Да и то сказать, трудно не проголодаться, если ты с самого утра машешь топором, складывая новую поленницу дров. Дров Ева не жалела, и за холодную зимнюю пору в печке их сгорело немало. И хотя в воздухе потихоньку веяло скорой весной, но это субботнее февральское утро было пусть и солнечным, но пока очень даже морозным. Так что о дровах позаботиться следовало.
По правде говоря, дров вполне хватало, но Марису самому хотелось потрудиться на свежем воздухе, ведя «диалог» с примостившимся на безопасном расстоянии Ральфом. Двое мужчин отлично понимали друг друга. Но по прошествии некоторого времени взгляды обоих всё чаще обращались в сторону дома, из трубы которого поднимался лёгкий дымок, обещающий обед. В этом мужчины тоже понимали друг друга без слов. Наконец, вогнав топор в колоду и потрепав Ральфа по мохнатому загривку так, что огромный пёс аж зажмурился от удовольствия, Марис направился в дом.
Ева уже накрывала на стол. Вкусно пахло свежим хлебом и копчёностями – гороховый суп с рёбрышками оказался в такую погоду очень кстати. Вспотевший мужчина отправился мыться, а поскольку от пса мытья лап не ожидалось, то ему досталась специально для него слегка обваренная субботняя косточка – Марис никогда не забывал привезти псу его собачьих «вкусностей»: пару косточек и мешок сарделек, которые тот съедал вместо конфет.
Неспешный обед заканчивался, и едва Ева собралась попросить Мариса подумать о шкафе, к воротам хутора подъехала незнакомая машина. Мужчина, вышедший из неё, тоже был абсолютно незнакомым.
Ральф, как и подобает хорошему сторожу, оторвался от косточки, едва заслышав звук мотора, и теперь стоял у ворот, весьма уверенно демонстрируя готовность защитить вверенное ему хозяйство от вторжения и позой, и глухим рыком, вырывающимся из могучей груди.
– Кто бы это? – Ева посмотрела на уже встающего из-за стола Мариса.
– Кто бы ни был, пойду встречу. – Тот, на ходу в сенях шагнув в большие чёрные валенки и запахивая рабочую, видавшую виды куртку, уже выходил во двор.
– Подождите минутку, – услышала Ева его голос, – сейчас собаку привяжу.
Посмотрев в окно, она в очередной раз удивилась тому, с какой лёгкостью её муж управляется с огромным псом. Взяв того за ошейник, едва не теряющийся в густой шерсти на холке, Марис вежливо, но твердо сопроводил не слишком обрадованного Ральфа к его домику и пристегнул на цепь. По сопротивляться. Ева, удивляясь, как-то забывала, что всю неделю, пока Марис отсутствует, она справляется с собакой отнюдь не хуже. Точно также берет за шиворот и точно также пёс идёт, повинуясь пусть женской, но хозяйской руке. Ей и в голову не пришло сравнивать, она просто смотрела в окно, любуясь своим таким сильным и красивым мужчиной.
Теперь, когда Ральф лишился возможности «порвать» незваного гостя, можно было и открыть ворота. Машина – прокатный, судя по надписи на боку, «гольф», такой же, как у Евы, только не красный, а белый, остался стоять у ворот. А мужчины, обменявшись буквально парой слов, направились к дому.
Хлопнула, закрываясь, входная дверь, постучали, сбивая налипший снег, ноги в сенях. Первым вошёл Марис со словами:
– Ева, это – к тебе.
Повернувшись к гостю, она так и замерла.
Гость – молодой мужчина – тоже застыл, как изваяние, глядя на хозяйку этого дальнего хутора.
Марис, видимо ожидавший чего-то подобного, занял выигрышную позицию, чтобы отлично видеть их обоих, продолжавших стоять молча лицом к лицу. В конце концов ему первому надоела эта немая сцена, которую он и прервал, сказав:
– Да вы хоть за стол сядьте, удобней будет. Я вам сейчас кофе налью.
Вздрогнув, оба отвели глаза, и Ева, спохватившись, вошла в роль хозяйки:
– Действительно, присаживайтесь. Кто вы?
На самом деле она как будто бы уже знала, кто этот молодой человек, непостижимым образом взявшийся непонятно откуда у ворот её хутора. Знала, но не готова была поверить в это своё знание, словно откладывала, отпихивала его куда-то на дальние задворки сознания, не веря и почти не надеясь, но при этом очень желая услышать то невозможное, невероятное и небывалое, что должен был сказать ей этот незнакомец.
