— Куда вы? — спросила Аврора. — Я хочу знать. Я поеду с вами.
— Я не еду в Лондон. Схожу в церковь и осмотрю тайник. Аврора, скажите правду. Где вы нашли шляпу?
Она покачала головой, упрямо отказываясь противоречить собственному рассказу.
Так же упрямо она последовала за Ратлиджем к церкви, как будто боялась, что он ее бросит. Или боялась, что, оставшись одна, она больше не сможет прятаться от горя?
Внутри еще горели свечи, запах ладана усилился. Ратлидж не сразу нашел лестницу, ведущую в склеп; она была спрятана в углу бокового прохода. Как раньше Саймон, он взял свечу, чтобы освещать спуск по узким, крошащимся ступеням. Он очутился в прохладном каменном помещении с тяжелыми, приземистыми колоннами, широкими и довольно уродливыми сводами. Прочная кладка выдерживала новое здание, воздвигнутое сверху. В склепе было голо и безрадостно. В нем давно уже обитали только мертвецы. В основном Уайеты, но были и другие. По двум стенам стояли восемь или десять саркофагов. Центр комнатки с каменным полом был пуст.
К двум другим стенам складывали сломанные скамьи, куски камня, оставшиеся от перестройки, коробки со сборниками гимнов, лопаты и кирки, чтобы копать могилы, вазы для цветов, свертки брезента, ведра — все необходимое для смерти и похорон. На первый взгляд здесь ничего нельзя было спрятать.
И он, и Аврора молчали.
Потом он увидел старый каменный алтарь, лишенный всяких украшений. Цельная плита с вырезанной на ней виноградной лозой лежала на трех прямоугольных, тяжелых камнях. Напрестольная пелена, ветхая от сырости и старости, закрывала камни, спадая до самого пола. Посередине стоял приземистый каменный крест, мощный в своей грубости. Сбоку притулилась пустая бронзовая ваза, в которую давно не ставили цветы. Из-под напрестольной пелены, свисавшей, как палатка, до самого пола, торчал угол узкого прямоугольного ящика с открытой крышкой.
Ратлидж опустился на одно колено, чтобы получше осмотреть его.
В ящике хватало места для небольшого чемодана вроде того, что привезла с собой Маргарет Тарлтон. В нем мог прятаться и маленький мальчик, который сбежал от родительского зоркого глаза. Но кто положил сюда чемодан?
Ратлиджу показалось, что он знает ответ. На него как будто свалилась огромная тяжесть.
Аврора стояла за ним, тоже держа свечу, и прерывисто дышала, как будто здесь ей было не по себе. Сначала Ратлидж решил, что она пожалела о своем решении пойти с ним. Но она нагнулась, тоже заглянула в отверстие и вдруг ахнула, услышав еще один голос. Казалось, он идет из земли у их ног, хотя то были шутки эха.
Обернувшись, они увидели, что на лестнице стоит Генри Долтон.
— Мама рассказала мне о Саймоне. Мне очень жаль. Она очень расстроена и винит во всем себя. — Свечи у него не было.
Конечно, подумал Ратлидж. Очередная трагедия в ее жизни.
Ратлидж выпрямился и зашагал по неровным плитам к Генри.
— Здесь вы прятались? И отсюда Саймон Уайет сегодня вынес чемодан?
— Лучше я вам ничего не скажу, — ответил Генри. — Пусть мертвые покоятся с миром.
— Вы поможете Саймону. Он невиновен, как и Аврора.
Генри нахмурился, отчего его шрам стал заметнее.
— Зато мои слова навредят кому-то другому, верно? Например, мне.
— Все зависит от того, зачем сюда принесли чемодан… и кто это сделал.
Генри спустился по ступенькам и вошел в склеп; язычки пламени заплясали при его приближении.
— Здесь ему было бы лучше, — сказал он, останавливаясь перед одним надгробием. — Чемодану.
На простой прямоугольной каменной плите были вырезаны имя, дата смерти и несколько строчек из Священного Писания. Никакие статуи не поддерживали плиту по бокам; не было и резьбы ни сверху, ни в углах. Казалось, плита скорчилась на полу, чувствуя себя не на месте среди более красивых собратьев.
— Крышку легко сдвинуть… Там никого нет, знаете? Здесь должна была лежать жена еще одного Саймона Уайета, которая жила лет триста назад. Вторая жена не захотела, чтобы она лежала здесь, в Чарлбери, и приказала отправить тело в Эссекс. Так сказать, еще один семейный скелет.
