Он вернулся к амбару, размышляя о том, что здесь могло произойти. Хэмиш предлагал самые очевидные версии.
И вдруг среди наваленного сена на сеновале расцвел желтый шар огня, яркий, как солнце. Он увеличивался с пугающей скоростью.
Саймон поджег амбар!
Ратлидж побежал; шаги его приглушала утоптанная земля; он слышал эхо от мощеной дорожки. Он обшаривал глазами конюшню, амуничную, сеновал. Осматривал все углы, хотя времени уже не оставалось. Он закашлялся от густого, едкого дыма и почувствовал, как ожгло спину, когда его лизнуло пламя. Спотыкаясь, он бросился к ближайшей двери, но тут же развернулся, заметив что-то у подножия одной из прочных дубовых балок, которые поддерживали крышу сеновала. Оно было в тени балки почти невидимое, черное на черном, но огонь плясал на серебряных застежках чемодана. Его бросили там, где пламя будет самым жарким — рядом с балкой, которую огонь пожрет целиком и в конце концов расплавит даже металл.
Что бы Хильдебранд ни подумал завтра, улика сгорит. И подозрение по-прежнему будет падать на Аврору. На что рассчитывал Саймон? Чего он хочет, спасти жену или отправить ее на виселицу?
Хотя Хэмиш приказывал ему все бросить, Ратлидж кинулся назад, в дым, мрачный, черный, и схватился за ручку чемодана, прикрывая другой рукой глаза. Шляпа, наверное, тоже здесь? Он стал шарить рукой по полу и споткнулся. Глаза заволокло дымом; он забыл, куда нужно идти. Он очутился в пекле. На него словно упала завеса, которая душила его, ослепляла, окутывала, как плащом, высасывала его волю. Хэмиш кричал на него, приказывал немедленно бежать!
— Саймон! — крикнул Ратлидж, сразу сообразив, что огонь уничтожит не только амбар и чемодан, но и человека. В горле сразу запершило. — Саймон!
Но ответа не последовало. Ратлидж понимал: еще несколько секунд — и он сам окажется в ловушке. У него в голове бесновался Хэмиш. Повсюду занималось сено. Он слепо пошел куда-то. Неожиданно он преодолел огненную завесу. Сначала он ударился о стену, потом почувствовал приток воздуха. Наконец, спотыкаясь, он вышел из двери. Судорожно кашляя, он подбежал к черному ходу дома и замолотил в дверь. Когда пламя разгорится во всю мощь, спасения не будет и в доме.
Он ворвался в дом, громко зовя Джимсона, проверяя темные, пустые комнаты на первом этаже. В окнах уже мерцало зарево; стало светло, как днем. Он взбежал по лестнице. В старых окнах, выходивших на амбар, отражалось пламя. Его языки плясали по стенам, освещая ему путь. С другой стороны по-прежнему царил мрак, и он обошел все комнаты, чтобы убедиться наверняка. Но Джимсона здесь не было. Как и Саймона. Где бы они ни были, опасность сгореть им не угрожала.
Ратлидж выбежал на улицу, по-прежнему судорожно кашляя. Пламя поднялось до самой крыши; оно пожирало старую древесину, стружки и сено. Трава у сарая уже дымилась от падающих искр. Обыскав сараи и убедившись в том, что они пусты, он увидел, что в них лежит свежее сено. Достаточно одной искры…
Было душно, тяжело дышать. Вдали встревоженно ржали лошади. Хэмиш приказывал скорее уходить, торопиться.
В амбаре ревел огонь. Вот он вырвался наружу, взметнув вверх столб черного дыма и сноп искр.
Ратлидж застыл на месте, хотя понимал, что амбар уже не спасти. Ни один человек, ни даже целая армия не может ничего поделать, когда огонь жадно пожирает сено, а потом лижет сухие старые деревянные перегородки, подпорки и стены… Он в отчаянии смотрел на пожар, понимая, что значит для Авроры разрушение фермы.
Наконец, забрав чемодан с крыльца, где он его оставил, он поспешил по дорожке к своей машине.
Где бы ни был Саймон, он должен его найти. У него крепло чувство, что он опоздал. И все же попытаться стоит. Для того чтобы жить дальше, он должен попытаться.
Но Уайета не оказалось и на дороге. Судорожно кашляя, Ратлидж думал: «Я не мог его пропустить, когда ехал сюда… огонь еще не разгорелся. Должно быть, он пошел в Чарлбери короткой дорогой — вышел где-то рядом с церковью, где его никто не видел. Он меня опередил!»