Марис, по-видимому, тоже ожидал чего-то. Раз уж он, без лишних слов и ни о чём не спрашивая, привёл гостя в дом, и при этом сам вызвался варить кофе, значит, для него тоже не осталось незамеченным то очевидное, что сразу бросалось в глаза: гость был едва ли не копией Евы. Приблизительно того же роста, немного повыше, с теми же светлыми, почти белыми волосами, с серыми, стального цвета глазами, он, пожалуй, мог бы сойти за близнеца, если бы не казался чуть старше.
Для гостя же это явное, неумолимо бросающееся в глаза сходство стало таким неожиданным, что он не вдруг справился с растерянностью. Очевидно такого поворота событий он не ожидал.
Наконец гость представился – Алекс Берзиньш. Носитель латышской фамилии, языка он явно не знал, зато умудрился запутаться в тех, что знал – немецком и русском. Еве было, собственно, безразлично, она одинаково хорошо владела обоими языками. Поэтому, решив не мучить понапрасну Мариса, который явно заинтересовался гостем, она взяла инициативу на себя и перешла на русский.
Поначалу это не сильно облегчило задачу, гость краснел – Ева отметила, что он так же легко краснеет, как и она сама – и не мог внятно сказать, зачем он здесь.
В итоге, отбросив всякие «домашние заготовки», он принялся объясняться с самого начала.
– Вот, – зашёл он сразу с «козырной карты», выложив на стол фотографию довоенных времён. – Вы знаете, кто это?
Ева аккуратно, двумя пальцами взяла старое фото и поднесла поближе к лицу. Марис, как по команде, включил свет – февральский день уже заметно тускнел.
– Думаю, что знаю, – Ева говорила медленно, пытаясь не волноваться, но получалось у неё неважно. – Это Георг фон Дистелрой?
Ответ вызвал очередную потерю речи у снова покрасневшего Алекса.
– Откуда вы про него знаете?
– А вы?
– Хорошо, я расскажу первый.
И Алекс рассказал о своём детстве и о том, что узнал от Конрада Шварца о фон Дистелрое. Рассказ не был долгим, молодой человек мысли свои выражал чётко.
– Понятно… – Ева слегка поёжилась от устремлённых на неё взглядов двух мужчин. – Выходит, ваш дедушка и есть пропавший тогда, в 41-м, Георг фон Дистелрой-младший.
Алекс казался растерянным. «Младший», – пробормотал он про себя, примеряясь к слову:
– Значит, он был официальным ребёнком? Есть документ?
– Есть. Есть документы, – подчеркнула множественное число Ева. – Есть документы, что у Августы и Георга фон Дистелроев родилась двойня – Георг и Эмилия фон Дистелрои. Георг, по всей видимости, ваш предок, а Эмилия – мой. Вы заметили, что мы с вами похожи?
Заметил ли он?! Да это сходство начисто выбило его из колеи, заставив на ходу изменить речь, которую он так тщательно готовил за неделю до поездки и репетировал даже в самолёте ещё сегодня утром. Конечно заметил!
О чем он немедленно и сообщил.
– Хорошо. Похоже, нам с вами предстоит длинный разговор.
Но для начала предстояло решить простые бытовые вопросы. Гость, как оказалось, только сегодня в час дня прилетевший из Берлина, – прямые рейсы из Гамбурга до Риги отсутствовали – сразу же взял машину напрокат и отправился на хутор. Никаких отелей он не бронировал, не представляя себе ни – куда едет, ни – с чем встретится. Ева с Марисом переглянулись, и вопрос был решён: Алекс останется ночевать на хуторе. Впереди вечер субботы и целое воскресенье, времени достаточно, чтобы поговорить.
2
Алекс долго не мог уснуть.
В его голове царил хаос.
Этот с виду неуклюжий увалень Марис и Ева, похожая на него, Алекса, как будто они «отпочковались» от какого-то общего стебля… Видно было, что они искренне рады появлению нового родственника и в мыслях не держат, что приехал он сюда не родниться, а – забрать то, что, как казалось, принадлежит ему по праву.
И вот он, обласканный, обогретый и накормленный, лежит здесь, в этом домике, на кровати, помнившей ещё его прабабку Густу, и не может отделаться от мысли, что он не прав. И данные, которые считал неоспоримыми герр Конрад, вовсе не такие уж неоспоримые.
Алекс терзался полночи, пока решение не созрело само собой. Мудрое оно или нет, он не знал. Но, по крайней мере, на сегодня оно избавляло от терзаний и давало хоть какую-то опору под ногами.
