Во время переезда мы разбирали в подвале разные коробки. В одной из них лежала вырезанная из газеты статья, датированная тысяча девятьсот семьдесят третьим годом. На фотографии были остатки разгромленной заправки около Фруэнгена. На заднем плане виднелись линии электропередачи. Заголовок статьи гласил: «БЕЗУМНАЯ ЕЗДА ЗАКОНЧИЛАСЬ КАТАСТРОФОЙ». Отцу нравилось рассказывать эту историю. По его словам, все случилось в то время, когда он еще не сошелся с мамой. Тогда отец очень много играл на конном тотализаторе и однажды, выиграв кучу денег в Сольвалле, купил белый «Вольво Р1800», такой же, «как у Саймона Темплара в “Святом”»[17]. Ему очень нравилось выжимать из машины все, что можно, на дороге около Фруэнгена. На перекрестке рядом с бензоколонкой он потерял контроль над машиной и врезался в заправку, сбил пару заправочных колонок и сломал несущую опору крыши. Позади машины падала крыша, а отец продолжал нестись в сторону линий электропередачи, располагавшихся неподалеку. Последнее, что он помнил, – вспышка света над капотом. Отключилось все электричество в округе, и, пока печаталась эта газетная статья, врачи сомневались в том, выживет ли этот «сумасшедший». Отец пролежал в больнице два месяца и получил письмо с уведомлением о необходимости возмещения ущерба на сумму сто тысяч крон. Я был почти уверен в том, что он даже радовался произошедшему.
Пока мы упаковывали вещи, отец рассказывал нам эту историю. Мы слышали ее и раньше, но сегодня попросили его рассказать снова. Было приятно услышать что-то о «старых временах», как будто детство эхом вернулось к нам.
– Странное ощущение, – сказал отец, пока мы ехали назад к Триаде. – Мике покинул дом, и ты тоже скоро уедешь.
– Еще не скоро, пап.
– Я знаю, – ответил он. – Ты, кстати, не задумывался о том, чтобы найти работу?
– Какую?
– Какую-нибудь подработку на лето. Не пора ли об этом подумать? В твоем возрасте уже много тех, кто так зарабатывает.
– Но сейчас-то уже поздно что-то искать.
– Да, наверное; но ты хоть задумывался об этом?
Нет. Такие мысли меня не посещали. Сама мысль о том, что нужно работать, вгоняла меня в тоску.
– Да, – сказал я. – Я думал об этом. Но не знаю, куда пойти.
– В твоем возрасте нужно соглашаться на любое предложение.
Я слушал радио, выпуск новостей только что закончился, и следом заиграла песня «Ладно, сладкая, я потанцую с тобой, если тебе это нравится», услышав которую, отец прибавил громкость. Когда музыка закончилась, он посмотрел на меня с легкой улыбкой.
– Мы с твоей мамой часто танцевали под эту песню.
– Точно.
– Да, точно. Это ведь АББА. – Некоторое время он молчал. – Ему же жилось хорошо с нами, да?
– О чем ты?
– Мике.
– А, да, конечно.
Отец посмотрел на меня и улыбнулся.
– Спасибо.
Мы ехали дальше. Отец откашлялся. Он всегда так делал, перед тем как сказать что-то важное.
– Те деньги в вазе, – произнес он. – Мне безразлично, почему ты их взял, и я не хочу получить их обратно, если ты успел их потратить. Но никогда не делай так больше. Никогда не бери того, что тебе не принадлежит. Это гадко, мерзко и противно. Если тебе нужны деньги, попроси нас. Или еще лучше – найди работу.
Я не знал, что ответить, и просто промолчал.
Грим сделал для меня фальшивое удостоверение. Я теперь мог смело утверждать, что родился в семьдесят восьмом, а не в семьдесят девятом. Карточка выглядела безупречно. Почему-то я не удивился. Свое приобретение я хранил в ящике стола.
Я встретил Грима около Триады однажды после обеда в начале июня. Он шел из центра, а в ушах у него были наушники от нового CD-плеера. Увидев меня, он приветственно поднял руку, улыбнулся и вытащил наушники.
– Ты выглядишь довольным, – сказал я.
– Так и есть, – ответил он.
– Почему?
– Я заработал немного денег. – Он моргнул. – Собираюсь на водонапорную башню, пойдешь со мной?
