— А вот так, дорогой. Есть сиюминутная выгода и сиюминутные интересы, и есть работа с перспективой. Если мы еще месяц план не закроем, от этого ничего не изменится. — Затем чеканит по слову — И если я поконтачу на этот предмет с руководящими товарищами… из комбината… то, может, и срежут нам его хорошенько. И тогда укрупним и рванем, понял?
— А-а, — наивно протягивает тот.
— Но ты жди моей команды и пока не перебрасывай бригаду Еремчикова никуда. Сегодня сюда, на семинар, должен подъехать Геннадий Михайлович, так что я с ним потолкую на этот счет… А потом и решим. Завтра прямо с утра позвоню, понял?
— Понял, — безотрадно вздыхает главный инженер.
— Вот и действуй как полагается, — напутствует его на прощание Дробанюк.
Повесив трубку, он тяжело переводит дух. Главное сделано, теперь можно и прикорнуть, время еще есть. Дробанюк вприпрыжку поднимается к себе на второй этаж и тихонько входит в комнату, чтобы не разбудить соседа, если тот дрыхнет. Но Поликарпов не спит, он, по своему обыкновению, читает книгу.
— Ну, ты звонил своим? — спрашивает его Дробанюк, ложась в постель.
— Сегодня — нет, — отвечает тот.
— А я только что звонил.
— Ты что-то частенько этим увлекаешься, — усмехается Поликарпов. — А хвалился, что и не подойдешь к телефону.
— Не-е, то я по личным вопросам все наяривал, — вспоминая диалоги с Кармен, улыбается Дробанюк. — А насчет работы всего пару раз. Да и еще придется брякнуть раз-другой. Развинтились мои там, понимаешь. Такая у меня кадра, такая!.. — с одному ему известным намеком произносит он. — Семинар придется устроить по возвращении. Срочный притом. Дело не терпит, понимаешь… — И он откидывается на подушку. — Скорей бы уж этот кончился. Уж очень неважно он организован, ты прав… А у меня все будет продуманно… До деталей…
Дробанюк закрывает глаза и мечтательно продолжает:
— Состав участников подберем как следует… Местечко подходящее подыщем… Программу занятий тщательно продумаем… Необходимые принадлежности для этого захватим…
Он потихоньку начинает посапывать и вскоре засыпает. Ему снится, что он звонит главбуху и просит его срочно разыскать Кармен. Тот убегает в галантерейный магазин напротив, но там ее нет. В техотделе тоже никто не знает, где она. И только тогда главбух спохватывается: «Простите, Константин Павлович, забыл! Старость — не радость, — причитает он. — Кармен на семинар уехала!». «Да? — все еще со строгостью в голосе произносит Дробанюк. — А на какой, интересно?» «По личным вопросам», — объясняет главбух. «Ну, тогда другое дело, — говорит Дробанюк. — Если по личным, то можно…»
СВИДЕТЕЛЬ ИВАНОВ
акой ты волосатый, Дробанюк! Какой ты жирный! — лениво приговаривает Кармен, то ероша густую растительность на груди у Дробанюка, то пытаясь оттянуть на его бугристо-плотном животе складку.
— М-м! — словно кот, мурлычет Дробанюк.
Они устроились на зеленом пригорке у реки, в тихом, уединенном месте. Дробанюк лежит на спине, широко разбросав руки и ноги, глаза его прикрыты солнцезащитными очками. Кармен сидит рядом, в своем потрясающем купальнике итальянского производства, состоящем из настолько узких полосок, что они едва прикрывают соответствующие места.
— И ноги у тебя кривые! — продолжает Кармен.
Ей скучно, и она пытается хоть как-то развлечься.
— Дробанюк, проснись, не то я брошу тебя, — предупреждает Кармен, капризно надувая губки. — Пойдем купаться, что ли?
Дробанюк нехотя поднимается и, сняв очки, протирает вспотевшую переносицу.
— Во как печет!
— Пойдем окунемся! — тянет его за руку Кармен.
— С тобой — хоть в прорубь! — шутит он.
— Какой ты неумный, Дробанюк! — не нравится это Кармен. — Ты даже мой купальник не оценил как следует…
— Ну что ты, Инночка! — успокаивает ее Дробанюк. — Такого купальника нет ни у кого! Даже в Италии!
— Ты думаешь? — с наивной недоверчивостью спрашивает она, косясь на свой бюстгальтер.
— Убежден! Это разовый экземпляр, не иначе.
— Как это?
— Ну, в единственном числе, — объясняет Дробанюк. — чтобы ни у кого больше не было.
— Ой, неужели?! — с восхищением восклицает Кармен.
— Фирма знает, что делает, — с видом большого знатока втолковывает ей Дробанюк. — Зачем лишняя конкуренция?
Кармен тут же надевает свои очки с громадными стеклами-блюдцами и, поднявшись во весь рост, становится в эффектную позу манекенщицы, демонстрирующей пляжные наряды.
— А теперь как я выгляжу?
Дробанюк снимает свои очки и, прищурившись, оценивающе смеряет Кармен сверху донизу взглядом. Затем ошеломленно качает головой, причмокивая.
— Ну? — требовательно спрашивает Кармен. — Почему ты ничего не говоришь?
