– А вот пошел все-таки, – напомнила я.
– Неделю назад ко мне приперся Тимур Хикматов – владелец лакокрасочного завода, – хотел взять крупный кредит под залог оборудования. Документы в порядке. Только не учел одного – молочный комбинат там, рядом, и Кравцов прямо из своего кабинета ежедневно видит, как на лакокрасочном хозяйничают «металлисты». Пошли проверить оборудование, а его нет. Тимур стал мне деньги совать. Я послал его. Не матом, конечно, – вежливо. Вечером звонок домой. Он же, опять предлагает долю, но больше. Отказался, а он стал грозить. Намекал, что мне и кирпич на голову может внезапно свалиться, и преступность кругом такая, что не успеешь оглянуться, как сунут перо под ребра, напомнил, что у меня жена есть. – Конюков печально посмотрел на меня, сунув в рот очередную дольку апельсина, и пробормотал: – Представляете себе, слушать такое?
– А вы что?
– Я ему говорю: извините, рад бы помочь, но все кредиты на такие суммы проходят через председателя правления банка и без его согласия ничего не выйдет. Я бессилен, – ответил Конюков, довольный своей находчивостью. – Этот тупица поверил. Я слышал – он потом и к другим начальникам департаментов наведывался, не знаю, дошел ли до Портняжного, однако его в банке больше не видели.
– Свалили всю ответственность на Генриха Августовича, – улыбнулась я.
– А что ему сделается! – запальчиво ответил Конюков, запнулся, потом виновато: – Ну кто мог знать, что его отравят? Я думал – не посмеют.
Я объяснила, что, каким бы крутым ни был человек, если он переходит дорогу даже мелкой преступной группе, которая готова действовать решительно, его непременно убьют. Спасти могут лишь принятые им превентивные меры. Портняжный уверовал в свою неуязвимость и поплатился. Затем я спросила, как относится клиент к версии следователя, что покушения организовал кто-то из своих.
– Мне кажется, это бред, – заявил Конюков. – Никто из наших не мог. Все солидные, серьезные люди, работают уже лет по десять. Нет, я в это не верю. Они не могли.
– Андрей Кондратьевич, сейчас время такое, что десятилетние ребятишки заказывают своих родителей, а уж коллеги по работе мочат друг друга на каждом шагу, – заверила я его. – Например, Тыртышную из-за вас Портняжный задвинул, Мясницкого вы почти подсидели, и если бы не ранение, то занимали бы вы сейчас кресло управляющего банком. Мне вот кажется, кто-то из них мог сильно обижаться, что молодого сотрудника так возносят.
– Может, вы и правы, – пожал плечами Конюков, – Мясницкий чуть ли не открыто называл меня выскочкой, а Вера Давыдовна вообще на дух не переносила, но она женщина…
– А для женщин травить врагов наиболее характерно, – парировала я. – В вашем случае она, естественно, кого-то наняла, сама не стреляла, а вот подсыпать яд в кофе мог только человек из офиса. Я согласна со следствием.
– Тот же Хикматов мог заплатить уборщице или еще кому-нибудь, – предположил Конюков.
– Согласна, однако версия слабоватая, – ответила я, размышляя над его словами. – Такое возможно, если у Тимура был свой человек в банке. Я это проверю. Кстати, почему Портняжный передумал и назначил на свое место Мясницкого, а не вас, как планировалось ранее? Его объяснение, что банк не должен оставаться ни на минуту без управления, не тянет. Коли так, то можно было временно, пока вы в больнице, Мясницкого назначить и. о. управляющего.
– Это из-за раздрая Августовича с Кравцовым, – поморщился Конюков, – Аркадий заехал к Генриху Августовичу в больницу, и они тогда поссорились, наверное, как всегда, из-за денег. Последнее время у них натянутые отношения. Я же устроился в банк по рекомендации Кравцова. Делайте выводы сами.
– Все ясно, Андрей Кондратьевич, будем решать вашу проблему, – бодро сказала я.
– Евгения Максимовна, мы с вами почти одного возраста, может, перейдем на «ты», да оставим официальности? – предложил Конюков. – Зовите меня просто Андреем, а вас, если позволите…
– Нет. – Мой голос прозвучал твердо и непреклонно. – Нам с вами лучше сохранять дистанцию. Это лучше для дела.
Конюков безрадостно вздохнул, смирившись с моим решением.
– Ну, тогда, Евгения Максимовна, позвольте вас чем-нибудь угостить. Вы как бы у меня в гостях. Мне, право, неловко. Могу предложить чай, кофе, фрукты, мороженое, есть еще какие-то конфеты и печенье.
