Красные!
Мирьям чуточку даже разочаровалась. Самые обыкновенные люди. Взять хотя бы того же коренастого мужчину, который держал на коленях карту и что-то рассказывал сидящим.
Девочку никто не замечал.
Она вышла из-за сосенки, чтобы получше разглядеть этих «большевиков» и «красных». Но ничего удивительного не разглядела.
Мирьям вдосталь насмотрелась на ужинавших возле огня русских.
Подумала было уже повернуть назад, но тут один из солдат заметил ее. Мирьям сразу же прыгнула за сосенку, однако тот быстро подошел к ней и спросил по-русски:
— Что тебе надо?
«Неужели ты, русский, не знаешь, что я по-твоему ни словечка не понимаю и пришла сюда смотреть, а не разговаривать?»
— Как тебя зовут? — снова спросил мужчина.
Мирьям покачала головой и принялась высматривать вшей на одежде у русского, хотя, по правде сказать, она и не знала, какие из себя эти вши. Но ведь бабушка уверяла со знанием дела:
— Они же сплошь все вшивые!
Тогда Мирьям впервые взглянула солдату в лицо.
Молодой парень, нагнувшись, очутился совсем рядом с девочкой. Она видела его дружелюбные карие глаза и чуть улыбающийся рот с толстыми губами.
— Ну, понимаешь, я Петр, — солдат указал пальцем на себя, — а тебя как зовут? — он показал пальцем на Мирьям.
Мирьям сразу как-то не поняла.
— Петр, — медленно протянул солдат и снова ткнул себя между ребер, там, где находилось сердце.
— Пээтер? — удивилась Мирьям и тоже нерешительно ткнула своим пальчиком в грудь молодому солдату.
Мирьям стала смеяться. Завтра же она скажет капитану Пээтеру, что у него русское имя, или скажет, что среди красных тоже есть Пээтер.
Солдат теперь указывал пальцем на Мирьям, туда, где у нее билось сердце, и девочка догадалась представиться:
— Мирьям.
— Значит, Ира. — И русский тоже почему-то обрадовался. Он отцепил от гимнастерки маленький блестящий значок и протянул его девочке.
— Возьми, возьми, это Ленин, — сказал он, делая ударение на имени, оно и в самом деле запомнилось Мирьям.
Было оно ясное и простое.
— Ленин, — на всякий случай повторил солдат.
Мирьям сделала вежливый книксен и приняла маленький красный значок.
— А теперь ступай домой, — посоветовал солдат и показал рукой на Вышгород, где праздничные люстры в окнах уже потухли.
Мирьям зажала значок в ладони и бросилась прочь.
— До свидания! — крикнул ей вслед русский.
Она выбралась из сосняка на безлюдную дорогу и снова осмелилась запеть свою песенку, лишь немного переиначив слова:
Мирьям прыжками неслась навстречу ветру и поглядывала на громоздящиеся облака, которые, отсвечивая багрянцем, лавинами мчались со стороны Вышгорода к морю.
«И почему только эти взрослые боятся красных?» — удивлялась про себя Мирьям.
Вот так, вприскок, Мирьям дошла до домов, исполненная гордости, что хоть раз в жизни она оказалась смелее взрослых. А то все смеются над ней, стоит только заговорить о страшной черной змее.
«Кто же такой этот Ленин, которого носят на груди?» — томилась Мирьям в неведении.
Она решила, что обязательно спросит об этом отца, он обо всем понемногу знает.
Дверь открыла встревоженная мама.
— Где ты шлялась? — задала она свой извечный и обыденный вопрос, на который даже не стала ждать ответа.
Она сердито подтолкнула молчавшую дочку на кухню, где, понурив голову, сидел отец.
Мирьям уже совсем было открыла рот, чтобы спросить у отца о Ленине, но вдруг поняла, что для этого сейчас совсем не подходящее время. И тут же испугалась новой мысли, возникшей у нее в голове: представлялось вполне вероятным, что всякий, приколовший себе на грудь значок красных, так и будет считаться красным.
Мирьям собралась с духом, намереваясь сразу же внести во все ясность, но тут отец, сидевший с опущенной головой, вдруг произнес голосом, от которого стыла кровь:
— Вексель Эйпла опротестован…
24Мирьям сидела в углу комнаты на корточках, ощупывала в кармане значок с изображением Ленина и мучилась желанием задать свой вопрос. Но взрослые говорили о более важных вещах — о деньгах. И девочке пришлось выжидать.