Генри Долтон нагнулся и сдвинул верхнюю плиту в том месте, где должны были находиться ноги. Плита заскрипела, но отошла сравнительно легко.
— Для чемодана много места не нужно. Но никто не знал, что там пусто. Даже мой отец. А я знал.
Ратлидж тихо сказал:
— В детстве вы не могли сдвигать плиту. Она была слишком тяжелая. А женщина могла бы ее сдвинуть? — Он по-прежнему думал об Авроре.
— Наверное, нет. Если бы даже знала о ней. А мне рассказал обо всем старый пономарь; мне тогда было лет шесть или семь. Он был злобный; пригрозил, если я буду баловаться в церкви, то попаду туда. Довольно жестоко так пугать ребенка, вы не находите?
— Да. Жестоко. — Сбоку от Ратлиджа стояла Аврора; он невольно восхитился ее хладнокровием.
Генри нахмурился:
— Должно быть, я рассказал Саймону об этих тайниках. Поэтому он и нашел чемодан, когда сегодня пришел его искать. Я спросил его, что он ищет, и он ответил: чемодан, который уже никому не нужен. Он думал, что его туда поставила Аврора, но она его туда не ставила.
Повернувшись к Ратлиджу, Аврора открыла было рот, собираясь что-то сказать, но потом передумала.
— Да, я тоже не верю, что туда его поставила Аврора, — ответил Ратлидж, невольно подыгрывая Генри. — А кто? Вы знаете?
Генри покачал головой:
— Какое-то время он стоял на чердаке.
— На чьем чердаке? Саймона?
— Нет, конечно. На нашем чердаке… у мамы.
— Как он там оказался? Это ведь не ее чемодан! Вы ей его принесли?
— Однажды она принесла его домой. Я спросил, откуда он, а мама ответила: лучше мне о нем не думать. Раньше она принесла еще один чемодан, а потом она поставила его в поезд, который шел из Кингстон-Лейси в Норфолк. Наверное, она хотела и этот чемодан отнести на поезд, только у нее не было времени.
«Где бы ты спрятала чемодан? Среди других чемоданов…»
Аврора во все глаза смотрела на Генри.
— Откуда Саймон узнал, что чемодан здесь? — спросила она.
— По-моему, он не знал. Он искал на ферме. И в амбаре. После того, как вчерашний инспектор уехал. Потом он пришел сюда, чтобы обыскать церковь. По-моему, он совсем не обрадовался, когда нашел чемодан…
— Да, — сказал Ратлидж. — По-моему, он совсем не обрадовался. Чемодан подтверждал то, во что ему не хотелось верить. По-моему… Генри, нам пора найти вашу мать.
— Зачем?
— Она нужна миссис Уайет.
— Мне нравится миссис Уайет, — заметил Генри. — Она этого не знает, но я часто наблюдал за ней. Люблю красивые волосы… а у нее волосы очень красивые.
Ратлидж оцепенел. Опомнившись, он обернулся к Авроре и тихо сказал:
— Аврора, вы мне верите? Тогда прошу вас, сделайте, как я говорю. Распустите волосы. Медленно. Дайте мне свечу.
Замявшись всего на секунду, она отдала ему свечу и медленно принялась вынимать из волос шпильки, держа их в зубах. Пучок у нее на затылке ослаб и распался. Когда она переложила шпильки в левую руку, волосы рассыпались по плечам густыми, блестящими волнами. Они доходили почти до талии. Аврора посмотрела на Ратлиджа, хмурясь, но не боясь. Ее волосы были не просто красивыми. Они были прекрасны.
Генри не сводил с нее взгляда. Он судорожно втянул в себя воздух и шагнул к ней. Его глаза засверкали в пламени свечей. Он протянул руку, но тут же отдернул ее.
— Вы не закричите, если я дотронусь до них? — спросил он у Авроры. Обернувшись к Ратлиджу, он пояснил: — Я люблю трогать волосы… Но они всегда начинают кричать, а этого я терпеть не могу.
— Нет, — решительно возразил Ратлидж, — сегодня вы ничего не будете трогать! — Генри замер в нерешительности. Ратлидж протянул свечу бледной Авроре и преградил Генри путь. — Миссис Уайет, пожалуйста, приведите ко мне миссис Долтон. Скорее всего, она у вас дома, с Элизабет. Попросите ее прийти сюда, но сами не возвращайтесь, понимаете?
— Иен… — сказала она, отходя к лестнице.
