А что же вы не позвонили мне? Мы же с вами договорились! – рассердился Полк.
– Я в этот день как-то не подумала… Он ведь ничего особого не спрашивал… А потом я сообразила, что вы знаете об зтом…
– Каким образом я могу знать об этом? – удивился Полк.
– Ну, ведь ваш товарищ с ним разговаривал…
Полк с досадой воззрился на бестолкового Ангела.
– Когда? Какой товарищ? О чем вы говорите, Анжела?
– Ну, с вами приходил детектив… Такой красивый парень… Молодой… Он с ним разговаривал… С тем, кто спрашивал Левона…
– Конолли? Где? Когда? – напрягся Полк.
– Дня три тому назад. Или два. Три, наверное. Сейчас вспомню. Это было во вторник…
– Конолли разговаривал во вторник с вашим посетителем? – растягивая слова, переспросил Полк.
– Ну, конечно! Вот с этим человеком, который заходил…
– Подождите, Анжела… Давайте по порядку. Кто, во-первых, заходил?
– Русский… Интересный мужчина довольно-таки… Лет тридцати. Спросил, как повидать Бастаняна… Мне показалось, что его это не очень интересовало… Он только оглядывался здесь вокруг, но ничего не купил… И картинки смотреть не стал. Спросил, можно ли воспользоваться туалетом… Я разрешила. – Ангел показала на дверь в служебное помещение.
– Так. И что?
– Сходил в туалет, попрощался и ушел. Я сказала, что не знаю, когда будет Левой.
– Как он выглядел?
– Ну, как вам сказать… Одет хорошо… – Она задумалась надолго. – Как-то про внешность его я не могу точно сказать… Он весь какой-то белый, глаза у него какие-то неживые, и волосы серые, металлические. А точнее я не вспомню…
Так описывала спутника Дриста обслуга в ресторане «Перияли». Кто-то из них говорил, что в этом человеке было что-то металлическое.
– Так, с этим вопросом ясно. Больше он не заходил? Где вы его видели с Конолли?
– Они сидели в машине и разговаривали… здесь неподалеку, на Мак-Дугалл…
– Вы уверены, что это был Конолли? Вы не могли обознаться? – с напором расспрашивал Полк.
– Как же обознаться? – удивилась Ангел. – Я прошла по тротуару в двух шагах от машины. Они на меня не обратили внимания, они о чем-то спорили.
– А какая машина была?
– Вы знаете, я в этом не понимаю. Она такого серебристого цвета была, довольно большая машина.
– Ну, какие-нибудь приметы машины вы запомнили? – напирал Полк.
Ангел застенчиво потупилась:
– Я обратила внимание на номер. Таких я здесь не видела… Он хулиганский…
– Номер хулиганский? – удивился Полк. – Что это означает?
– Вы знаете, он по-русски звучит как ругательство… Это не обычный номер, не серийный… Я знаю, что здесь номер можно заказать…
– Какое ругательство?
– Ну, знаете… – Она совсем засмущалась, и на ее смуглых щеках проступил тяжелый румянец. – Это будет английскими буквами: экс-вай-ай дабл-ю-эй-эм. Так ругались русские у нас…
Полк попробовал ее перепроверить:
– А может быть, это вовсе не русское ругательство? Может быть, хозяин машины богатый вьетнамец и заказал себе номер по своему имени – Хуи-Вам?
Анжела усмехнулась, покачала золотой головой:
– Около нас здесь, у границы Чайнатауна, живет много вьетнамцев… Я знаю, что самый богатый вьетнамец не закажет себе именной номер. Они живут по-другому и себя так не ведут. Я думаю, что это был русский…
Полк переспросил на всякий случай:
– Анжела, подумайте еще раз, не торопитесь. Вы уверены, что с этим металлическим человеком в машине с номером Хуи-Вам сидел мой коллега Конолли?