Зеленый свет настольной лампы напомнил девочке давешнюю долгую зиму, когда она лежала больной, и Мирьям дотронулась тыльной стороной ладони до лба. В этот момент отец снова виновато повторил свои странные слова:
— Вексель Эйпла опротестован…
Мама стояла между дверью и печью, держа руку на ручке двери, и, как казалось Мирьям, готова была каждую секунду бежать из гнетущего покоя комнаты, тишину которой прорезали лишь вздохи маминой матери и отцовские шаги.
— Так, значит, остался без места? — спросила мамина мама.
— Можно считать, что так оно и есть, — с напускным безразличием ответил папа.
«Вот и конец счастью в нашей семье», — догадалась Мирьям, с трудом удерживая горечь, переходящую в слезы, — только сейчас загадочная фраза о векселе обрела для нее реальный образ.
— Неужто в самом деле у этих Эйплов нет состояния, чтобы погасить долг? — удивилась бабушка, постукивая ногтями по подлокотнику кресла.
Отец, словно школьник, остановился перед сидевшими в креслах матерью и тещей и ответил:
— Почему нет. Дом, магазин и еще кое-что…
— В чем же тогда дело? — теперь удивлялась уже теща.
Возле двери раздался вздох — мама наперед знала, что ответит муж.
— Все имущество записано на госпожу Эйпл, а у нее оформлен официальный развод с мужем.
— Так ведь они живут вместе! — резко вставила бабушка.
— Перед законом это значения не имеет, — коротко бросил папа.
Он стал снова нервно прохаживаться по тесной комнатке перед матерью и тещей, и Мирьям увидела в желтом круге света, падавшего сверху на пол, насколько поношены его полуботинки. Такие же убогие, как и ее собственные туфельки, те самые, которых должно было хватить на все летние и осенние воскресенья. Зато у бабушки поблескивали на ногах совершенно новые туфли, с лаковыми украшениями, туфли эти она носила даже в обычные будние вечера и заботы не знала. Да и маминой матери не нужно бояться зимы — ее коричневые туфли с пряжками еще не скоро начнут промокать. Что же до чулок, то тут, конечно, мамина мама оставалась в проигрыше — ее простые чулки не могли тягаться с теми, что на папиной маме, которые были из серого шелка.
«Все-таки бабушка — самая видная хозяйка», — решила про себя Мирьям.
— Опять моя дочка должна страдать из-за вашего сына! — шипела мамина мама, не оборачиваясь к бабушке.
«Начинается!» — с болью подумала Мирьям и сжалась в углу, сделалась совсем маленькой.
Отец отошел с середины комнаты к стене и, прислонившись к книжному шкафу, сунул в рот сигарету.
— Если бы у вашей дочери было что за душой, мы не сидели бы тут и не рассуждали.
— Моя дочь родила вашему сыну двух детей! — с гордостью заявила мамина мама.
Мирьям оторопела — такое нечасто случалось, чтобы их с Лоори втягивали в перебранку.
— Это любая баба может, — презрительно бросила бабушка.
Мама нажала на дверную ручку, но уйти не ушла.
— Ты чего здесь? — отец заметил съежившуюся в углу дочку.
— Я играю, — притворно веселым голосом ответила Мирьям и в подтверждение своих слов попыталась промурлыкать на свой склад Рийнину песенку.
— Не трогай ребенка, чего она понимает, — сказала бабушка отцу и махнула рукой в сторону Мирьям.
Девочка осталась в комнате.
— Моя дочь стала жертвой пьяницы, — подлила в огонь масла мамина мама.
— С такой женой и не хочешь, да запьешь, — повторила бабушка свою извечную присказку.
Мама распахнула дверь и быстро вышла на кухню.
— Оставьте вы наконец, — крикнул папа, — поговорим лучше о векселе!
В эту минуту Мирьям ненавидела отца, который так и не заступился за маму.
— Ну, ладно, — пробурчала бабушка. — Какая там сумма?
— Тысяча крон, — прозвучал ответ.
— Да-аа… — протянула мамина мама и покачала головой.