Теперь он гнал изо всех сил; фары освещали темноту. До Чарлбери он добрался за несколько минут.
Дом Уайета был ярко освещен — не огнем, а лампами. Он резко затормозил, машину занесло. Выскочил он, как только заглох мотор.
Аврора стояла в палисаднике с диким от страха лицом.
— Саймона нет дома, — сказала она. — Я нигде не могу его найти, хотя искала повсюду. Господи… видите пламя? Мы должны что-то сделать… Джимсон…
— Джимсон невредим. Саймон побывал на ферме… он поджег амбар, Аврора. Пройдет совсем немного времени, и амбар сгорит. Но его самого я там не нашел, как и Джимсона. И коровы, и лошади целы и невредимы. Там уже ничего нельзя поделать.
На выгоне ударили в набат; мужчины выскакивали из домов, торопливо заправляя в брюки ночные сорочки, собирались у гостиницы и садились в телеги и фургоны. У всех были с собой ведра. Ратлидж обрадовался, издали увидев Джимсона. Старик суетился и что-то кричал.
— Поджег… но почему?! — Аврора словно не обращала внимания на хаос. Все ее мысли были только о Саймоне.
— Из-за чемодана, — ответил Ратлидж. — Он хотел уничтожить его и все остальное, что еще могло сохраниться; улики, которые еще можно было найти. Ни о чем другом он не мог думать — ведь завтра утром сюда приедет Хильдебранд. Аврора, а теперь признавайтесь, где вы нашли ту соломенную шляпку!
— Чемодан… Маргарет?! — Она стояла неподвижно. — Не понимаю!
— Он был спрятан в церкви, Аврора. Генри знает, что там есть тайник. О нем знал и Саймон. Сегодня он пошел туда, чтобы забрать чемодан. Вы его не уничтожили, верно? Если вы солгали насчет чемодана, значит, солгали и насчет шляпки…
К двери подошла Элизабет Нейпир.
— Я услышала голоса… Саймон, это ты? — Она вгляделась в темноту, но увидела лишь высокую фигуру рядом с Авророй.
— Нет, это Ратлидж.
— Пахнет дымом! — воскликнула Элизабет, выходя из двери. Голос у нее был все еще хриплым. Она посмотрела на дорогу, по которой двигались телеги и повозки, увидела языки пламени на фоне ночного неба. — Боже мой!
— Ферма горит; скорее всего, ее уже не спасти. Не знаю, где Саймон. Элизабет, он знал о том, что в церкви есть тайники? Например, за старым алтарем, под напрестольной пеленой? Генри прятался под ней в детстве… а кто еще?
— Нам не разрешали там играть… ни о каких тайниках я не слышала. Саймон уже поехал на ферму? Нам надо спешить и помочь ему! Аврора, скорее, нам понадобится машина! — Она зашагала по дорожке.
— В багажнике моей машины лежит чемодан. Пожалуйста, взгляните на него и скажите, узнаете ли вы его. — Мужчины уже уехали тушить пожар, но у «Герба Уайета» толпились женщины. Одни глазели на зарево, другие грузили в фургон кирки, лопаты, ведра, бочку с пивом.
Аврора пошевелилась, но он схватил ее за плечо и удержал на месте.
— Чемоданы меня не интересуют! — сказала Элизабет. — Почему Бенсона никогда нет на месте, когда он мне нужен! Аврора, вы отвезете меня или…
— Прошу вас, выполните мою просьбу! — Услышав его голос, она осеклась и удивленно посмотрела на него.
От калитки она обернулась и посмотрела на Ратлиджа с непонятным выражением. Ему показалось, что ее лицо искажено гневом, потому что она по-прежнему думала о Саймоне. Но ведь и он тоже думал о Саймоне! Она направилась к машине.
Прошло совсем немного времени, и Элизабет удивленно воскликнула:
— Я знаю этот чемодан! Он был у Маргарет! Где вы его нашли, скажите на милость? Я думала, его забрал убийца…
— Вы совершенно уверены? Это ее чемодан?
— Конечно, уверена! Два года назад ей подарил его на день рождения мой отец. Он входит в набор. — Она обернулась. Внезапно до нее начало доходить. — Значит, вы знаете, кто убил ее, да?
— Мисс Нейпир, по-моему, вам лучше вернуться в дом и позвонить инспектору Хильдебранду в Синглтон-Магна.
