Сколько на свете разных бабочек, не похожих одна на другую?
Люди стали считать: сто... двести... тысяча... девяносто тысяч... нет, не бабочек, а одних только разновидностей, видов, как их называют учёные. Даже, наверно, больше!.. Они летают, где захотят, — в лесу, на опушке, в поле, в городе, где возле каменных зданий растут зелёные деревца и цветут на клумбах цветы. Когда бабочка устанет, она опустится отдохнуть на травинку или на дерево. Или на цветок, если захочет сладкого сока.
Больше всего бабочек живёт на юге, в тропических жарких странах. Огромные и совсем крохотные, одноцветные и переливающиеся яркими красками, с самыми причудливыми узорами на крыльях, они там порхают почти круглый год. Это и понятно: ведь в жарких странах не бывает холодной зимы и там очень много больших душистых цветов.
Бабочки любят тепло и цветы, им там хорошо.
А на Севере?
А на Севере вьюги, снег, мороз. Сюда лишь ненадолго приходит лето. Разве могут они здесь жить — маленькие, совсем нежные. Сперва учёные думали, что нет их на Севере, а потом узнали: есть!
Вот она, эта бабочка, перламутровка полярная. Она живёт и летает даже за Полярным кругом.
Один мальчик, который живёт тоже за Полярным кругом в новом городе Мирном, написал мне в письме:
«Я наших бабочек егцё больше люблю, чем южных. Потому что им холодно, а они всё равно от нас не улетают!»
Самых маленьких бабочек называют мотыльками. Самый маленький мотылёк здесь нарисован, не проглядите его.
Самая большая бабочка живёт в Южной Америке и называется «южноамериканская ночница-агриппина». Если эту бабочку нарисовать в полный рост, книжной страницы не хватит.
Дневные бабочки летают днём. Ночные и вечерние — ночью и вечером.
Дневные — обычно ярко окрашены, а ночные — обычно серенькие или рыжие, совсем не такие нарядные. Ведь ночью, когда им время летать, их всё равно не видно.
Если вы заметите бабочку, которая села на ветку или на цветок и сложила крылышки вместе, будто такой тонкий листик, знайте — это дневная бабочка. Она сейчас спит, отдыхает.
А ночные крыльев не складывают или складывают совсем по другому: домиком.
Сможете теперь отличить: где ночные, а где дневные?
Прислушайтесь, какие у них необычные имена: махаон, аполлон, крушннница, адмирал... И такие: сатурния, аврора...
Названия-имена, конечно, придумали люди. Но неужели кому-нибудь безобразному можно дать такое красивое имя?
Есть люди, которые называют себя охотниками за бабочками. Это коллекционеры, они собирают коллекции, чтобы их изучать. Один такой «охотник» научился до того незаметно и ловко подкрадываться к бабочкам, что те ничего не подозревали, пока не оказывались в его сачке В коллекции этого человека были тысячи бабочек, и все они были там как живые.
В поисках редких бабочек коллекционер объездил полмира. Он охотился за ними в Европе, побывал в Африке, плавал через океан в Южную Америку, где, по слухам, жила красавица Морфо Евгения. Говорили, что это самая красивая бабочка на свете. Крылья её светло-голубого, почти серебристого цвета, переливаются на солнце так, будто они в самом деле изготовлены из тончайшего серебра и молочно-блестящего перламутра. Даже в самых знаменитых музеях мира таких бабочек было раз, два — и обчёлся. А некоторые учёные вообще не верили в то, что они существуют.
Вот почему этому человеку непременно хотелось поймать редкую бабочку. Но как он ни старался, Морфо Евгения не попадалась ему.
Охота за бабочками в тропических джунглях — не такое простое и безопасное дело. Однажды на яркий свет его лампы вместо долгожданных бабочек слетелись полчища крылатых муравьёв, от которых ему пришлось отбиваться метлой. В другой раз он едва не погиб от ядовитой змеи.
Он придумывал всё новые и новые приманки, например-банановый сок и вино, на запах которых слетаются бабочки. А отведав приятного лакомства, они как пьяные падают в траву — остаётся лишь подбирать их пинцетом. Однако загадочная Морфо Евгения так и не прилетела ни разу...