— Собрать бы хоть как-то по частям, потом бы устроилось, — отец искал какого-то выхода.
— Ну, на меня особо рассчитывать нечего, — сказала мамина мама и поджала губы.
«Собрать!» Мирьям обрадовалась такому отцовскому предложению, оно толкнуло ее на грандиозную мысль: копилка! За время «обеспеченной жизни» там кое-что скопилось. Теперь Мирьям отдаст свою долю отцу!
Мирьям бросилась в спальню, достала из тайника копилку и с облегченным сердцем великодушного человека принялась насвистывать. Что из того, что ей придется отодвинуть мечту о велосипеде, — вместо него можно свободно обойтись обручем с кадушки, кати себе!..
Котенок Нурр, выросший уже в большого кота, вроде бы тоже одобрял хозяйкину жертву — неспроста же он терся у ног и мурлыкал!
В торжественном настроении Мирьям уселась на краешек кровати возле ночника и по складам внимательно прочла все поучительные надписи, которые имелись на копилке, надеясь отыскать там одобрение своему намерению. Под изображением богатого хутора и сытых коней она прочла: «Прилежно кроны собирай — будет в доме каравай».
Мирьям хотела найти что-нибудь о векселе и повернула копилку другим боком.
Тут на пеньке сидел, понурив голову, изможденный старик, — седая борода чуть не до земли и палка с сумой рядом, а внизу надпись: «Кто не копит с малых лет — от заботы будет сед».
Слова эти не вязались с тем чувством удовлетворения, которое охватило девочку, и она решила, что в душе сама похвалит себя — так, чтобы никто не услышал, потихоньку.
Придя к такому решению, Мирьям открыла витым ключиком боковой замок у копилки.
Желтые и белые монетки едва уместились на маленькой девочкиной ладошке.
Гордая собой, Мирьям вытянула руку вперед и пошла передавать свое богатство.
Еще в дверях она крикнула:
— А у меня что есть!
Ее и не заметили.
Это не огорчило девочку, она со звоном опустила пригоршню центов прямо на пол перед черными туфлями и коричневыми ботинками, так, чтобы все увидели.
Теперь в комнате и на самом деле стало тихо.
Даже показавшаяся в дверях Лоори — и та удивленно посмотрела на сестренку, но мама снова попятилась в кухню, будто про нее опять сказали плохое.
У маминой мамы вдруг задрожали руки, и она полезла за носовым платком.
Бабушка смотрела сверху вниз и постукивала ногтями по подлокотнику.
Отец опустился на корточки рядом с дочкой, собрал монетки в ладонь, осторожно положил их возле зеленой настольной лампы и неровным голосом произнес:
— Спасибо, ты добрый ребенок, твои деньги — большая мне помощь.
От радости Мирьям показала Лоори язык. Та усмехнулась.
В наступившей тишине Мирьям стояла посреди комнаты героиней и думала, что уж теперь-то у отца обязательно найдется для нее немного времени и она сможет задать вопрос, который так и вертится на языке.
— Папа, кто такой Ленин?
— Русский.
— А еще?
— Вождь красных, — ответил смущенный отец.
— А кто он еще? — требовала Мирьям, которую не удовлетворял столь краткий ответ.
— Он философ, ну, мыслитель, — пытался объяснить отец.
— Где ты подобрала это имя? — наконец пришла в себя бабушка.
— Ну и времена пошли! — Мамина мама на этот раз была вроде бы согласна с бабушкиным негодованием.
Мирьям чуточку обиделась, но виду не подала.
— А Ленин живой? — спросила девочка и почему-то страшно испугалась, что ей ответят «нет».
— Нет, — ответил отец.
— А он что, такой же мертвый, как дедушка? — не хотела верить Мирьям.
На этот раз произнесли слово «да», которое уже успело потерять для Мирьям свое обаяние.
— Тогда он должен быть хорошим человеком, — решила Мирьям, — потому что все хорошие люди умирают очень рано…
— Слушай, Арнольд, растолкуй ребенку, чтобы он выкинул из головы эти глупости. — Бабушка уже не могла сдержаться.
— И совсем это не глупость. — Мирьям тоже рассердилась и положила круглый значок на ладонь. — У меня даже его картинка есть!