Решение было простым: подождать до утра и познакомиться с дневниками, про которые говорила Ева. А там – видно будет. С тем и уснул.
Разбудил его запах кофе. Странно смотрелась в кухне старенького, видавшего виды домика современная кофемашина, с лёгким пофыркиванием выливавшая почти чёрный, густо пахнущий напиток в чашку. Алекс на мгновение ощутил некий разрыв реальности, своего рода дежавю – кофе лился в его любимую чашку в горошек, словно он стоял в Сониной кухне. Однако ни Сони, ни её кухни не было и в помине, да и кофемашина была какой-то другой марки, но вот кофе, свежий, ароматный, льющийся тонкой струйкой в любимую им чашку в горошек, был тот же.
Ева, поймав его растерянный взгляд, улыбнулась:
– Да, мои любимые чашки.
Алекс только хмыкнул, припоминая, как его точно такая же «гороховая» чашка выделяется среди Сониной ярко-жёлтой посуды. Надо же, они похожи даже в этом.
Чашка в горошек нашлась для каждого, и вскоре они все трое уютно устроились за столом, накрытым к завтраку.
Марис, чутьё которого порой не уступало чутью Ральфа, быстренько нашёл себе дело, позволявшее не мешать двоим, странно нашедшим друг друга родственникам, знакомиться с наследием Густы. Уйдя во двор, он принялся что-то чинить и прилаживать в одном из сараев, лениво перекидываясь словами с Ральфом, составившим ему компанию.
А Ева повела Алекса к потайному шкафу. Парень был совершенно сражён той доверчивостью, с которой эта красивая блондинка открывала перед ним, незнакомым, в сущности, человеком, тайны старого дома. Сам бы он так никогда не сделал. И тем яснее вырисовывалась перед ним внутренняя дилемма. Но отложив пока решение, он с удивлением смотрел, как отодвигается половинка стены, открывая прекрасный резной, сделанный руками мастера старинный шкаф, доверху заставленный книгами, как отпирается потемневший от времени сундучок, откуда извлекаются тоже старые, исписанные изящным почерком дневники Густы.
Вскоре уже две белокурые головы склонились над тетрадями, разложенными возле зелёной лампы. И Алекс забыл обо всём. История Густы, простая в своей бесхитростности и поразительно драматичная и трагичная по содержанию, раскрывалась перед ним. Ева помогала разбирать готический шрифт, самому Алексу он давался с большим трудом. И чем дальше, тем реальнее становилась для него история семьи, столько лет жившей на этом хуторе, и тем больше ему хотелось верить этим дневникам, а не герру Конраду с его потноруким сыном.
– А где та шкатулка? Ну, та, которую ей дал герр Шварц? – Алекс поднял глаза на Еву.
Дело стремительно продвигалось к вечеру, и за окном ощутимо темнело.
– Не знаю, я пока её не видела.
Ева вспомнила, как, почти дойдя до цели, она в отсутствие Мариса не смогла отодвинуть вторую фальш-стену, где шкатулка, скорее всего, и хранилась. А позже, вновь увлёкшись жизнеописанием Густы, как-то позабыла и отложила шкатулку «на потом». И руки до неё так и не дошли.
Марис, завершив свои трудовые подвиги, давно сидел в любимом кресле, нацепив большие наушники, откуда слышалось что-то вроде Jimi Hendrix Experience. Рядом на полу лежал какой-то строительный журнал на английском.
«Надо же, – Алекс удивился не на шутку, – этот парень далеко не сельский увалень». Представления, с которыми он летел сюда, рушились стремительно.
– Марис, ты там не заснул? – Ева тихонько дотронулась до плеча.
– С вами заснёшь! Вы так громко страницы переворачивали, что пришлось наушники надеть, – парень улыбался от души. – Ужинать пора или помощь нужна?
– Ужинать пора, но сначала помощь.
Невооружённым глазом было видно, как эти двое понимают друг друга. Алекс не то чтобы позавидовал, просто вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Соня оказалась рядом прямо здесь и сейчас. «Ей бы понравились эти двое», – подумал он. Да они и ему самому нравились чем дальше, тем больше.
Марис легко поднялся и аккуратно отложил наушники. Алекс обратил внимание на современную аппаратуру, тоже довольно неожиданную на сельском хуторе. «Интересно, а чем они занимаются? Вряд ли просто ведут хозяйство. И Ева, она же отлично знает немецкий, интересно, откуда? – Алекс обнаруживал, что ничего не знает об этих радушных и милых людях. – Надо будет спросить».
