— А у тебя? — спросил он.
Он понятия не имел, сколь сексуально невоздержанна была Луиза всю жизнь, и она не планировала его просвещать.
— Пфф, — фыркнула она, — горстка парней разве что, довольно долгие отношения. Лишилась невинности в восемнадцать с одним мальчиком — мы уже пару лет тогда гуляли.
Врушка, врушка, черствая плюшка. Луиза всегда неплохо врала — нередко думала, что в другой жизни стала бы отличной мошенницей. Может, и в этой жизни станет, кто знает, — жизнь-то не закончилась.
Надо было сказать правду. Сказать правду обо всем. Надо было признаться: «Я умею только разорвать человека на куски и сожрать — я понятия не имею, как еще любить».
— Свежий сельский воздух сдует с нас паутину, — сказала она Маркусу. — То, что доктор прописал.
А может, и не прописывал.
— Опять задержишься? — спросил Патрик, когда она позвонила предупредить, что у них тут «малка поездочка» (как упорно называл это Маркус). — А местная полиция не может тетку навестить? Далековато ехать, только чтоб проверить. Это ведь не открытое дело, все неофициально? Ничего же не случилось.
— Патрик, я не учу тебя оперировать, — огрызнулась она. — Давай ты не будешь учить меня полицейским процедурам, ладно? Буду признательна.
Он ее подобрал, надеясь, что она починится, что, если терпеливо о ней заботиться, она выздоровеет, — теперь, наверное, разочарован. Червивая роза, треснувшая чаша. Доктор тут не поможет.
— Злишься, — продолжала она, — потому что я вечером напилась в одиночестве, а не пошла в этот ваш театр? — Она презрительно подчеркнула «театр», будто это скука смертная, для среднего класса, будто она — Арчи в припадке подростковой невыносимости.
— Я тебя не обвиняю в том, что ты напилась, — кротко ответил Патрик — возразил, но не заспорил. — Ты сама себя винишь.
Может, его убить? Проще, чем развестись, и у Луизы появится масса новых проблем вместо поднадоевших старых. Может, Говарду Мейсону полегчало, когда всю его семью стерли с лица земли? Осталась только Джоанна, записанная нестираемым фломиком. Ему было бы гораздо лучше, если б стерли и ее.
— Не кипятись, — сказал Патрик. — Шотландская задиристость — она вообще мешает.
— Чему мешает?
— Твоему прекрасному «я». Ты, знаешь ли, сама себе злейший враг.
Инстинктивный рык она загнала обратно в глотку и пробубнила:
— Да, наверное, просто у меня голова лопается. Мне жалко, что так получилось, — прибавила она. — Правда жалко.
— Мне тоже, — сказал Патрик.
Может, в это заявление нужно вчитать дополнительные смыслы.
Они переехали границу. На тот берег Твида и за колючую проволоку. Фронтир.
— Теперь живем по английским правилам, — сказала она.
— В погоне за неуловимой теткой, — ответил довольный Маркус. — Может, музыку поставим, босс? — Осмотрел сборник Марии Каллас в плеере и с сомнением сказал: — Блямс и помоги мне Боб. Не очень-то дорожная музычка, а? У меня пара дисков есть. — Порылся в рюкзаке, который вечно таскал с собой, извлек портмоне для компактов, расстегнул молнию. — Готовьтесь.
Ну конечно, он был бойскаутом. Таких хлебом не корми — дай научиться вязать узлы и из пары веточек сооружать костер. Любая мать мечтает о таком сыне. Маркус и в полицию пришел, потому что хотел помогать людям, хотел «что-то изменить» — к гадалке не ходи.
— Ты зачем в полицию пришел, Маркус?
— Ну, знаете, как обычно. Хотел, наверное, попытаться что-то изменить, людям помочь. А вы, босс?
— Хотела бить людей большой палкой.
Он рассмеялся — бесхитростный звук, не окрашенный годами цинизма. Ну-ка, ну-ка, и какая же музыка у него «дорожная»? Для Спрингстина[144] слишком молод, но слишком стар для «Твинисов», которых любит слушать в машине детка. (Смешно: ребенка Джоанны Траппер она теперь тоже машинально называла просто деткой.) Маркусу двадцать шесть, он еще, наверное, любит все то же, что Арчи, — «Сноу Патрол», «Кайзер Чифс», «Арктик Манкиз»,[145] — но нет, аудиосистему «БМВ» засорил князь легкой музыки Джеймс Блант.[146] Луиза одной рукой схватила портмоне и высыпала содержимое Маркусу на колени. Портмоне извергло Нору Джонс, Коринн Бейли Рей, Джека Джонсона, Кэти Мелуа.[147]
— Боже мой, Маркус. Рановато тебе пока умирать.