– Нет, – не подумав, произнес я.
Грим удивленно приподнял брови.
– Почему нет?
– Это… Мне… Дело есть. – Я направился в сторону центра, а мой друг посмотрел мне вслед. – Попозже приду. Скоро.
Грим выглядел разочарованным, но, кивнув один раз в ответ, отвернулся и пошел дальше.
– Лео.
Я обернулся снова.
– Что?
Грим больше не выглядел таким довольным. Он с грустью посмотрел на меня и сказал:
– В середине лета меня не будет месяц.
– В смысле?
– Я… Ну… В общем, я украл деньги из школьной кассы. Я так раньше уже делал, но в этот раз дело дошло до социальной службы, и они отправляют меня туда.
– Ты шутишь.
Он отрицательно покачал головой.
– Там было много денег. Мне они были нужны, чтобы закончить дело с удостоверением и все такое.
– Почему ты ничего не сказал?
Грим пожал плечами и, ничего не ответив, опустил глаза.
– Куда они тебя отправляют? – спросил я.
– В «Юмкиль». Они думают, что это лучший выход. Сначала я думал сбежать, то есть спрятаться где-нибудь на время, чтобы они меня не нашли, но так будет хуже.
– Наверняка.
Он стоял и боролся с собой, а потом произнес:
– Ты ведь… Ты можешь немного присмотреть за Юлией, пока меня нет? Чтобы она не… В общем, просто присмотреть, ведь я не смогу.
– Конечно, – выдавил я из себя.
Он пристально на меня посмотрел и махнул рукой.
– Иди уже! Увидимся позже.
– Хорошо. Мы не раз увидимся перед отъездом. Я скоро приду.
– Хорошо.
Лето обещало быть долгим.
Лагерь для несовершеннолетних «Юмкиль» находился неподалеку от местечка с таким же названием – Юмкиль. Там же располагалась воспитательная колония для подростков. Я знал, что представляет собой подобное заведение, потому что однажды суд направил на воспитание в такое место друга моего брата за попытку угнать автомобиль. Там молодежь с отклонениями пытались воспитывать и направлять на путь истинный. Но чаще это имело обратный эффект. Колония, которая находилась недалеко от нас, тоже имела не очень приятную славу, и Юлия переживала за Грима.
– Он справится, – сказал я, лежа рядом с ней у основания водонапорной башни.
Ее ладонь нашла мою. Был понедельник, первый день второй половины лета. Весь день я провел с семьей в Блосуте у деда. Артур Юнкер шутил о болезни Альцгеймера несколько лет, но когда у него самого обнаружилось это заболевание, шутки прекратились. Дед стал понурым, замкнутым. Он называл маму Сарой, хотя так звали мою бабушку. Порой, пока мы сидели за столом, казалось, что он не узнает ни меня, ни моего брата. После ужина мы с Гримом пошли на тусовку около церкви Салема. У Йона не было никакого желания общаться с другими, думаю, что он пошел только ради меня. Он все время сидел в углу, словно не зная, как себя вести. А сейчас он уже был в «Юмкиле».
– Помнишь, после кино, – произнес я, – когда ты сказала, что тебе трудно сказать кому-то, что он тебе нравится?
– Ммм…
– Почему так?
Юлия приподнялась на локтях.
– У меня просто нет опыта в общении с парнями, как-то так.
– В смысле?
– Просто обычно… Вообще, я общалась только с несколькими, точнее с тремя. Но всегда заканчивалось тем, что они обижали меня, а Йон дико злился. – Она снова легла и стала смотреть на облака. – Примерно год назад я была на тусовке и слишком много выпила. Я была влюблена в одного из парней, он ходил в восьмой класс в школу Рённинге. Закончилось все тем, что я потеряла сознание, даже не помню как. Когда я очнулась, то обнаружила, что лежу на кровати, на одеяле, без одежды. Мне не было больно, то есть я не ощущала что-то… То есть, ничего такого со мной не произошло. Но после я узнала, что именно тот парень, в которого я была влюблена, и был со мною в комнате. Но неожиданно кто-то зашел, чтобы забрать кое-что из комнаты – они оставили там алкоголь, чтобы никто не украл. То есть, по чистой случайности, его спугнули. Вот такой у меня опыт по части парней. Я чувствую, что ты совершенно другой, понимаешь? Не подумай, что я о тебе плохого мнения. Знаю, что это не так, но мне все равно чертовски сложно…
– Ты рассказала об этом Гриму?