Он, встав с кровати, подошел к холодильнику, открыл дверцу, и я увидела, что камеры его забиты до отказа.
– Жена натаскала всего, думает, я слон, – пояснил он, достал тарелку с мясной нарезкой. – Будете?
Я отрицательно покачала головой.
– Если можно, то бокал гранатового сока. Вижу, жена заботится о том, чтоб вы быстрее поправлялись.
– Да, она такая, – кивнул он, наливая мне сок.
– А что врачи говорят? Когда вы поправитесь? Пуля вроде бы прошла удачно.
Он подал мне бокал, включил электрический чайник и ответил:
– Да, мне повезло, немного левее – и хана. Врач сказал: еще неделя или даже раньше. На мне вообще все заживает как на собаке. Буду, если что, долечиваться дома. В квартире, мне кажется, побезопаснее, чем здесь.
Пока Конюков возился у столика, готовя себе бутерброд, я размышляла над полученной информацией. Она не очень отличалась от слов следователя. Главным подозреваемым, безусловно, был Мясницкий. Почему преступник не добил своих жертв? Конюков находился без сознания, в больнице, где так легко устроить несчастный случай, и милицейский пост тут ни при чем. Профессионала подобными мелочами не испугать. Дело в том, что преступник уже добился, чего хотел. Мясницкий целил в председатели правления, и он им стал. Если он не при делах, тогда следует приглядеться к госпоже Тыртышной. Ей также могло хватить того, что Портняжный стал инвалидом, а мой клиент, отправившись в больницу, лишился кресла.
Исчерпав эти версии, я бы перешла к Хикматову. Парень, похоже, бесцеремонный. Конюков прокатил его с кредитом, и тот, естественно, затаил обиду. Нормальный бы человек плюнул на это, но вдруг Хикматов не из таких? Кликнул своих знакомых урок, и готово. А что дальше? Конкуренты? Возможны ли такие разборки в среде банкиров? Я попросила клиента ответить на этот вопрос.
– Нет, мне кажется, таких диких банков у нас в области нет. У «Волжского» устойчивое положение. Конечно, конкуренция в последнее время усилилась, особенно в области потребительского кредитования населения. Эту услугу сейчас предлагают почти все банки, так как она наиболее востребована и приносит наибольшую прибыль при минимальном риске. У нас сейчас четвертая часть кредитного портфеля банка – кредиты физическим лицам. Просроченная задолженность два с небольшим процента. Просто сказка! И темпы роста – тридцать один раз за год. Пока всем хватает. По другим традиционным операциям: ведение расчетных и валютных счетов, осуществление расчетов, привлечение и размещение денежных средств – у нашего банка давно сложился круг постоянных серьезных клиентов. Это крупные промышленные предприятия, организации и бизнесмены. Трения с другим банком могли возникнуть, если бы мы переманили кого-нибудь из их клиентов или хапнули выгодный инвестиционный проект, но такого вроде бы не было. Я не слышал, по крайней мере.
– Что, неужели никаких проблем? – восхитилась я. – Мне что-то не верится.
– Ну, у Портняжного личная неприязнь к Муфтахетдинову, хозяину ЗАО «Поволжский Кредит-Банк», – вспомнил Конюков, заваривая себе кофе из пакетика. – У них там что-то личное, и на работе банка это никак не отражалось.
«Если упрусь в стену, проверю и это», – сказала я себе мысленно, а вслух попросила у клиента мобильник, посмотреть свою фотографию.
– Когда Аркадий прислал ее, я не поверил своим глазам, – сообщил Конюков, протягивая телефон. – Подумал, что он пошутил, взял кадр из какого-то фильма, а мне причесывает – вот, мол, у меня была такая телохранительница, что закачаешься.
Я взглянула на цветной экран сотового и почувствовала легкое беспокойство от увиденного. Кравцов, наверное, снимал меня на камеру в своем телефоне, а я даже и не заметила в этот момент, занимаясь спасением его жизни. На фото я во всей красе: в костюме с юбкой выше колена; ноги расставлены, в руке револьвер, обращенный дулом кверху; готова в любой момент сорваться с места. На заднем плане обстановка офиса директора молочного комбината. Зная тщеславность Кравцова, я предположила, что такие фотографии, или еще почище, уже находятся в мобильных телефонах всех его коллег по бизнесу. Надо срочно что-то делать, пока меня не начали узнавать на улице. Известность, как у фотомодели, в моем деле совершенно излишня. Вернув Конюкову сотовый, я ядовито спросила:
– А Аркадий Никифорович случайно не рассказывал, как мы с ним ходили в сауну, или другие интимные подробности?
