Рассказы и стихи - Никитин Олег Викторович 5 стр.

На другой день утром Мик пришел на берег океана. Буря уже улеглась, и лишь стальные барашки разбивались о прибрежные камни. Ветер пронизывал до костей.

На крючке висела небольшая продолговатая рыба. Мик ощутил в ладони ее скользкий, покрытый тупыми отростками бок. Кровавый глаз косил на Мика с отвращением и злобой.

– Какая ты страшненькая, – констатировал Мик, – как на фотографии. Хочешь удрать? Ну плыви. Да, подруга, захвати-ка с собой кусочек моей души, тот, что погрязней.

Целестина пантиникус, не оборачиваясь, скользнула а глубину.

– Что все лучшее во мне умерло, с этим я согласен. Но что умерло навсегда – не могу поверить! – воскликнул Берти и швырнул сигару в волны.

«О чем это он? – машинально подумал Мик, стоя в тени смоковницы. – Кто у него умер?»

Мик остановился, будто впервые увидел Машу, и прислушался к себе.

– Ты подумал – какая я красивая, правда?

– Да.

– И как хорошо, что у нас будет ребеночек.

– Да.

– Что с тобой, милый?

– У тебя никогда не будет детей.

Маша отступила на шаг. Мик не смотрел на нее. Его внимание отвлек Берти, гонявшийся за бабочкой.

– Ты лжешь! – Словно издалека.

Берти очень старался. Но бабочка, видимо, решив, что вдоволь наигралась, полетела, вздрагивая, выше, выше и скрылась, а Верти, убитый, смотрел вдаль полными слез глазами.

– Откуда ты знаешь? – Отчаянно.

– От Ференца.

Она побежала, побежала, а Мик смотрел ей вслед.

Берти забыл про бабочку и догадался, что Маша бежит к берегу.

– Куда же ты, Маша, вода холодная! – закричал он и припустил за ней, размахивая сачком и что-то выкрикивая, наверное, что-то очень смешное, потому что Маша вдруг остановилась, обернулась, секунду с недоумением глядела на Берти, а затем, схватившись пальчиками за подол платьица, звонко и радостно засмеялась.

1987

Семейные сценки

(рассказ-пьеса)

Если бы Сеня не боялся смерти, ему было бы все нипочем. Вместо этого он исправно ходит в контору, вечером смотрит телевизор и чувствует себя отлично. Он член профкома, а его жена – гляциолог и недавно привезла из пустыни очень редкий череп индийского слона. А может, она спелеолог и спускается в пещеры с фонарем на оранжевой каске, их еще кирпичный завод выпускает. Директор завода – известный извращенец и по субботам приходит к Сене, они играют в карты и обсуждают цены на питьевую воду.

«Что-то вода опять вздорожала», – говорит директор. «Мда-а», – отвечает Сеня. Еще они едят великолепную жирную саранчу, недавно из Африки, Сеня за ней час в магазине стоял. Директор ест, и ножки похрустывают у него на зубах. Они неестественно блестят, потому что из молибдена. У директора знакомый врач в больнице, он ему кирпичи для сарая продал. А врач ему, значит, зубы. Крепкие, что твой лоб, приятель.

Но тут вошел Алеша, и вздрогнула ваза в серванте. От сквозняка.

– Лексей, дружище! – воскликнул просветлевший Кеша. – Выпьешь с нами? Дистиллированная!

– Плесни, чего уж там, – устало ответил Алеша и раздавил на стене клопа.

– Вот полотенце, – сказал Сеня.

Алеша вытер с пальца кровь и оседлал табурет.

Кеша с любовью смотрел на гостя. Он ему явно нравился – сильный и смелый душою, всегда начеку. А что угреват – так это у всех, вон у Сени на лбу свищ, довольно, впрочем, приятного оттенка, этакий лиловый с зеленью, нежной, как у помойных мух.

Алеша смаковал напиток. Лицо его расцвело мощным и устойчивым чувством всепрощения. Он готов был полюбить даже самого последнего хромого таракана на этом столе.

– Как в лаборатории? – участливо поинтересовался Сеня, тасуя карты.