— Босс?
Они поменялись местами на заправке в Уошингтоне. В магазине две газеты рапортовали о пропаже Декера. «Кровопийца вышел на свободу и словно канул в воду». Рифма плюс тройная аллитерация — надо отдать ребятам должное.
— Даже как-то жалко его, — сказал Маркус. — Он ведь уплатил по счетам и так далее, а его все наказывают и наказывают.
— А ты кто — мать Тереза?
— Нет, но его судили, он уплатил, что ему теперь — вечно платить?
— Да, — сказала Луиза. — Вечно. И расплатиться все равно не успеет. Не переживай, — прибавила она, — к моим годам тоже станешь загрубелый и бесчувственный.
— Да уж надо думать, босс.
— Никогда «бимер» не водил, — сказал Маркус, садясь за руль и подстраивая водительское сиденье. — Круто. А почему мы полицейскую машину не взяли?
— Потому что у нас не полицейские дела. Строго говоря. У тебя выходной, у меня выходной. Поехали проветриться.
— Далековато заехали.
— Только с машиной поосторожнее, скаут.
— Есть, босс. Вперед. К бесконечности — и дальше![148]
Он хорошо водил — Луиза почти могла расслабиться. Почти. Итак, пожилая тетя, мы идем, кто не спрятался — мы не виноваты. Ложная тетя. Фарс все фарсовее. Только вот не смешно, — впрочем, Луизу фарсы редко смешили, она предпочитала скорее трагедии о мести. Патрик, как ни удивительно (может, и не удивительно), любил комедии эпохи Реставрации. И Вагнера. Благоразумно ли выходить за поклонника Вагнера?
Когда юный Говард Мейсон впервые попал на концерт, Брэдфордское хоровое общество давало «Мессию» Генделя, и на «Аллилуйя» он разрыдался. Или она путает его с каким-нибудь альтер эго, его липовым доппельгангером?
Книга, которую он писал в Девоне зимой перед убийствами, называлась «И играет духовой оркестр» — главный герой, пока не добившийся успеха драматург (с севера, конечно), по рукам и ногам связан семейной жизнью в обличье двух малолетних дочерей и жены, которая заставила его переехать в провинцию. Малышу Джозефу не досталось фиктивной личности — маленького сына Говарда Мейсона не накололи на булавку.
После убийств Говард бросил живописать свою жизнь и переехал в Лос-Анджелес, где работал над сценариями провальных фильмов. (А где была Джоанна?) Сценарная карьера зашла в тупик, Говард побродил вокруг бассейна в Лорел-Каньоне и произвел на свет посредственный сборник рассказов о британском писателе в Голливуде. Не Фицджеральд. Говард Мейсон так и не написал (даже разговоров не заводил) романа о человеке, у которого убили всю семью, пока он где-то куролесил со шведской любовницей. Жаль, упустил возможность — наверняка бы вышел бестселлер.
Она сегодня получила уже три сообщения от Реджи. Все взбудораженные: в первом был номер автомобиля (черный «ниссан-пэтфайндер», девчонка многим свидетелям фору даст), и посреди одного особо захлебывающегося коммюнике прозвучало имя Андерсон. В Луизу вгрызлась совесть. Выясняется, что все фантазии Реджи вырастают из реальности, но похищение? Да ну? (Похитили! Доктора Траппер похитили.) Бред, чистый бред.
В третьем сообщении перечислялось содержимое сумки Джоанны Траппер, которую Реджи нашла в спальне. Очки для вождения, как она могла без них уехать? Ингалятор. Кошелек! В голове расцвела мигрень — подобно грибу атомного взрыва, мозг рос, рос, распихивая кости черепа. Луиза закрыла глаза и вжала кулаки в глазницы. В ней зародилось ужасное подозрение: быть может, Реджи права — с Джоанной Траппер случилось что-то плохое.
— Попроси кого-нибудь проверить номер, — сказала она Маркусу.