Пожалуйста, передайте, чтобы срочно ехал сюда. Он здесь нужен. Аврора, а вы пока помогите мне найти Саймона!
Элизабет отошла от машины и бросила на него пламенный взгляд:
— Что случилось? Почему вы мне не говорите? Аврора, пусть он скажет!
Аврора открыла рот, но тут со стороны музея послышался выстрел.
— Боже… — Она уже бежала туда, быстро, как призрак, развевались ее юбки, она напряглась от страха и ужаса.
Элизабет издала душераздирающий вопль и бросилась за ней, только каблуки замелькали.
Но Ратлидж успел первым. Ворвавшись в музей, он бросился в комнатку, которую Саймон сделал своим кабинетом.
На пороге он так резко остановился, что Аврора на бегу врезалась в него. Элизабет вбежала последней. Она прижималась к ним и громко звала Саймона.
— Не подходите ближе! — крикнул Ратлидж, вытягивая руку и преграждая Авроре путь.
— Нет, я должна идти к нему, я получила подготовку, я умею… Боже, да пустите меня!
Элизабет, оттолкнув обоих, встала на пороге. Какое-то время Ратлиджу казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она покачнулась, ухватилась за дверь и тихо, прерывисто захныкала.
Аврора первой опомнилась и вошла в комнату.
Ратлидж понимал, что произошло. Такое он уже видел. За один короткий мучительный взгляд он все увидел при свете лампы. Саймон Уайет сидел за столом; перед ним лежали лист бумаги и перо. Все было залито кровью; пуля попала в висок. На полу рядом со стулом валялся пистолет. Немецкий… военный сувенир.
«Все-таки немцы его достали», — в бессильной злобе подумал Ратлидж.
И Хэмиш, вне себя от боли и ужаса, велел ему: «Смотри хорошенько. Сам видишь. Если тебя не подкараулят немцы, значит, тебя буду ждать я».
Ратлидж стоял на месте, словно прирос к полу. На миг ему показалось, что он видит на окровавленной столешнице собственное изуродованное лицо…
Глава 27
Ратлидж заставил себя войти в комнату и посмотрел на лист бумаги, лежащий под рукой Саймона, хотя он заранее знал, что там написано. Записка была адресована Хильдебранду. Всего несколько фраз: «Вы ошибались. Я был вне себя и убил их обеих. Она не знала. Так будет лучше». И размашистая подпись — «Саймон Уайет».
Ратлидж тихо выругался. Его потрясла напрасная потеря человеческой жизни.
Аврора стояла рядом с мужем на коленях, обнимая его.
— Он еще теплый, — сказала она, с надеждой глядя на него. — Наверное, если удастся остановить кровотечение, можно будет нащупать пульс…
Элизабет прижималась к дверному косяку и безутешно рыдала, не в силах отвести взгляд от Саймона.
Ратлидж склонился над Авророй, коснулся ее блестящих волос и заставил ее отпустить Саймона, поднял ее на ноги, развернул к себе лицом.
— Аврора, он умер. Он умер, и сделать уже ничего нельзя.
Тогда она уткнулась лицом в его рубашку. Он подумал, что она заплачет, как Элизабет. Но она как будто набиралась от него сил, чтобы не сломаться. Разум ее уже был надломлен.
— Я так боялась… — прошептала она. — Так боялась, что однажды… А теперь мне уже нечего бояться.
Она позволила ему вывести себя из комнаты, но как будто не заметила, как он усадил ее в кресло и сунул в руки платок.
Элизабет отказывалась уходить; она прижималась к двери и все смотрела на ссутуленные плечи, на растрепанные светлые волосы, на большое черное пятно крови.
Наконец Ратлидж уговорил ее уйти. Увидев Аврору, Элизабет выпрямилась, став как будто выше, и обрушилась на нее:
— Во всем виноваты вы! Вы убили его! Вы оторвали его от всего, что он знал и любил, превратили его жизнь в ад и в конце концов погубили его! Он не должен был умирать… Он погиб из-за вас и вашей проклятой, эгоистичной слепоты! Надеюсь, теперь вы довольны! Надеюсь, его призрак будет преследовать вас до конца жизни, каждый день, каждый час, и вы больше никогда, никогда не узнаете, что такое счастье!
Ратлидж подошел к ней, взял за плечи и сильно встряхнул. Элизабет снова разрыдалась и упала в кресло, которое он успел ей придвинуть. Закрыв лицо руками, она застонала, зовя Саймона; она повторяла его имя снова и снова, как молитву.