– А что там может быть? – Алеша ласково почесал у себя за ухом. – Как я понимаю, Людмила еще не появлялась?

– Ясно, нет! Ты бы ее сразу приметил, егозу, – ответил Сеня жуя.

Но тут вошла жена, и Сеня вздрогнул. Он даже вскочил и стал предлагать Светочке саранчиные мозги.

– Поверишь ли, кошечка, стоял всего час, – бормотал он, кутаясь в дырявый халат. Под ним ничего не было.

Светочка с минуту стояла молча, прислонившись рюкзаком к двери, и потерянно взирала на стол, над которым возвышался графин.

– Налей, – сказала она наконец и стащила с ног сапоги, измазанные глиной.

– Ох, – простонал Сеня, – ну и свинья же этот Кондрат, опять глину по нашей улице возил. – Вы представляете! – Сеня взмахнул руками и схватил графин. – Я ему говорю позавчера – ты зачем, паскуда, здесь глину возишь, не смей нашу улицу пачкать!

Светочка залпом выпила полный стакан и зажевала саранчой. Потом она схватила Сеню и куда-то его потащила. Его рука долго цеплялась за косяк, но вскоре и она пропала в темноте.

Кеша виновато хрустнул ножкой насекомого.

– Я пойду, пожалуй, – сказал он печально, поднялся и натянул когда-то черный, а теперь побелевший от кислотных дождей плащ.

Алеша смотрел на огни в соседних домах и пытался представить людей, которые там живут. Но видел лишь Веру и печального директора. «Видно, все одинаковы, – подумал он без выражения. – Ты или я – все умрем от передозировки». Алеша вдруг решил, что его сейчас очень хорошо видно с улицы, и поспешно задернул штору. Сердце учащенно стучало.

Из спальни послышались приглушенная ругань Светочки и всхлипы Сени. Вскоре он смолк, а Светочка вышла со следами гнева на тонком сероватом лице. Она взглянула на Алешу с симпатией. Того мороз подрал по коже.

– Мне пора, – сказал он как можно равнодушнее и двинулся к выходу.

– Постой, Леша! Я же не показала тебе еще свою находку. Светочка нежно коснулась его живота и извлекла из рюкзака череп, смахивающий на человеческий.

Алеша отшатнулся, с ужасом чувствуя, что у него по левой ноге течет что-то теплое.

– Мне пора, – повторил он, едва ворочая языком, скорее чисто механически, потому что сапоги его словно приросли к полу.

– Нет, ты так просто не уйдешь, – простонала она, внезапно осознавая, что у нее мокрые пальцы.

Алешу словно током прошило. Он сдавил Светочку сильными руками, так что та захрипела от страсти, и, швырнув ее на пол, бросился к двери. Ручка оторвалась, когда он ее дернул.

– Ты знаешь ли, милый, чей это череп? Это наш предок, гомо сапиенс.

Но тут вошел Кондрат, и Светочка вздрогнула и напряглась.

– Хе-хе, – сказал он и увидел на батарее алешины штаны, – не ждали?

Из спальни появился Сеня. Он доплелся до стула и бросил на Алешу благодарный взгляд. Тот натянул одеяло до подбородка и отодвинулся от Светочки.

– Кондратий Иваныч, – сказал Сеня заискивающе, – я болен и не смогу принять участие в строительстве стадиона.

– Плевал я на ваши болезни, отрезал Кондрат. – Стадион нужен всем, и вам в том числе, Семен Пантелеймоныч. А если не вам, так вашей дочке. Где, кстати, Людмила?

– Сейчас должна прийти, Кондратий Иваныч, – поспешно сказала Светочка, протягивая руку к халатику. Кондрат демонстративно уставился на картину «Полярный растворитель», засиженную клопами.

Но тут вошла Людмила, и Алеша вздрогнул. За ней ввалился директор.

– Шляпу, понимаете ли, забыл, – пробормотал он и стал рыться на полке.

– Здорово! – воскликнула Людмила. У нее был легкий и чистый голос и личико нежно-серого цвета. – Сегодня мы писали сочинение на тему трудового подвига в поэзии. Вот послушайте:

– А рыба – это, так сказать, образ чего-то этакого? – спросил Сеня, под взглядом Людмилы смазав конец своей реплики.