– Его зовут Йон. И – никогда в жизни, ты что, с ума сошел? Йон забил бы его насмерть.
В тот вечер родителей Юлии не было дома, и она пригласила меня к себе в первый раз. Их квартира выглядела практически как наша, или как ее зеркальное отражение. Около двери пахло чем-то кислым из мусорного мешка, прислоненного к стене, и Юлия, немного смутившись, пошла и выкинула его в мусоропровод.
Мы сразу пошли в ее комнату, и я не успел разглядеть остальную квартиру. Но выглядело все чище, чем я предполагал. На вешалке у двери висела знакомая одежда – куртка Грима. Кухня – простая, как наша, только без посудомоечной машины. У нас она была, и я подумал, что семья Гримбергов, наверное, ничего не имела против того, чтобы мыть тарелки вручную, а может, у них не было средств на ее покупку. В одной из дверей была дыра размером с большой кулак. Хоть отверстие было и не сквозное, но все равно очень заметное, как будто кто-то швырнул большой камень, или ударил кулаком со всей силы. Это была дверь в комнату Грима.
Мы вошли в комнату Юлии. Казалось, что она не знала, куда деть свои руки. В конце концов, девушка подняла их и начала теребить украшение на цепочке, висевшее у нее на шее. У одной стены был книжный шкаф, вдоль другой стояла маленькая кровать. Полки были забиты книгами и фильмами. У письменного стола стояло зеркало, и лежала раскрытая косметичка. Стены были украшены картинами и фотографиями.
– Тебе они нравятся? – спросила она.
– Фотографии?
– Да.
Большая часть снимков была портретами ребят нашего возраста, но я никого из них не знал. На паре других были запечатлены высокие дома. Эти фото были сделаны снизу и с такого ракурса, что основную их часть занимало небо.
– Да, мне нравятся фотографии, – наконец сказал я.
Она кивнула и улыбнулась. Затем прекратила теребить цепочку, подошла и прижалась ко мне.
– Первый раз парень у меня в комнате.
– А я впервые в комнате девушки.
Она поцеловала меня, и в моей груди что-то зашевелилось. Сердце стало биться так сильно, что эхом звучало в ушах.
– Посмотрим фильм? – спросила Юлия.
Я лгал ей и не знал теперь, было ли это важно. Но я обманул ее только по поводу секса – я никогда раньше им не занимался. Кожа Юлии была светлой и неестественно мягкой. Когда я ее касался, сквозь мое тело пробегала волна тепла, и шевелились волосы на руках. Она сидела у меня на коленях, и за ее плечом виден был телевизор, сцены из фильма пятнами света играли на стенах темной комнаты.
– Сними одежду, – сказала она.
– Всю?
– Да.
Я никогда в жизни ни перед кем не раздевался. Когда я стоял напротив Юлии, мне было жутко не по себе. Она, наверное, это заметила, потому что притянула меня к себе и обняла за плечи.
– Ты красивый, – прошептала она, и что-то в ее голосе заставило меня полностью расслабиться.
– Ты тоже. Но…
– Что?
– Я тебя обманул.
Она застыла.
– В смысле, обманул?
– О том, что я… В общем, я девственник.
– И дальше что? – спросила она.
– Как что?
– Все парни об этом врут. Я не удивлена. А что, ты хочешь в первый раз сделать это с кем-то другим?
– Нет, – сказал я. – Нет. А ты не обманывала?
– Нет.
В темноте, при свете экрана телевизора, внутри у меня что-то задрожало.
– У меня нет презерватива. У тебя есть?
– Успокойся. Я принимаю противозачаточные.
Мне было интересно, знал ли об этом Грим. А затем понял, что ведь я сам многого не знаю – или, точнее, совсем ничего.
XI
Я не был в Доме с начала июня. По какой-то причине я удивился, что ничего не изменилось. Угрюмый незнакомый стажер повел меня по коридорам. В одном из кабинетов, мимо которых мы проходим, из радио доносится песня «О, детка, не делай мне больно, не делай», а рядом раздается похожий на кашель звук принтера, выплевывающего напечатанные страницы. Посмотрев в окно, я подумал о пропасти, разделяющей меня и остальных полицейских.