Но вот однажды, проснувшись раньше обычного, он вышел из дома. Он думал отправиться на охоту за дичью, а совсем не за бабочками. Ведь обычно дневные бабочки появляются, когда солнце уже высоко в небе. А в то утро оно ещё не успело подняться. И вдруг в раннем утреннем сумраке перед ним, словно молния, промелькнула голубая красавица Морфо — одна, за нею другая и третья... Солнце в тех краях встаёт быстро. Прошло каких-нибудь десять минут — и уже рассвело. И красавиц не стало. Но и этих минут учёному было достаточно, чтобы понять: Морфо летают лишь на заре, на рассвете! Тогда их и можно ловить. Уже на другое утро в его коллекции появилась прекрасная бабочка.
И вот что ещё интересно: из крыльев Морфо учёные пробовали извлекать голубую краску. Для этого их растворяли в специальном растворе, но раствор всё равно оставался бесцветным. Так вот оно что: эти крылья — голубые совсем не от краски! Чешуйки пыльцы, которые их покрывают, на самом деле прозрачны и ничем не окрашены. Но они как хрустальные стёклышки: ловят белый солнечный свет — лучи всех цветов, а выпускают наружу один лишь голубой. Вот почему крылья Морфо так волшебно переливаются, играют на солнце!
Когда-то мне очень нравились страшные сказки — лишь бы они хорошо кончались. А это была именно такая сказка. Наверно, поэтому я и запомнил её. В ней рассказывалось о том, как ужасный дракон похитил красавицу, дочь императора. И утащил к себе в чёрное подземелье, в пещеру, где всегда была ночь, и откуда ещё никто не сумел выбраться. К счастью для этой принцессы, она была добрым человеком и завею свою жизнь не обидела ни зверя, ни птицы, ни бабочки. С бабочками у неё были особые отношения...
Впрочем, не стану спешить, лучше расскажу обо всём по порядку, сначала.
Итак, принцесса жила в домике, построенном специально для неё в саду ее отца-императора. Стены домика были из тончайшего фарфора, как драгоценный сервиз, крыша напоминала островерхую шляпу колпак с загнутыми кверху краями. И весь домик, казалось, был легче чаинки — может быть, потому он так и назывался: чайный домик. А может быть, вовсе не поэтому, а совсем по другой причине: в саду возле домика росли прекрасные нежные цветы — чайные розы.
Каждый вечер они складывали, прикрывали свои лепестки, а каждое утро принцесса поливала чайные розы росой из серебряного кувшинчика, и они распускались ещё лучше вчерашнего А когда розы распускались, к ним отовсюду слетались бабочки — пестрые, яркие, огромные и крошечные, все с длинными тонкими усиками, которые чудесным образом за тысячу метров могут чувствовать запах даже самого незаметного маленького цветка!
И вот они прилетали и порхали над чайными розами — нежно-розовыми, почти прозрачными, каким бывает небо перед восходом солнца.
И вот опускались, каждая на свой цветок, распрямляли пружинки-соломинки и пили сладкий цветочный сок и росу с лепестков. А некоторые искусницы умудрялись даже выпивать свою порцию на лету, не присаживаясь на цветок.
Весь день порхали бабочки по саду и благодарили добрую принцессу — садились к ней прямо на платье, украшали причёску... Придворные и даже сам император не всегда могли угадать, что это у принцессы на голове — новый дорогой бант или живая бабочка?
Как только приходил вечер, розы складывали лепестки, а бабочки неслышно улетали из сада, словно таяли в наступающих сумерках.
Но одна бабочка никуда не улетала. Она всегда жила здесь, на большом тутовом дереве, среди густой листвы. И здесь откладывала яички. Сперва её гусеницы-личинки ползали по тёмно-зелёным тутовым листьям, с удовольствием их поедая — на завтрак, на обед и на ужин. А потом...
Что происходило с ними потом, вы тоже узнаете в своё время. Сейчас я спешу рассказать про другое — про то, что случилось с принцессой.
Однажды — это было, когда синий вечер стал таким синим, что трудно было уже отличить его от совсем чёрной ночи, — принцесса зажгла, как обычно, свечу у себя на столе в фарфоровом домике и прикрыла её прозрачной, тоненькой сеткой, чтобы бабочка — та самая, что никогда не улетала из сада, — не обожглась об огонь. Ведь известно, что бабочки принимают огонь за чудесный цветок, самый яркий на свете, который вечно цветёт и меняется прямо на глазах. И они летят на него, позабыв об опасности. А это иногда плохо кончается...