Анжела с искренним удивлением спросила:
– Подождите, я не понимаю: он что, вам не рассказывал? Это был он, не сомневайтесь… Я ошибиться не могла…
«Ну что ж, для одного прохладного дождливого осеннего дня немало горячих новостей…»
64. МОСКВА. ХЭНК. ВОЗМЕЗДИЕ
Маршрут для возвращения Хэнка в Штаты выбрали по закраинам шарика – подсядет в вечерний транзитный самолет до Хельсинки, оттуда «Финнэйром» через океан в Торонто, а уж из Канады на авто – через слабо охраняемую, еле заметную границу – в Нью-Йорк.
Прощальный обед Джангир назначил на полдень в загородной резиденции. Столы накрывали в саду, а пока что на полянке гости развлекались старой русской забавой: прислуга подкидывала вверх кур, а Монька, Джангир и Швец стреляли влет.
Хэнк стрелять из дорогого бельгийского карабина отказался, попросил что-нибудь попроще, для ручного боя, лучше всего – автоматический пистолет. Ему дали «глок», Лембит подкинул здоровенного рыжего петуха, и Хэнк успел выстрелить трижды – три красно-черных взрывника перьев в сгустках крови медленно поплыли к земле вслед разнесенной в клочья тушке. Джангир захлопал в ладоши и сказал:
– Прекрасный финал! Пора всем за стол. Прошу, прошу…
Хэнк посмотрел на свои часы – было без пяти двенадцать. Монька заинтересовался часами:
– Редкий экземпляр… Я таких и не видел…
Хэнк не смог удержаться, похвастался:
– Они стоят сто шестьдесят тысяч долларов. Это кастом-мэйд Патек Филип…
Монька недоуменно покрутил головой:
– Не понимаю смысла в такой цене…
– Они гарантируют точность хода на сто лет вперед… – засмеялся Хэнк.
– А вы надеетесь проверить эту гарантию? – Монька усмехнулся. – Как вы собираетесь узнать, пришли они через век точно или все-таки сбились на минуту?
– У них другой смысл, – сказал Хэнк. – Это мой постоянный неразменный аккредитив. В моей жизни никогда нельзя знать заранее, в какие я попаду обстоятельства. Но в любом месте земли и в любых ситуациях я могу ими дать взятку, или откупиться, или продать хоть за десять тысяч долларов. Это мне может стоить свободы и жизни…
– Уважаю, – кивнул Монька. – Резонно. Надо будет подарить тебе еще пару таких часов.
Хэнк покачал головой:
– Нет смысла. В Китае вообще не дарят часов. Это звучит как «похороны»…
– То есть как?
– Часы дарят врагу – это угроза и намек…
Их прервал Швец:
– Ну, пошли, пошли быстрее. Выпивка перегреется и прокиснет…
Не пьющий ничего Швец получал садо-мазохистское наслаждение, всегда провоцируя остальных на максимальную пьянку.
– Вот, Хэнк, у нас был такой князь – Владимир Мономах, – объяснял он. – Он как бы отец-основатель Руси, и оставил он нам завет: «Руси есть веселие пити, не можем без этого быти»
Джангиров перевел это Хэнку как мог по-английски.
– Верно, – кивнул Хэнк. – Я сам читал в справочнике для военных моряков: «Доза в 600 граммов крепкого алкоголя может быть для человека смертельна». А в скобках добавлено: «Кроме русских»…
Джангир успокоил:
– У нас и алкогольный, и закусочный стол – интернациональный. Предлагаю начать с грузинского коктейля «ШаЛиКо».
– Охотно! А что это такое? – спросил Хэнк.
– Это шампанское, ликер и коньяк. «Мумм-брют», «Шартрез» и «Хеннесси» в равных пропорциях. Вкус и действие – замечательные…
На огромном белом блюде с одной стороны – белужья черная икра, а на другой половине – камчатская красная. Джангир, как шпрехшталмейстер, представил:
– Идеальная закуска для коктейля «ШаЛиКо» – называется «Стендаль», любимое блюдо иностранцев в России.