– Габриэль скоро подойдет, – пробубнил стажер и, придерживая дверь в комнату для допросов, спросил: – Хотите чего-нибудь?
– Кофе, – ответил я.
Стажер уходит, и я остаюсь один в маленькой, квадратной комнате. Из обстановки только стол и два стула. Вообще-то, я не один – невидимая камера направлена на меня. Она записывает каждое мое движение. Около одной из стен стоит полка с папками. Кажется, что ей здесь совершенно не место. Наверное, в одном из ближайших кабинетов идет ремонт. Остальные стены холодные и немые. Свет в комнате теплее, чем был когда-то, он словно добавляет немного уюта. Если напрячь слух, можно услышать радио. Я смотрю на сообщения в телефоне. Возвращается стажер с кофейной чашкой светло-синего цвета. Один глоток, и я ощущаю вкус, который пробуждает во мне сильное желание вернуться на службу.
Раздается звук шагов, и в дверь, даже не посмотрев на меня, входит Бирк. Под мышкой у него зажата папка. Он кладет ее на стол, и в тот же миг у него звонит телефон.
– Бирк. – Пауза. – Да? – Чешет щеку. – Откуда у вас этот номер? – Он бросает на меня взгляд. – У меня нет комментариев. – Откашливается и закрывает дверь. – Нет, на этот вопрос я не могу ответить. Нет, комментариев не будет. Спасибо.
Бирк заканчивает разговор, и женский голос в трубке резко обрывается.
– Близкий друг? – стараюсь я пошутить.
– Газета «Экспрессен».
– Анника Юнгмарк?
– Да. – Бирк пододвигает к себе стул и садится на него. Он что-то ищет в кармане пиджака, но не находит. – Это ведь она преследовала тебя? – Бирк все еще пытается что-то найти. – После дела на Готланде?
– Да, она. Что ей нужно?
– Она хочет проверить информацию.
– Какую информацию?
Из кармана брюк он достает диктофон, кладет его между нами и проводит рукой по волосам. Папка, которую он принес, закрыта.
– Итак, Лео. – Он поднимает глаза, и мы встречаемся взглядами. – У нас к тебе есть несколько дополнительных вопросов о Ребекке Саломонссон.
– Я понимаю. Зачем она звонила?
– Сейчас я задаю тебе вопросы. Будь добр, отвечай, как положено.
– Я буду стараться.
Бросив на меня злой взгляд, Бирк включает запись и усталым голосом произносит дату, время, свое имя, затем мое и номер дела Ребекки Саломонссон.
– Лео, ты можешь отложить телефон?
Я кладу телефон в карман. Делаю глоток кофе. Бирк выглядит чрезвычайно напряженным.
– Не мог бы ты рассказать, что ты делал, когда пришел в приют «Чапмансгорден»?
Я отвечаю короткими, простыми предложениями, специально подбирая формулировки, не оставляющие возможности для неправильной трактовки. Мне хочется выйти отсюда так быстро, как только возможно. Снова приходится рассказывать, как я вошел в «Чапмансгорден», как увидел беседующую с полицейским Матильду, как подошел к телу.
– Согласно показаниям Матильды, ты производил какие-то действия рядом с телом убитой, – перебивает меня Бирк. – У меня есть ее свидетельские показания, утверждающие, что ты находился рядом с трупом.
– Да. Совершенно верно. Но у меня на руках были перчатки.
Это озадачивает Бирка.
– Свои собственные перчатки? – спрашивает он.
– Нет. Я нашел их в корзине, стоявшей у входа.
– Что именно ты делал рядом с телом?
– Ничего особенного. Согласно протоколу.
– Поясни, что значит «согласно протоколу»?
– Что вообще происходит? – спрашиваю я. – Что вы хотите услышать? Скажите прямо, и мне будет легче сказа…
– Отвечай на мои вопросы, Лео.
Думаю, я закатил глаза, потому что Бирк сжимает от злости зубы.
– Осмотрел тело на предмет наличия каких-либо следов, – говорю я. – Также осмотрел ее карманы.
– Зачем ты это сделал?
– Чтобы украсть то, что найду, и продать в порту Хаммарбю.
– Лео, какого черта!..
– Я не знаю. Чтобы посмотреть, что у нее в карманах… Я был расстроен, понятно? Мне было неприятно, что кто-то умер этажом ниже.