А Марис, увлекаемый Евой, уже шёл к шкафу. По правде говоря, он и сам думал о том, что когда-нибудь надо будет открывать эту непослушную стенку. И, в сущности, даже знал уже, где надо нажать и куда толкнуть, чтобы вторая часть тайны, так долго там хранившаяся, вышла из темноты. Но сегодня он этого делать не хотел. Этот непонятно откуда взявшийся «родственник» не внушал ему столь безудержного доверия, как Еве. Марис был не так-то прост, как могло бы показаться. И он решил, что сегодня стенку открывать не будет: «Подождём немного, поглядим-посмотрим пока, что это за гусь такой, и с чем его едят. А там и решим, что дальше с ним делать», – вывод казался вполне здравым.
Поэтому он, безрезультатно, для вида, подёргав стенку, произнёс что-то вроде, что в темноте сделать это трудновато, и отложил операцию на потом.
Если бы только Марис мог знать…
Это решение едва не стоило жизни обитателям дальнего хутора.
3
Алекс решил остаться, чтобы разобраться во всём до конца. По принципу «утро вечера мудрёнее».
Но когда он, проснувшись, вышел в кухню, ни Мариса, ни его машины видно не было. Ева, вокруг которой на столе лежали какие-то листы, усердно стучала по клавиатуре, время от времени перекладывая страницы. Не сразу среагировав на гостя, она оторвалась от Мака и подняла глаза:
– Завтрак на столе. Сам кофе сваришь? А то я вся в работе.
– Сварю, конечно. – Неужели он не справится с кофемашиной, пусть и незнакомой марки. – А что ты делаешь?
– Перевод.
И Ева, окончательно оторвавшись от рабочего процесса, поднялась из-за стола. Алекс ждал продолжения, и она пояснила:
– Я в издательстве работаю, переводчиком. Вот новый роман Осы Ларссен перевожу. – И, заметив непонимание, добавила, – со шведского на русский. Наше издательство по контракту иногда и на русский переводит.
– А ты какие языки знаешь? – Алексу, которому языки давались с трудом, было интересно.
– Латышский – родной, – принялась загибать пальцы Ева, – немецкий, русский, английский, шведский, норвежский, испанский. Но на испанский – не перевожу, трудновато. А с остальными – пожалуйста.
И она, увлёкшись, рассказала Алексу о работе в издательстве.
– А Марис? Он что, тоже работает?
– Ну да! – Ева удивилась самой мысли о том, что её Марис может не работать. – Он стройкой руководит, большой, в Риге. Теперь только в пятницу приедет.
Алекс был ошарашен. Нет, совсем не простые, как оказалось, люди жили на этом затерянном хуторе. И то, что молодая женщина, знающая кучу языков, живёт в деревне и по утрам кормит и даже доит – Алекс сам видел – козу, было выше его разумения.
Удержаться от следующего вопроса он просто не смог:
– А почему ты живёшь здесь, а не в Риге? Ведь там намного проще.
Ясное дело, проще. Но по прошествии времени Ева уже так привыкла к хутору, что теперь не была уверена в том, что хотела бы вернуться в свою городскую квартиру. Там нет и быть не может того простора, который, пока белый и заснеженный, открывался перед ней здесь во всей своей красе. Но как это объяснить городскому человеку? Поэтому Ева ограничилась тем, что рассказала о завещании Густы и об условии, которое в нем содержалось.
Она продолжила работу, а Алекс после завтрака вновь уселся за дневники Густы. Чем больше он читал, слушая между делом, как барабанит по клавишам Ева, тем больше понимал, что да, без всяких сомнений, они – родня. И не все слова герра Конрада нужно принимать на веру. Он решил, что будет читать и смотреть, пока сам не разберётся Правда, надо признать, без Евы ему было крайне трудно пробиваться сквозь готическими буквами написанную рукопись. И не раз и не два подумал он о том, что Соня – будущий историк культуры – справилась бы с этими непослушными буквами куда быстрее, чем он. Да и сама мысль, что неплохо бы познакомить Соню и с рукописью, и с новоприобретённой родственницей, однажды придя в голову, поселилась там, по-видимому, прочно. Так что к вечеру, не в силах избавиться от наваждения, он решился и испросил у Евы разрешения вызвать Соню на подмогу. Тут же, едва получив согласие, он развил бурную деятельность по обзвону и покупке билетов. В результате Соню предстояло встретить уже через пару дней.