— Не нужно никуда идти, я здесь! — сказала Джоанна Долтон, спускаясь по ступенькам. Полностью одетая, собранная, она преграждала единственный выход из холодного каменного помещения с низким потолком. В руке у нее тоже была свеча. Ратлиджа охватил леденящий страх. Он отрезан от мира, от воздуха. Хэмиш настойчиво требовал, чтобы он обратил внимание на…
В левой руке миссис Долтон держала соломенную шляпку Маргарет Тарлтон.
Аврора подошла ближе к Ратлиджу, одной рукой собирая волосы в пучок.
— Вам нечего бояться, моя дорогая, — сказала Джоанна Долтон. — Генри никогда никого не обижает. Просто он любит смотреть на женские волосы и трогать их… Вот и все. Не думаю, что он понимает, что делает. Он не способен отвечать за свои поступки. Кроме того, он не понимает, что порядочным женщинам такое… внимание не нравится. Ему просто хочется их потрогать, и для него это не… плохо. Как ребенок хочет потрогать что-то очень красивое, он иногда просто не может остановиться. — Последние слова она произнесла с трудом.
— Если они кричат, он их душит, — сказал Ратлидж.
— Да, крики его пугают, и он хочет, чтобы они замолчали. Если они затихают, он тут же останавливается. И все. Он никогда не причиняет никому вреда.
— Сегодня он пытался задушить Элизабет Нейпир.
— Да… — Миссис Долтон повернулась к Авроре. — Ни за что на свете я бы не позволила Саймону умереть, — сказала она голосом, полным горя. — Аврора, я не шучу. Я не думала, что так случится.
— Мне придется допросить Генри, — сказал Ратлидж. — Поймет ли он, что я делаю и почему?
— Конечно, поймет! — резко ответила Джоанна. — Он не дурак. Но в этом нет необходимости. Он не убивал тех женщин. Их убила я.
Он посмотрел на нее с бесконечной жалостью в глазах. Она защищает сына…
— Сколько их было?
— Все началось в Лондоне. Генри стало лучше; его выписали из больницы под мою ответственность. Я сняла квартиру рядом с больницей. Три раза в неделю к нему приходила медсестра. Однажды он попытался вынуть шпильки у нее из волос, она закричала, и он схватил ее за горло. Она очень разозлилась, угрожала рассказать все врачам, чтобы его отправили в психиатрическую клинику. Я дала ей много денег, купила билет в Новую Зеландию. Вот и все. Довольно долго все шло хорошо. Я не спускала с него глаз. Но однажды к нам зашла Бетти. Она сказала, что Саймон дал ей рекомендацию к Нейпирам. Генри остался с ней наедине, пока я мыла посуду… Я не знала, я думала, его нет дома. Я ни о чем не догадывалась, пока не услышала ее вопли. Я предлагала ей все деньги, которые у меня остались, уговаривала не идти к Нейпирам… И она уехала. Но деньги быстро закончились, и она вернулась, требуя еще. — Джоанну Долтон передернуло. — Я не могла дать ей больше. У меня ничего не осталось. Но она оказалась жадной стервой, угрожала сдать Генри в клинику… В конце концов у меня не осталось другого выхода. Пришлось ее убить. Это было ужасно. Я ненавидела себя, я ненавидела ее. Ведь мне пришлось взять грех на душу, лгать, жить с тяжким бременем… Я поклялась, что больше никогда не упущу его из виду, буду следить за ним еще пристальнее. Я надеялась, что больше ничего подобного не повторится, я ведь видела, что ему все лучше…
— Но ему не стало лучше, — мягко возразил Ратлидж. — Он так и не выздоровел до конца. И уже не выздоровеет.
— Да, — сухо, мрачно ответила Джоанна Долтон. — А меня уже не будет рядом, и некому будет о нем позаботиться. Теперь, хочу я того или нет, ему придется вернуться в больницу.
— Следующая, с кем он остался наедине, была Маргарет Тарлтон, которая искала человека, который довез бы ее до станции?