– Нет, нет, ничего такого, – поспешно ответил клиент, и глаза его метнулись в сторону, прочь от моего горящего взгляда. По его поведению я поняла, что даже в самых жутких фантазиях не смогу представить того, что обо мне и о себе рассказывал всем болтун Кравцов. Вот подонок! При случае он жестоко поплатится за свои фантазии. Глядя на Конюкова, я ледяным голосом произнесла:
– Если у вас, Андрей Кондратьевич, были на меня какие-то виды, то советую выбросить это из головы. Я занимаюсь защитой и расследованиями. Ничем кроме этого. За любое домогательство без предупреждения ломаю руку.
– Да я, я бы никогда… я ведь женат, – запинаясь, заговорил Конюков, – у меня счастливый брак, мне нужна только защита от бандитов. В меня же стреляли.
– Хорошо, поверю, – пошла я на попятную. – Как мы с вами поступим с оплатой? Я бы предпочла не оформлять официальный договор. Если же вы настаиваете на договоре, то плюсуйте к сумме тринадцать процентов.
– Обойдемся без договора, – мгновенно ответил Конюков. Он заварил кофе, размешал и, приблизив чашку к губам, с наслаждением втянул кофейный аромат. Мои уши уловили быстрые шаги в коридоре. Шаги смолкли у двери в палату. Послышались едва слышные голоса, незнакомый – женский – и голос охранника. Когда следом распахнулась дверь, моя рука нырнула в сумочку к револьверу. Конюков от неожиданности подпрыгнул и расплескал кофе на пол. Вид вошедшей молодой женщины в небрежно накинутом на плечи халате говорил о том, что к медперсоналу она не имеет никакого отношения. Платиновая блондинка, длинные прямые волосы ниже плеч идеально уложены. Гладкое, почти кукольное, без морщинок лицо, напоминающее красавиц из модных журналов: большие карие глаза, правильной формы маленький, чуть вздернутый нос, невероятно пухлые губы, приятный оливковый цвет кожи, но все какое-то ненастоящее. От ее красоты веяло холодом. Под халатом блузка с эффектным декольте. Грудь, наверное, пятого размера, напоминала два грейпфрута, которые запихали под кожу. Белые облегающие «бермуды» и туфли с высокой шнуровкой.
– Здравствуйте, – коротко бросила она, равнодушно скользнув по мне взглядом, потом положила принесенный пакет на тумбочку.
– Евгения Максимовна, познакомьтесь – это моя жена Анжела, – расплылся в блаженной улыбке Конюков. Анжела, приблизившись, вырвала у него из рук чашку и выплеснула содержимое в раковину, строго отчитав при этом:
– Андрей, врач же сказал, что тебе нельзя кофе. Откуда ты его взял? – Мое присутствие ее нисколько не смущало. Конюков промычал что-то о соседе, который оставил пакетик в тумбочке. Да и запрет на кофе, по его мнению, глупость несусветная.
– От кофе и от чая садится сердце, ты разве не слышал, что сейчас инфаркты встречаются уже у двадцатипятилетних, – назидательным тоном продекламировала она. Глаза ее, устремленные на мужа, подозрительно сузились. – Андрей, а ты не слишком ли расходился? Тебе надо лежать, набираться сил.
– Врач сказал, что надо ходить, чтобы не было застоя в легких, – попытался робко возразить Конюков, присаживаясь на край кровати.
– Тогда, конечно, ходи, и чем больше, тем лучше. – Она приблизилась к окну с пультом от кондиционера, понажимала кнопки, изменяя режим, пояснив мужу: – У тебя в палате холод, как в Арктике. Ты что, хочешь заболеть? Тебе сейчас только температуры не хватало. Организм в ослабленном состоянии, и любая простуда может плохо закончиться.
– Ой, да ладно тебе уж раздувать, – сказал Конюков с раздражением, криво улыбаясь и косясь в мою сторону.
– Тебе все шуточки, – обиженно поджала губы Анжела, – я тут для него в лепешку расшибаюсь, а он улыбается. – Наконец она удостоила меня пристальным взглядом и сварливо спросила: – Вы почему еще здесь? Делайте, что собирались, и уходите. Мне с мужем надо побыть наедине.
