Он пошел дальше вброд, раздвигая льдины руками. У самого берега лед был целым. Он выбрался на кромку, поднялся на берег и побежал. Но очень скоро одежда стала тесной, она сделалась твердой и негнущейся. Потом она начала ломаться, резала тело, словно десятки лезвий безопасной бритвы.
Он бежал, высоко вскидывая ноги, размахивая руками. Он делал лишние движения, чтобы согреться, но согреться уже не мог.
И вдруг Тарасюк споткнулся. Он чуть не упал и машинально посмотрел, на что он споткнулся.
Тарасюк увидел труп немца с примерзшими к земле длинными светлыми волосами, с запрокинутым лицом, и в орбитах лежали круглые льдины, похожие на очки.
Тарасюк подумал: «Где-то я видел этого немца», но где — вспомнить не мог.
И вдруг вспомнил. И он не поверил, что это так. Разве мало немцев валяется в степи! Это не тот немец. Это другой немец.
Он стал озираться и с ужасом убедился, что это тот самый немец.
Тогда он побежал обратно. Он бежал, и одежда его трещала.
Теперь он не пытался перебраться по льду. Он бросился в воду. И странно, вода показалась теплее. Он расталкивал лед и шел в воде. И он брел по дымящейся, как кипяток, воде, хотя она была такая студеная, что и рыба мерзла бы от холода.
Он выбрался на берег и снова побежал.
Скоро он перестал чувствовать, что тело его режет, словно десятками лезвий безопасной бритвы.
В землянку пункта сбора донесений вошел человек и упал, стукнувшись о землю так, словно он железный.
И действительно, когда разрезали на нем одежду, она была твердая, как железо.
Его переодели, во что могли, и привели в чувство.
И очень скоро над рекой полетели стаи тяжелых снарядов. Они летели со звоном, летели, как зрячие, падали на немецкие пушки и разрывались. Стая за стаей, залп за залпом.
А потом в землянку пункта сбора донесений пришел майор Курбатов и сказал:
— Где тут товарищ Тарасюк?
— Я, — сказал Тарасюк.
— Вы еще что-нибудь можете? — спросил майор.
— Могу, — сказал Тарасюк.
— И снова сможете? — спросил майор.
— И снова смогу, — сказал Тарасюк.
— Рацию им надо доставить. Разбили у них рацию.
— Есть доставить рацию, — сказал Тарасюк.
Он поправил плечевые ремни рации, надел ее на себя вышел из землянки.
Пурга улеглась. Воздух был прозрачным. Река была тихой. Разбитый лед спаялся. И вода больше не дымилась.
Тарасюк ступил на лед. Лед его выдержал. Он шагал с льдины на льдину, и лед только кряхтел, но не ломался. У самого берега Тарасюк поспешил и попал в воду.
Потом он выбрался на берег и пошел по степи.
Скоро он добрался до того места, где лежал убитый немец. Тарасюк посмотрел на его запрокинутое лицо, на круглые льдинки в орбитах и подумал: «Плакал, наверно, перед смертью».
Потом Тарасюк сдал рацию командиру и получил приказ отдыхать.
И вот он пришел в землянку, где раньше жили немцы, и его встретили бойцы его отделения. А как они его встретили, я уже рассказал.
Сейчас Тарасюк спит. Бойцы сидят вокруг него молча, и, хотя хочется поиграть в козла, они не играют, потому что стук костей будет мешать спящему. Правда, можно играть без стука, но без стука какая же это игра!
Дверь землянки распахнулась. На пороге Липатов. Он громко и радостно сказал:
— Орлы, про Тарасюка слышали?
— Тише, Тарасюк спит. Понятно?
Липатов подмигнул бойцам, кивнул на спящего и потом осторожно уселся на нары.
— Будьте уверены, — сказал один боец.
— Глазное — совесть имей, а она себя рано или поздно покажет, — сказал другой.
— Довольно вам, — грубо сказал самый грубый человек в отделении — Чумаков, — спит же человек!
1943
У нас на Севере
Группа советских бойцов, возвращаясь из рейда по тылам противника, наткнулась на немецкий разведывательный отряд.
Незамерзающее болото стало местом боя.
Каждая сторона знала: главное — доставить добытые сведения командованию. Но, чтобы эти сведения доставить, нужно было кому-то остаться живым.
Бой рассыпался на одиночные схватки. Дрались в воде. Когда бросали гранату, подымался фонтан грязи. На месте взрыва, сквозь разорванный мох, можно было провалиться, как в колодец.
Наши бойцы вели с собой «языка». Они оставили его в прикрытии за огромным валуном, круглым, будто искусственно обточенном.
Немцы обнаружили пленного и направили сюда весь пулеметный огонь. Они решили убить «языка» во что бы то ни стало.
Пули, стуча о камни, отлетали расплющенными. И вот одной такой пулей пленный был убит.
Бойцы прошли за «языком» немало километров. Шли по преющим болотам, карабкались по скалам из розового гранита, шагали по тундре, заросшей жесткими низкорослыми деревьями, переправлялись через порожистые незамерзающие реки.
А теперь этот «язык» никуда не годился.
Немецкий отряд удалось притиснуть к трясине, покрытой тонкой пленкой хрупкого льда. Дальше была река.
Бой достиг последней степени ожесточения.