Хэнк заметил:
– Мое любимое блюдо – это шашлык из козла отпущения…
Швец пообещал:
– Мы вам найдем дежурного Азазела, молодого и сочного. Приготовим его на барбекю – пальчики оближешь…
Выпили по первому бокалу, и прислуга поставила на столы декорированные зеленью большие куски вяленой грудинки. Джангир предложил Хэнку:
– Попробуйте, господин Андерсон, у вас вряд ли можно отведать этого блюда. Называется «казы» – самый изысканный деликатес у казахов. Мне вчера прислал из Алма-Аты министр экономики…
– А из кого грудинка? – полюбопытствовал Хэнк. – Кости великоваты.
– Это жеребятина, молодая лошадь.
По лицу Хэнка промелькнула гримаса, но Джангир успокоил его:
– Не пугайтесь – это особая еда, только для избранных. Казы едят только казановы…
– Что за казановы? – удивился Хэнк.
– Казановы – это «казахи новые», социальный аналог новых русских. Так вот, богатые люди держат в деревнях лошадку – специально для казы, сезонного блюда, которое едят осенью или зимой. Двухлеточка, обязательно девица, непокрытая, она никогда не ходила в упряжке, не была под седлом, ее с рождения готовят к закланию. У этой лошадки счастливая сытая юность – на горных пастбищах она ест отборную траву, пьет родниковую воду и нагуливает мясу неповторимый вкус. А осенью ее ставят в темник, кормят до отвала овсом и в первый день выпавшего снега закалывают. Мясо вялят, коптят, и мы с вами сейчас отведаем его божественный вкус… Швец налил Моньке коньяка и сказал:
– Ну что, друг? Как говорят наши братья украинцы – лэ-хаим! Что значит на их языке – будьмо!
К Джангиру подошел охранник и что-то прошептал на ухо. Джангир встал, попросил собутыльников:
– Продолжайте праздник, я должен на секунду отлучиться.
В гостиной его ждал улыбающийся Вонг.
– Дорогой генерал, ваше поручение выполнено. Больше Нарик вас никогда не побеспокоит… – Он застенчиво улыбнулся.
Потом открыл портфель и достал из него целлофановый прозрачный пакет, в котором лежала какая-то окровавленная тряпка.
– Что это? – встревожился Джангир.
Вонг молча, с той же несмываемой приятной улыбкой развернул пакет, вынул окровавленную тряпку, встряхнул – Джангир решил, что это часть тонкой кожаной куртки. Присмотрелся – на ней были нарисованы церковные купола, крест в лентах и вензелях и надпись: «Смерть легавым». – Боже мой, – прошептал испуганно Джангир. – Это спина… Это кожа Нарика…
– Да, – ласково подтвердил Вонг. – Это шкура оборотня… Пусть он вернется в землю таким, как его родила мать…
Джангир испугался, что его вырвет – кожа была как на ребрышках казы. Только с татуировками.
– Убери, убери это… – быстро сказал Джангир. – Куда-нибудь… выбрось…
– Нет, – покачал головой Вонг. – Я вернусь с этой шкурой к людям Нарика – они будут присягать тебе на ней, как на иконе…
– Все, все! Пошли… – заторопился Джангир.
Он вывел вьета в сад, обнял его за плечи и представил гостям:
– Прошу любить и жаловать, это мой старый боевой друг Вонг, партнер и товарищ… Человек, которого я чрезвычайно ценю и очень уважаю. Я многим ему обязан…
Вьет, польщенный такой высокой аттестацией, церемонно поклонился всем и пожал каждому в отдельности руку. К Джангиру подошел Швец, потихоньку спросил:
– Я надеюсь, что он тебе привез свежеиспеченный, еще не остывший трупик? Как именинный пирожок на обед…
Джангир кивнул:
– Он с ним закончил… Жалко, что так получилось, но мальчишка не оставил мне другого выхода.
– Да перестань! – захохотал Швец. – Этот остолоп прожил жизнь короткую, но пламенную, как одноразовая зажигалка. Пропади он пропадом! От него всегда одни неприятности были. Я считаю, что наш вьет заслуживает больших поощрений и наград…