– Анжела, Евгения Максимовна моя телохранительница. Я ее сегодня нанял, – сообщил жене Конюков. Анжела ошарашенно посмотрела сначала на меня, потом на него, неуверенно переспросив: – Ты что сделал? Нанял ее? Это вот эта… телохранитель?
Рукой она сделала жест, по ее мнению, выразивший все чувства к моей персоне, – обвела сверху донизу, вопрошая:
– Она телохранитель, и ты ей будешь платить зарплату?
– Да, буду, – с упрямым выражением лица ответил Конюков, – ты ничего не понимаешь. Она в КГБ работала. Знаешь, как она проблемы Аркадия решила.
– Где мне уж, глупой женщине, понять! – с насмешкой воскликнула она, раскрыв пакет и выкладывая его содержимое на стол: пластиковые круглые емкости, заполненные чем-то похожим на салат; банку с оранжевым вареньем; пакет с сухарями и две упаковки сока. Выкладывая, она продолжала свой возмущенный монолог: – Главные проблемы твоего дражайшего Аркаши Кравцова – это то, что он пьет, проигрывает все деньги в казино и треплется по шлюхам. Мне очень жаль его жену. Не знаю, как она это все терпит. А ты едва вернулся буквально с того света и начинаешь чудить.
– Я, пожалуй, выйду и подожду в коридоре, – предложила я.
– Нет! – в один голос ответили супруги, а Анжела добавила: – Я еще не закончила. Наш разговор касается и вас, уважаемая телохранительница.
Мне не оставалось ничего другого, как остаться. С остатками сока в бокале я села в кресло. Анжела, вскрыв один из пластиковых контейнеров, сухо спросила, перекладывая его содержимое в тарелку:
– Сколько?
– Что сколько? – спросил Конюков, делая вид, что не понимает, о чем речь.
– Сколько ты обещал ей платить, – терпеливо переспросила она, кивнув в мою сторону. – И не говори – какая мне разница. Это наш семейный бюджет, и я имею право знать.
– Две тысячи в сутки, – спокойно ответил Конюков.
– Боже! – простонала Анжела, – ты сошел с ума. Она этого не стоит, уверяю тебя. Это обычная разводка на деньги. Она окрутила Аркадия, теперь взялась за тебя. – Анжела присела рядом с мужем на кровать и заговорила вкрадчивым голосом: – Андрей, а ты не забыл про мою маму, про ее операцию? Потом, тебе нужны деньги на лечение. Подумай, какие траты. Теперь еще эта телохранительница за две тысячи.
– Ты что, хочешь, чтобы меня убили? – мрачно спросил Конюков.
– Но она тебе не поможет! – почти закричала Анжела, тыча в меня пальцем. – Позволь, я сама обращусь в детективные агентства, подыщем тебе нормального телохранителя, мордоворота такого, что как даст – сразу башка отлетит. Ты посмотри, посмотри, как она одета – позор! Щуплая, а если на тебя правда нападут? Что она сделает?
– Я буду громко кричать и звать на помощь, – издеваясь над ней, сказала я, – знаете, как громко я умею кричать. Еще у меня есть свисток. Накрайняк расплачусь, может, пожалеют.
На секунду мне показалось, что Анжела сейчас бросится и вцепится мне в волосы. Глаза у нее были просто бешеные. Катастрофу предотвратил Конюков, решительно сказав:
– Все, не желаю больше разговаривать на эту тему. Я принял решение – Евгения Максимовна нанята. Если беспокоишься насчет денег, Анжела, – не переживай. Я решу вопрос. Хватит и тебе, и твоей маме.
Супруга сделала несколько попыток переубедить его, но они не увенчались успехом. Сдавшись в этом вопросе, Анжела решила отыграться на питании моего подопечного. Приготовленный им бутерброд полетел в мусорную корзину.
– Ты хочешь нажить себе язву, питаясь всухомятку? – гневно спросила она, ставя перед ним тарелку с тем, что я посчитала салатом. Это оказалось судаком с помидорами. Далее последовал борщ, тушеное мясо с айвой. Конюков ел без особого аппетита, сглатывая, морщился и касался груди, где, по-видимому, была рана.
– Что, болит? – встревоженно спросила его Анжела. Муж притянул ее к себе, обнял и поцеловал в щеку, бросив с деланой беззаботностью:
– Пустяки. Врач сказал, что еще долго останутся неприятные ощущения.
На его предложения присоединиться к трапезе я отвечала неизменным отказом. Мне казалось, что под ненавидящим взглядом Анжелы еда встанет у меня поперек горла. Раздуваясь от гордости, Конюков сообщил: