А может, это просто солнышко заглядывало в окошко и нагревало металл?
Когда деловой мужчина задумал было увезти все инструменты, сверхлюбезная до этого бабушка вдруг стала замкнутой и задумчивой.
— Нет, — твердо остановила его она, — часть инструментов понадобится моим сыновьям. В хозяйстве пригодится.
Мирьям понимала, что бабушка обманывает и себя и покупателя, — до инструментов ли непоседливому дяде Рууди или ее отцу, заведующему магазином, который вечно занят своими бумагами? Просто бабушке стало жалко умершего дедушку, и тут Мирьям за это прониклась благодарностью к бабушке.
Мирьям видела, как господин пузан медленно наклоняет голову, чтобы посмотреть на часы. При этом губы у него по-ослиному вытянулись и обвисли, веки настолько опустились, что Мирьям показалось: Ватикер засыпает.
— В субботу вечером жду вас к себе, — приветливым голосом повторила бабушка свое приглашение.
Ватикер поднял глаза, неожиданно резко кивнул — так, что затряслись щеки, и сунул свою золотую луковицу обратно в отвислый кармашек жилетки.
Бабушка схватила Мирьям за руку, и обе они — осанистая бабушка и старавшаяся выдержать осанку внучка — зашагали дальше по улице Ренибелла, в гору, где маячил ограждавший железную дорогу темно-красный забор.
Остановились они перед белой дверью на втором этаже деревянного дома. Бабушка нажала на белую кнопку. Ждать пришлось довольно долго. За оградой, скрывавшей железную дорогу, раздалось пыхтенье паровоза, и оконные стекла в коридоре враз задребезжали в такт колесам, затем донесся пронзительный гудок, и паровоз удалился.