– Ты глуп, однако, – скривилась Людмила и плюнула от досады. – Это же стихотворение, а не чего-то этакое! Понимать надо.

Она обернулась к Кеше.

– А Вам-то, Иннокентий Петрович, понравилось?

– Конечно-конечно, Людочка, – промямлил директор, тиская шляпу, – особенно это, как там… ну, про опоры.

– Ах, Иннокентий Петрович, дайте я Вас расцелую! – вскричала польщенная Людмила и принялась горячо целовать директора в губы. Тот оторопело смотрел на Сеню и комкал шляпу.

Кондрат брезгливо играл тростью. Сцена затягивалась.

– Почему, черт возьми, у вас ручка оторвана?! – внезапно завопил Кондрат, так что все вздрогнули, а директор, собравшись с силами, кинулся к двери и стал ее открывать, правда безуспешно. Наконец он обернулся и обратил к Сене молящий взор. Тот пожал плечами и что-то промычал.

– Это я ее сломал, – замирая, объявил Алеша.

– Алешенька, – взволнованно проговорила Людмила, – вылезайте из кровати немедленно. Где Ваши брюки?

Алеша замялся.

– Они еще не высохли, Люда, – отвернувшись, смущенно ответил он.

– Чепуха, я их сейчас утюгом, – сказала Людмила и, взяв штаны, принялась их гладить.

– В общем, – заявил вдруг Кондрат, все это время недовольно взиравший на Алешу, – приходите все на стадион. Спецодеждой и инструментом обеспечу. Не придете – пеняйте на себя. И Вы, Иннокентий Петрович, – обратился он к остолбеневшему директору.

Кеша схватился за сердце, прислонился к стене и осел на пол, ловя ртом воздух.

– Вам не выделят путевку в Урюпинск, – прищурившись, выдавил из себя Сеня, и уши его побледнели.

Кондрат сатанински захохотал и открыл дверь ножом.

– Вы хмырь, – бросил он, и шаги его затихли внизу. Все молчали. Кеша, пожевавший какую-то таблетку, пошатываясь и хрипло дыша, вышел, не проронив ни слова. Алеша, натянув под одеялом штаны, перелез через сумрачную Светочку и быстро оделся.

– Заходите почаще, – сиплым голосом сказала Светочка и засучила ногами.

Сеня кивнул Алеше и ушел в туалет.

– Я Вас провожу, – сказала Людмила. Они вышли на лестницу и стали спускаться. Ступеньки освещались одной тусклой лампочкой. Было уже довольно поздно и тихо.

На одной из площадок Люда остановилась у окна.

– Ты так давно у меня не был, уже восемь дней, я считала, а ты пришел и с мамой…

Он чувствовал ее горячее дыхание на своей шее.

– Здесь пахнет кошками, – тоскливо проговорил Алеша. На фиолетово-черном небе он вдруг увидел крохотную желтую звездочку. Она едва заметно мерцала, время от времени исчезая в густых клубах гари и дыма.

– Скоро выпадет снег, – сказал он.

1988

Небесный булыжник

Боб в бешенстве вскочил во флаер и рванул за рычаг. Внизу понеслись приземистые водонепроницаемые строения. Тяжелый, влажный ветер ударил в ветровое стекло.

«Почему именно я? – с тоской спрашивал себя Боб. – Вошел в доверие, называется! А теперь тащись с аннигиляторами на Сатурн и монтируй их там чуть не месяц!»

Наконец показался космопорт.

Ракета оказалась гулкой и пустынной, даром что небольшого размера. Но надо отдать ей должное, буравила космос она резво.

Боб уныло смотрел на Сатурн, на глазах увеличивавшийся в угловых размерах. При этом, как ни вертел Боб штурвал, ракета упорно направлялась прямо в кольцо астероидов. Хорошо, хоть работал бортовой аннигилятор.

Пробравшись через космический мусор, Боб включил тормозные двигатели. Однако те молчали. Боб подергал ручку и выругался. «Положительно не везет! – решил он. – Сопляки, не умеют ракеты делать».