Бабушка выхватила у внучки значок с изображением Ленина и прикрикнула:
— Сейчас же признавайся, откуда ты взяла.
«Ну, теперь я влипла со своими разговорами», — в отчаянии подумала Мирьям, но быстро собралась с духом и звонко ответила:
— Нашла.
Бабушка поверила. Она поднялась, потянулась — от долгого сидения затекла спина — и небрежным движением выбросила значок в открытое окно.
У Мирьям дух перехватило, ведь ее всегда учили, что дареные вещи следует беречь.
Выброшенный значок означал, что разговор окончен, и интерес взрослых к Мирьям пропал.
Девочка снова забилась в темный угол, с необъяснимым щемящим чувством, и безмолвно глотала солоноватые слезы, которые невольно подступили к горлу.
— Ох ты горе горемычное! — Мамина мама вернулась к прежнему разговору.
— Да уж, хорошенькая история, и какой же ты все- таки дурак, что подписался на векселе за первого поручителя! — возмущалась бабушка. — Нет, мало тебя еще жизнь учила!
«Опять взялись… — вздохнула Мирьям и украдкой вытерла слезы. — Лучше бы и они дали отцу сколько-нибудь!»
— Снова теперь из-за вас ночей не спи! — ворчала мамина мама.
«И почему это ей ночей не спать? — удивилась Мирьям. — Ведь это совсем не ее горе, это папино и мамино горе, и мое с Лоори тоже. Это наше семейное горе…» — думала Мирьям, глядя с досадой и неприязнью на бабушек, которые развалились в креслах.
— Ох, если бы ты женился в свое время на Диане Круньт, не было бы ни заботушки об этом пустячном векселе, ни тебе чего другого, — уставившись на сына, с упреком сказала бабушка.
«В жены отцу Диану Круньт?.. А мама? — На мгновение в голове у Мирьям все перемешалось, чтобы уже в следующую секунду выстроиться в ужасное подозрение: — Если бы у отца была Диана Круньт, то как же тогда мы с Лоори?..»
Мирьям поднялась на ноги, уставилась во все глаза на бабушку — как она смеет?
С этого вечера Мирьям стала ненавидеть Диану Круньт, хотя, по совести, та ничего плохого ей никогда не сделала.
25Ветер в то утро гонял по мерзлой земле редкие листья.
Бабушка оделила внучку срезками обоев, оставшимися после ремонта комнаты, в которой жил Латикас, и Мирьям, обмотав себя лентами так, чтобы сзади развевались длинные бумажные хвосты, наперегонки с ветром носилась по двору.
Остановившись на секунду посреди двора, Мирьям заметила Рийну Пилль, которая топталась за забором и с нескрываемой завистью смотрела на роскошное шуршащее одеяние Мирьям. Той стало жаль Рийны, которая ничего, кроме однообразной игры в куклы, не знала, и она оторвала у себя пригоршню перепутанных срезков.
Подняв высоко над головой предназначенные для Рийны бумажные полоски, Мирьям приблизилась к забору.
— А больше не будешь ябедой? — потребовала Мирьям.
Рийна, не отрывая глаз от развевающихся лент, благоговейно ответила:
— Не-ет…
Тогда Мирьям забралась на забор и закинула на соседский двор предназначенные для Рийны ленточки.
Возбужденная от радости Рийна тут же обмоталась бумажными полосками и бросилась бежать вокруг кустов сирени.
На душе у Мирьям потеплело, и она пустилась своей дорогой дальше, продолжая носиться по серому стылому двору.
— Рийна! Рийна! — услышала Мирьям голос госпожи Пилль.
Мирьям подбежала к забору, чтобы посмотреть.
Рийна тоже остановилась и нехотя подошла к окну, из которого свесилась ее мать.
— Не бегай так, вспотеешь, ветром прохватит и простудишься, — внушала она дочери.
Рийна, накручивая на палец бумажную полоску, виновато уставилась в землю.
Мирьям отошла от забора, теперь она уже презирала Рийну за то, что та не убежала от матери.
Перед обедом, когда у Мирьям выдалась минутка и она заскочила домой, то застала у себя бабушку, которая нетерпеливо стояла в передней, повесив ридикюль на руку. Отец тут же чистил щеткой пиджак и, как можно было предположить, собирался вместе с бабушкой в город.