Так вот, однажды вечером, когда в саду никого не было, дракон влетел в открытое настежь окно, схватил и унёс принцессу. Но бабочка — та, что жила на тутовом дереве, — видела это и успела сунуть в руку принцессе что-то маленькое, какой-то продолговатый клубок с ниточкой-шелковинкой. А конец шелковинки привязала покрепче к ветке дерева. Дракон с принцессой летели, а тонкая ниточка разматывалась, всё разматывалась. И была такой прочной, что ни разу не оборвалась. По этой ниточке принцесса и нашла дорогу обратно домой, когда дракон унёс её в подземелье и оставил одну.
Вот обрадовался император-отец, который уже не чаял вновь увидеть любимую дочь! И с тех пор — ас тех пор прошло пять тысяч лет — повелел своим подданным специально сажать и выращивать тутовые деревья. И оказывать бабочкам, которые селятся на этих деревьях, всевозможные почести...
Эта бабочка называется тутовый шелкопряд, — заканчивалась история.
— Значит, бабочки вправду умеют прясть шёлк? Значит, это не такая уж сказка? — спросил меня один мальчик, которому я её рассказал.
Не знаю, жила ли на самом деле принцесса. И был ли такой дракон. Что же касается бабочки, то всё в этой сказке настоящая правда. Гусеница тутового шелкопряда, когда ей приходит пора превращаться в куколку, достаёт изо рта, из дырочки в нижней губе, длинную-предлинную паутинку-шелковинку и обматывается ею. Получается кокон, шёлковый домик-клубок, внутри которого живёт наша куколка. Постепенно она становится бабочкой. Дождь льёт, ветер свищет, снег летит, солнце печёт — куколке в коконе тепло и покойно, не холодно и не жарко. Наступит день — бабочка прогрызёт в коконе маленькую круглую дырочку и вылетит на свободу, на волю...
Жители Китая первыми научились разматывать коконы в шёлковую нить. А из нитей ткать шёлковую ткань — тонкую, прочную, лёгкую и гладкую, такую красивую, что не жаль платить за неё чистым золотом. Караваны верблюдов, гружённых тюками товаров, направлялись отсюда в самые дальние страны. Но и здесь только очень богатые люди могли покупать драгоценный шёлк, чтобы шить из него одежды.
«Из чего его делают — легкий, словно воздух, скользкий, как льющаяся вода?» — ломали голову иностранцы.
«О-о, это очень большой секрет!» — говорили заезжие купцы, которые, впрочем, и сами не знали секрета. Ведь купцы лишь покупали чудесную ткань да перепродавали другим, а изготовляли шёлк мастера.
Один древний римлянин думал-думал и написал в одной книге про тех, кто делает шёлк: «Они сидят под деревьями и ловят руками клочки тончайшего пуха, которые сносит с веток дождём...» Вот так додумался!..
Он написал эго очень давно, две тысячи лет назад. С того времени уже во многих странах люди научились разводить тутовых шелкопрядов, получать из их коконов нить, а из нити ткать шёлк.
Вот вам и «бесполезная» бабочка!..
Я рассказал вам про тутового шелкопряда, а бывает ещё дубовый: его гусеница питается листьями дуба. Из коконов дубового шелкопряда получают нить погрубее, потолще. Из неё делают ткань чесучу и прочный шёлк для парашютов.
А вот из коконов непарного шелкопряда ничего не получается. Зато прожорливые гусеницы непарного шелкопряда, если их разведётся очень уж много, могут объесть целый лес, погубить все деревья. Те, кто видел, рассказывают: «Птицы не поспевают клевать жирных гусениц, они расползаются в разные стороны, дальше и дальше. Ни листочка не остаётся на ветках, ни зеленой иголочки — голо и пусто. Мёртвый лес!..»
Нет, этого им позволить нельзя! Весь лес — это тоже красивое и нужное всем: людям, бабочкам, птицам, зверям...