— Почему мы так переживаем из-за этой тети, босс? — спросил тот.
— Я не переживаю из-за тети, — вздохнула Луиза. — Я переживаю из-за Джоанны Траппер. Наблюдаются некоторые, как бы это сказать, аномалии.
— И мы едем за сто шестьдесят миль, чтобы в дверь постучать? — озадачился Маркус. — А местная полиция не могла?
— Могла, — терпеливо сказала она (гораздо терпеливее, чем Патрику). — Но постучим мы.
— И это, по-вашему, как-то связано с тем, что Декер в Эдинбурге? Или это потому, что муж темнит? Думаете, ее убили и закопали во дворе?
— Или похитили, — сказала Луиза.
Как ни увиливала, слово произнесено.
— Похитили?
— Ну, у нас же нет доказательств того, что Джоанна Траппер жива, здорова и на свободе?
— Как это называется в делах о похищениях? «Доказательство жизни»?
— По-моему, это так называют в кино. Я не знаю, честное слово. Ладно, хорошо, может, я дура. Я просто хочу проверить. Мне кажется, она не из тех, кто бежит и прячется. Но однажды она ровно так и поступила.
— Я не критикую, босс. Просто спрашиваю.
Луиза и не припоминала, когда в последний раз сознавалась в своей глупости хоть кому.
Маркусу перезвонили насчет «ниссана».
— Зарегистрирован на компанию в Глазго, какое-то автоагентство, свадьбы и все такое. Трудно представить, как зардевшаяся невеста выбирается из «пэтфайндера».
— Все дороги ведут в Глазго, — сказала Луиза.
— А этот мужик, который оказался не Декером, — это кто, босс? В больнице?
— Да никто. Никто. Просто мужик.
— Самовольно выписался? Как? Почему? — Вернувшись в больницу и увидев, что на койке нет белья, а также пациента, Луиза тотчас сделала вывод, что он, вероятно, где-то в морге, но: — Выписался? Вы уверены?
— Вопреки врачебным рекомендациям, — с упреком сказала медсестра на посту.
— Пришла дочь, — сказала медсестра-ирландка. — И его забрала.
— Дочь? — Луиза позабыла имя этой дочери, хотя когда-то они с Джексоном делились советами по воспитанию; но сколько этой дочери было? Одиннадцать, двенадцать? Луиза не помнила. — Одна?
Медсестра пожала плечами, как будто ей в высшей степени наплевать.
Исчез. Даже не попрощался. Сволочь.
Оказалось, не так уж и далеко до глухомани. Меньше трех часов.
— Вот видишь, — сказала она навигатору.
— Да начнется праздник, — сказал Маркус.
Свернешь на Шотландском повороте — и через несколько минут ты в мире ином. Зеленом. Не таком зеленом, как промокшая Ирландия, куда они поехали на медовый месяц. Луиза мечтала о Керале, но каким-то образом они очутились в Донеголе.
— На следующий медовый месяц поедешь в Индию, — сказал Патрик.
Вот они посмеялись-то. Ха-ха-ха.
Он поговаривал о том, чтобы «когда-нибудь вернуться в Ирландию». Когда выйдет на пенсию. Как Луиза ни старалась, вписать себя в это видение грядущего не могла.
Хоз оказался рыночным городком, и в нем чествовали сыр — Луиза сначала не поняла, а потом Маркус сказал:
— Уэнслидейл, босс. Ну, знаете… — Он изобразил нелепое пластилиновое лицо и оскалил все зубы. — Сы-ыр, Громит, сы-ыр. Уоллес и Громит — они такие, ну, местные герои.[149]
— Ага-а, — сказала Луиза.
Между мальчиком и его мультяшными героями не суйся. Арчи обожал какие-то американские комиксы-ужастики. Два моих сыночка, подумала Луиза, — светлый и темный, херувим и демон.
В таких местах пожилая тетя найдет все, что душе угодно, — городок не самый крошечный, есть магазины, есть врачи, стоматологи, славный домик с видом — он даже называется «Коттедж „С видом на холм“», и оттуда открывается вид на холм, хотя домик — скорее бунгало пятидесятых, чем старомодное обиталище с розами у крыльца. Стоял он на окраине Хоза — и в городе, и в деревне. Лучшее от двух миров, как, вероятно, сказал жене Оливер Баркер, когда они сюда перебрались. Похоже, весь клан Мейсонов, подлинных и воображаемых, поселился у Луизы в голове. Пора беспокоиться?