Джоанна Долтон вздохнула:
— Нехорошо говорить так о мертвых, но Маргарет Тарлтон была еще хуже, чем Бетти. Я узнала — когда-то Ричард Уайет обмолвился, — что в тринадцатом году у них с Маргарет был бурный роман. Так вот, еще тогда он сказал: «Маргарет умеет добиваться своего». По-моему, она бы вышла за Ричарда замуж, если бы у него было достаточно денег, чтобы удовлетворить ее аппетиты. А теперь за ней стояла мощь Нейпиров. Она оказалась неподатливой и злой; она была неумолима. Я не могла предложить ей деньги. Она сказала, ей все равно, что будет с Генри. Пусть он получит по заслугам. — Джоанна Долтон повернулась к Авроре. — Я говорила ей: «Вы не мать, иначе вы бы меня поняли». Но она ответила, что это не важно, его нужно изолировать от общества, он опасен для окружающих! Всю дорогу мы с ней спорили… Аврора, я взяла вашу машину, потому что у меня было мало бензина. Я пошла на ферму и взяла вашу машину, и всю дорогу Маргарет Тарлтон повторяла, что в Синглтон-Магна сразу обратится в полицию. Я не могла ее убедить, я не могла ее подкупить. Вблизи городка она заставила меня остановить машину и высадить ее. Тогда-то, господи спаси, я и взяла камень, который вы держите под задним сиденьем, и убила ее! А вину взял на себя тот бедняга Моубрей… У меня был выбор: оговорить невинного человека или погубить родного сына! — Голос ее дрогнул.
— Не надо… — попросила Аврора. — Ради всего святого, не надо!
— Я рада, что все кончено, — продолжала миссис Долтон. — Сегодня, услышав крики Элизабет, я подумала: так будет продолжаться до тех пор, пока я не смогу больше этого выносить. Но, видите ли, я люблю его. Мне в самом деле казалось, что ему лучше… Я уверяла себя, что Саймон выздоравливает — и Генри тоже выздоровеет. Я обманывала себя. Я внушала себе, что я могла бы и сама вылечить Генри, что ему нужны только время и покой. Все было так ужасно! Но Элизабет я не могла причинить вред… я знаю ее почти с рождения. Тяжело убивать даже чужих людей. А Элизабет… — Она покачала головой. — Аврора, я не могла убить ее. Не могла. Но я убила Саймона, да? Непреднамеренно. Я бы охотно покончила с собой, но, боюсь, мне не хватит духу… Наверное, мы, женщины, все-таки слабые создания. — Она ласково улыбнулась сыну. — Генри, милый, не думаю, что ты понял хоть слово из того, что я говорю. Оно и к лучшему. Пойдем, я уложу тебя спать. А потом я должна уехать с инспектором. Все будет хорошо, вот увидишь. Тебе ведь нравилось в больнице?
Голос ее затих; она протянула руку, выронив на ступеньки шляпу Маргарет Тарлтон. Генри взял ее за руку. Ратлидж молча смотрел на них. Генри покосился на Ратлиджа; его лицо исказила напряженная, жалкая улыбка. Он понимал гораздо больше того, что ожидала от него мать.
Миссис Долтон повела сына вверх по лестнице.
— Ее нельзя отпускать одну! — быстро сказала Аврора.
— Ничего страшного. Ему она не причинит вреда. И себе тоже. Пойдемте, я провожу вас домой, а потом вернусь в дом священника. Когда приедет Хильдебранд, Генри уже заснет.
— Вы ей верите? — спросила Аврора. У нее сильно дрожали руки; пламя свечи металось по стенам.
— Да. Я начал подозревать ее после того, как пропала эта проклятая шляпа. — Все помнили, что Генри разговаривал с обеими жертвами, но не придали этому значения… Шоу казался гораздо опаснее, чем Генри. Но у Шоу не было повода убивать Бетти Купер… такие причины могли быть у Саймона или Авроры. Или Элизабет Нейпир…
У лестницы Ратлидж нагнулся за шляпой и сказал:
— Однажды я видел, как Генри держал в руке птичку. Он вел себя странно, по-детски. Возможно, он в самом деле пугался женских криков и просто хотел, чтобы они замолчали. Но Генри ни за что не стал бы бить их по лицу, пока они не умерли. А его матери пришлось — чтобы заткнуть им рот. Генри не сумасшедший. Просто потерял большую часть рассудка. Лишился способностей и навыков, которыми когда-то обладал.
Взяв ее за руку, он помог ей подняться по крутым, крошащимся ступеням. Под землей ее духи пахли сильнее — наверное, оттого, что она была расстроена.
— Теперь вы расскажете, где нашли шляпку? — спросил он.
— На следующий день после отъезда Маргарет я пошла на ферму короткой дорогой. Шляпка лежала в кустах; должно быть, ее выронила Джоанна. Но я подумала, что ее выронил Саймон. И еще я слышала, как кто-то заводил машину, пока я была в амбаре, — она уехала, а потом приехала. Я не сомневалась в том, что в Синглтон-Магна Маргарет отвез Саймон. — Она дышала прерывисто. — Ему отчаянно нужны были деньги. Как же он… почему он не доверял мне? Я видела письмо его отца, в котором он сообщал ему о доме в Челси. И он так настаивал на том, чтобы нанять Маргарет…