Жил во Франции старый учёный Жан Анри Фабр. Больше всего на свете он любил наблюдать, как ведут себя насекомые — жуки, кузнечики, осы, пчёлы и бабочки. Однажды Фабр осторожно поймал и посадил под колпак из тонкой проволочной сетки большую ночную бабочку под названием «павлиний глаз». В ту ночь ему так и не пришлось заснуть: вскоре его комната наполнилась порханьем и шумом крыль ев! Десятки таких же бабочек спешили из дальнего леса к своей подруге и влетали в открытое окно. Откуда они узнали, где она находилась? Как отыскали дорогу? Вокруг — кромешная тьма, даже пальцев на вытянутой руке не разглядеть. Никаких звуков павлиний глаз издавать не умеет — вообще среди бабочек лишь немногие умеют еле слышно попискивать.
Значит, позвать на помощь, крикнуть пленница не могла. И всё же её друзья были здесь, прилетели за несколько километров!
Ветра на дворе не было, тишина, и учёному оставалось предположить, что бабочки находят дорогу друг к другу по запаху. А запахи они «нюхают» своими усиками.
«Верно, по запаху», — подтвердили впоследствии другие учёные. Но вот как они умудряются при помощи усиков так удизительно чувствовать запах, этого до сих пор никто объяснить не сумел. Ведь даже самая лучшая охотничья собака ничего не сможет почуять на таком расстоянии. А бабочка может.
Удивительные истории рассказывают про них — про то, как хрупкие бабочки совершают перелёты через горы и ледники, через целые страны Или вдруг сыплются дождём на корабельные палубы в море. Можно много рассказывать про то, как они живут, летают, дружат с цветами и друг с другом. Я расскажу ещё немного.
Вам, наверно, известно это слово — орнамент. По-иному сказать — узор, украшение. Деревянный узор, выпиленный из обыкновенной доски, украшает крыльцо и ставни избушки. А другой, из простого железа, — печную трубу на крыше. Дым из трубы, конечно, будет валить и без всяких украшений, но избушка сразу станет скучной, не интересной.
Орнаментами из мрамора и цветного стекла строители украшают подземные залы метро. Узоры вышивают вышивальщицы, ткут ткачи и ковровщицы, рисуют художники.
Но вот что оказывается: придумать новый, небывалый узор — не просто. Для этого нужно смотреть и видеть, нужно искать красивое повсюду — в лесу, где деревья и листья, в саду, где груши, яблоки и цветы, на лужайках, где кружатся бабочки. Никто их специально не разукрашивал, и чудесный узор на их крыльях, быть может, только для красоты. Но разве это ни для чего?.. Разве этого мало?..
Живут и летают...
} ЛЕСНАЯ ГРАМОТА
}
Есть люди — живут в больших городах. Есть — в деревнях. А Миша живёт не в деревне и не в городе, а на кордоне у дедушки, в избушке посреди леса.
Тут и перед окнами, и куда ни пойдёшь, ни глянешь — всё ёлки да сосны растут, да ещё иногда кривые берёзы, да малина по вырубкам, да молоденькие посадки, да огромные муравьиные кучи.
Есть ещё возле дома запруда, которую Миша с дедом каждую весну чинят и обновляют, чтобы не прорвало. Есть пруд, и в нём плавает большая водяная крыса — ондатра. А прячется она на берегу в норе.
Рыжие белки живут в лесу и пугливые серые зайцы. А волков совсем нет, но их и не надо. Если бы волки были, они могли бы таскать овец или кур или даже задрать телка.
Они бы выли зимой. И дедушка всё равно бы их застрелил. Ведь у него есть ружьё двустволка, которое очень метко стреляет.
Дедушка не просто живёт в лесу — он лесник. Он сторожит лес. А Миша ему помогает.
Одна девочка, которую Миша встретил на кордоне, засмеялась:
— Чего же лес сторожить? Он ведь без ног — никуда не убежит, не денется!
В том-то и дело, что деться может! Вдруг лесной пожар? Вдруг плохой человек с топором придёт? Вдруг заведётся вредная гусеница, жучок? Вот и прощай, лес!.. А чтобы этого не было, живет на кордоне лесник.
Лесная грамота
Я приехал на знакомый кордон. Устал с дороги, попил с лесником чаю и лёг спать.
А утром проснулся очень рано оттого, что где-то далеко грохотало и шумело.
Я подумал: это валят деревья — и вспомнил, что рассказал мне вчера лесник.