Луиза была горожанкой и лесным птичкам на заре предпочитала вой «скорой помощи», что раздирает ночь и сотрясает нутро. Драки в пабах, грохот гидравлического молота, ограбленные туристы, пустыри субботним вечером — в этом был смысл, все это вплетено в колоссальную, грязную, драную ткань общества. В городе шла война, и Луиза сражалась на этом поле боя — а в деревнях ей было неуютно, потому что неясно, кто враг. «Север и юг»[150] ей всегда нравился больше «Грозового перевала». Эти бесноватые шастанья по вересковым пустошам, постижение себя через пейзаж — дурная ролевая модель для женщины.
Заставь ее под дулом пистолета выбрать, где себя похоронить, в Ирландии или в Хозе, Луиза, пожалуй, предпочла бы Хоз. В последний раз, когда она разговаривала с Джексоном, — не смотрела, как он спит на больничной койке, а нормально разговаривала, — у него был дом во Франции. Навскидку гораздо приятнее, чем Йоркшир или Ирландия, но Луиза подозревала, что привлекал ее больше Джексон, нежели Франция: надо думать, французская провинция с лихвой укомплектована чирикающими птичками и одуряющей безмятежностью. Луиза никогда не была во Франции — да вообще нигде не была. В Керале не была точно. Патрик предложил в апреле смотаться в Париж на «долгие выходные», и она отмазалась, потому что втайне откладывала Париж для Джексона, что, ясное дело, нелепо. Вот сейчас она в его родном графстве, но Долины не мрак и морок, из которых слеплена его душа. Надо перестать о нем думать. От таких идефиксов и дергаешь перья из подушек на смертном одре.
Маркус поставил «БМВ» поодаль от «Вида на холм». Никаких машин на улице, никаких машин на дорожке к дому. Ни малейшего признака жизни. Никаких ее доказательств.
— Честь предоставляется тебе, — сказала Луиза Маркусу, когда они вылезли из машины, а Маркус выступил вперед и искусно постучал в дверь. — У тебя получается очень профессионально, — прибавила она. — Надо тебе в полиции работать.
Дверь открыл внушительный и весьма неприятный тип в майке-алкоголичке; смотрел неприветливо. В глубине дома захлебывался телевизор. У типа в одной руке банка лагера, в другой сигарета. Устрашающее клише — почти икона, прямо хочется его поздравить.
— Добрый день, — любезно сказал Маркус. — Не могли бы вы нам помочь? — Голос как у евангелиста, что доставляет на дом Библии и добрые вести.
— Это вряд ли, — молвило потерянное звено эволюции. То ли нахал, то ли просто англичанин. Может, и то и другое. Удостоверение чесалось у Луизы в сумке, но они тут в штатском, по неофициальному делу.
— Я ищу миссис Агнес Баркер, — любезно упорствовал Маркус.
— Кого? — Тип нахмурился, будто с Маркусом приключилась глоссолалия.
— Агнес Баркер, — медленно повторил тот. — Нам дали этот адрес.
— А здесь таких нету.
Луиза не сдержалась. Выдернула удостоверение, сунула в эту уродливую рожу и сказала:
— Может, начнем с начала? Еще раз: мы ищем миссис Агнес Баркер.
— Не знаю я ничего, — огрызнулся тип. — Я снимаю. Я вам номер дам.
— Благодарю вас.
В агентстве по недвижимости Луизе даже не пришлось объяснять, кто она такая. Девушка, подошедшая к телефону, — судя по голосу, было ей лет двенадцать — с готовностью признала, что агентство сдает коттедж в аренду по поручению адвоката миссис Баркер.
— У адвоката есть доверенность, — сказала девушка, что Луиза перевела как «тетя рехнулась».
— Миссис Баркер недееспособна?
— Она в Фернли. В доме престарелых.
— Так она существует, — отметил Маркус.
Он перенастраивал навигатор, и тут у Луизы зазвонил телефон. Эбби Нэш сказала:
— Босс? У меня тут кое-что насчет вызова машины — точнее, ничего. Обзвонили все прокатные службы Эдинбурга. Никакой Джоанне Траппер машину никто не присылал.