Аврора, бледная, напряженная, по-прежнему не плакала. Она взглянула на Ратлиджа глазами, полными невыразимой боли, и произнесла:
— Это не он.
— Но вы подумали на него… А он — на вас. Он покончил с собой, потому что не мог вас потерять, не смог бы пережить скандала, еще одной перемены в жизни. Он хотел спасти вас.
— Сегодня к нему приезжал Хильдебранд…
— Не знаю, откуда Саймон узнал о чемодане. Он ли поставил его туда… или просто нашел его там. Если это вас утешит…
Он замолчал, когда дверь открылась и к ним вошла Джоанна Долтон. Волосы ее по-прежнему были забраны наверх, седая прядь напоминала герб, но поверх ночной рубашки она надела халат. Она перевела взгляд с Авроры на Элизабет, что-то сказала о пожаре, а потом как будто сжалась, когда прочла все на их лицах.
— Саймон? — спросила она у Ратлиджа. — Боже правый! Где?
Ратлидж кивнул в сторону кабинета и предупредил:
— Не ходите туда.
Не говоря ни слова, она прошла мимо него и на миг остановилась на пороге кабинета. Губы ее шевелились; Ратлиджу показалось, что она молится. Потом она обернулась, с белым как мел лицом, и спросила:
— Чем я могу помочь?
— Пожалуйста, позвоните Хильдебранду и передайте, чтобы он немедленно ехал сюда. А потом, если можно, помогите мисс Нейпир и миссис Уайет. По-моему, с них обеих достаточно на одну ночь. Нужно напоить их чаем, согреть… утешить.
— Я обо всем позабочусь, — сказала она, правда, без прежней деловитости и сухости. — Я любила его, — просто продолжала она. — Он вырос у меня на глазах. Я думала: будь у меня еще один сын, я бы хотела, чтобы он был таким. Похожим на Саймона. — Она тряхнула головой, словно приводя мысли в порядок. — Надеюсь, теперь он успокоился… надеюсь, теперь он успокоился! — Голос ее дрогнул, и она вышла распоряжаться, оставив его с двумя женщинами.
— В нашем договоре ничего не изменилось, — сказала Аврора. — Не хочу, чтобы во всем обвинили Саймона. Вы меня слышите? — Она как будто не поняла того, что он говорил ей раньше.
— Аврора…
— Нет. Его не запомнят как убийцу. Если он написал признание, прошу вас, ради всего святого, уничтожьте его. Не допускайте, чтобы бумага его погубила!
— Я не имею права уничтожать улики!
— Тогда это сделаю я.
Она вскочила на ноги и почти добежала до порога кабинета, где Ратлидж ее перехватил и схватил за плечи.
— Аврора, послушайте меня. Дело еще не кончено. Дайте мне время! Если вы уничтожите письмо, во всем могут обвинить вас! Чтобы спасти вас, погиб Саймон… Вы меня понимаете?
— Он погиб потому, что больше не смог выносить давления со всех сторон!
Ратлиджу пришлось соображать на ходу.
— Пойдемте со мной. Вернемся в дом. Я должен запереть это крыло до приезда Хильдебранда. — Он взял Элизабет под руку, поддерживая ее, а Аврора — Аврора, вдова — шла рядом сама, ставя одну ногу перед другой машинально, как полуживая. Из подсознания всплыла мысль: в этом мире всегда найдутся Элизабет, которых нужно утешать в тяжелые минуты, тратить на них тепло и силы. Они кажутся такими беззащитными и беспомощными! Однако такие вот Элизабет куда выносливее остальных. Их заботят лишь собственные страдания, а на других им наплевать. Как можно утешить Аврору, если он не имеет права даже прикасаться к ней? За внешней силой таится огромное, неизбывное горе…
Он запер музей ключом, который там нашел, и сопроводил обеих женщин в дом через палисадник. Щеку у него саднило в том месте, где ее обожгло пламенем.
Когда они вошли, Элизабет снова устроила истерику. Ратлидж прекрасно понимал, что она чувствует и как сегодняшние события повлияют на всю ее жизнь. Она тоже все понимала. Элизабет Нейпир виновна в смерти Саймона так же, как Хильдебранд. Если бы она не вмешивалась, не пыталась каким-то образом вернуть его…
Усадив Элизабет на диван в тихой гостиной, подложив ей под голову подушку и прикрыв лампу шалью, он повернулся к двери.