Двое местных жителей сидели на завалинке и курили.

– Смотри-ка, опять булыжник свалился. Эх, побаиваюсь я что-то. Как бы на хату не упал.

– Нешто, авось пронесет. Да и камень-то малой, эк слабо жахнуло.

– И когда это ребята с Земли аннигиляторов понаставят? Совсем жизни не стало.

– Скоро начнут, тадысь по радио объявляли.

1986

Филин в космосе

драматический сценарий

Сцена 1. Пионер

– Я ваш должник, каптейн, – искренне произнес Тоби Робертс, пробираясь вглубь капитанской рубки.

– Э, да что там, – буркнул Джон. – Эй, Фрэнк, запускай!

Раздался скрежет стержней в реакторе, и, сопровождаемая ревом реактивной струи, ракета поднялась в небо. Вернее, неба не было вовсе, ибо описанный старт происходил с одного из спутников Урана. Спутник был искусственным.

– А летим-то куда, каптейн?

– Земля, экватор.

– Чего? Да что ты забыл в этой дыре? Там же и горло-то промочить негде!

– Что поделать, заказ. Нанялся – вози. Да и платят прилично – Земля, это ведь тебе не Плутон какой-нибудь, там опасно.

Джон зевнул, перевел корабль в автоматический режим и ушел. Ракета бесшумно рассекала пространство и время, увертываясь от метеоритов, комет и прочих небесных тел.

Тоби Робертсу вспомнилось детство. Вот он бороздит лужок на Марсе. На пути у него высокий баобаб, а на нем огромных размеров страусник, в котором прижился нанду. Тоби окликает его и вскарабкивается на его покрытую перьями спину. Они несутся по лугу, вспугивая птиц киви и шерстистых носорогов. Но тут Тоби Робертс заснул, убаюканный мерным тарахтением атомного переборок.

Разбудил его страшной силы толчок. Это ракета, приземляясь, попала в смерч и едва вырулила на площадку. Джон, разметавшийся по пульту управления, привычно принял вертикальное положение и бросил Тоби Робертсу комбинезон.

– Облачайся.

Тоби подошел к иллюминатору и присвистнул.

– А что ты хотел? Пустыня, она, брат, и есть пустыня. На севере, впрочем, есть горы, да и озерцо, судя по сорокалетней карте. Авось не высохло.

Тоби Робертс промолчал.

– Я тебе тут кой-чего собрал, – Джон принес мешок, в котором что-то позвякивало, – да и оружие не помешает, – он снял с пояса солнечный пистолет. – Одним словом, на первое время хватит.

Ветер, острый и горячий, ударил Тоби в лицо.

– Тебе пора идти. Слышишь, это шум гравилета.

Тоби Робертс глянул на компас.

– Что ж, начнем новую жизнь, – усмехнулся он и побрел на север.

Сцена 2. Мутант

– Что же было дальше?

– Дальше? – лицо Эндрю вдруг поскучнело. – Дальше ничего не было. Я приехал сюда и вот уже месяц без дела. – Он медленно помешал в стакане ложкой. – А как же ты? Что было с тобой за эти четыре года?

– Ты же знаешь, мне повезло с распределением…

– Повезло? Раньше ты считал, что Земля – не лучшее место для исследователя!

– Так было раньше.

– Здесь ты будешь жить, – сказал пилот, делая круг над озером. – Если надоест все время быть одному, слетай к местной достопримечательности – в горах живет некий отшельник. Никто о нем ничего не знает.

Фрэд разглядывал окрестности из кабины гравилета. Лес, горы, на юге пустыня.

Прошел год. Фрэд уже заканчивал сбор материала и через месяц предполагал улететь на родину. Напоследок он решил наведаться к отшельнику, сел во флаер и вскоре был на месте.

Тот жил в небольшом деревянном домике, довольно прочном на вид. Фрэд постучал в дверь. Открыл ему человек лет тридцати. Ничего в нем примечательного не было, разве что бурая борода, несколько всклокоченная.

Фрэд представился.

– Робертс, – бросил хозяин.

Фрэд вошел и развалился в тростниковом кресле. Робертс не сводил глаз с двери.