— Нет слов, Инночка! — наконец с чувством выдыхает тот. — Софи Лорен в своем первом кинофильме!
— Ой, завал! — расплывается та в довольной улыбке. — Ты так считаешь?
— Так все считают! — с пафосом восклицает Дробанюк. — Даже те, кто тебя вообще не видел.
— Как это? — недоуменно частит своими крылами-ресницами Кармен.
— Ну, кто в этом купальнике тебя не видел. И в этих очках вместе с купальником.
— А-а, — принимает эту версию та. Затем, надув губки, к чему она охотно прибегает, Кармен недовольно произносит — Ну почему здесь никого нет, Дробанюк?
— Ты что имеешь в виду, солнышко?
— Почему здесь не пляж? — говорит Кармен. — Мне так хочется кого-нибудь затмить.
«Не хватало еще только пляжа… — ежится от одной мысли об этом Дробанюк. — Чтобы, кроме купальника, и меня оценили…»
— Тебе недостаточно солнца? — спрашивает он, загадочно улыбаясь.
— Как это? — следует традиционный вопрос.
— Ты ведь затмила и солнце.
— Ой, ты какой хитрый, Дробанюк, — грозит ему пальчиком Кармен. — Ну, тогда давай хоть немного пройдемся.
«Солнца ей, конечно, недостаточно, — кряхтя, поднимается Дробанюк. — Оно ведь без глаз и не скажет „Завал!“» Пройтись по берегу у него особого желания нет — мало ли на кого натолкнуться можно! А с другой стороны, и опасаться вроде бы нечего, место тут достаточно глухое, неподалеку лишь деревенька из нескольких десятков хат, до города считай с полсотни километров. Словом, удачно он выбрал местечко, недаром же приезжал сюда на разведку.
Дробанюк и Кармен, взявшись за руки, словно молодожены, идут вдоль реки. Берега здесь в густых зарослях, вокруг ни души. Даже возле виднеющихся за километр хат будто все вымерло, несмотря на субботний день.
Довольный этим, Дробанюк уже было собирается предложить Кармен вернуться, как вдруг со стороны речки раздается сильный всплеск.
— Эксплуататор! Капиталист! Отбивные тебе цеплять, что ли?!
— Ой, кто это?! — испуганно вскрикивает Кармен.
— Спокойно, — привлекает ее за плечи Дробанюк и, выгибая грудь колесом, как бы защищает этим от возможной опасности. — Пока я с тобой, тебе ничего не грозит.
Но Кармен вдруг, отметая представление о ней, как о представительнице слабого пола, стряхивает с плеча его руку и смело устремляется туда, где за лозняком раздались гневные слова в адрес классовых врагов. Дробанюку ничего не остается, как засеменить следом. Из осторожности он то и дело оглядывается: не с женой ведь приехал позагорать, а с собственной секретаршей.
За лозняком, густо облепившим небольшую бухточку, на клочке песчаного бережка под обрывом сидит рыболов— живописный старикашка в смешном берете, из-под которого торчат завитушки седых волос.
Не обращая внимания на спустившуюся к нему Кармен, он продолжает кого-то отчитывать последними словами.
— Поджигатель ты мирового пожара! — с сердцем восклицает старикан, накручивая леску на одной из удочек, которых возле него несколько. — Агент ЦРУ ты!
«Газеты, наверное, любит читать, — делает вывод Дробанюк. — Вот и нахватался…»
— Дедушка, что вы здесь делаете? — уставляется на него очками-блюдцами Кармен.
— Отойдите, дама! — не глядя на нее, отмахивается старикан. — Тут дело сурьезное, воспитательный час…
— Как это? — в своей обычной манере интересуется та.
— А чтоб знал, с кем имеет дело, — объясняет старикан. — Милитарист разнузданный! Он ишо будет водить меня за нос!
— Кого вы так, дедушка? — настойчиво допытывается Кармен.
— Кого ж? — хмыкает тот. — Этого рыцаря плаща и кинжала!
— Дедушка, очевидно, имеет в виду какого-нибудь окуня? — с иронией подсказывает Дробанюк.
Услышав мужской голос, старикан наконец-то удосуживается обернуться. Выцветшими белесыми глазенками он оглядывает сначала Дробанюка, потом Кармен, причем ту значительно дольше. «Купальник оценивает», — усмехается про себя Дробанюк, который наблюдает за происходящим стоя над обрывом.
— Ой, правда, окуня? — манерно всплескивает ладошками Кармен.
— Неправда! — сухо отвечает старикан. — Буду я из-за каких-то марионеток голову морочить!
— Китов, значит, ловим? — поддевает его Дробанюк.
— Чего — китов?
— А кого ж тогда? Акулу империализма?
— Во-во! — клюет на знакомую терминологию рыболов. — Почти… — Голос его сразу же теплеет — оттого, наверное, что Дробанюк в его вкусе высказался. — Сома ловлю!
— Бро-ось, дедушка, — подзадоривает его Дробанюк. — Откуда тут может взяться сом?
— Как откудова? — не соглашается старикан. — Вот тут и сидит, гангстер, в этом омуте! И ишо как сидит, проклятущий!
— Поймайте его! — просит Кармен. — Хочу посмотреть на сома.
«Это ты хочешь сому себя показать», — сердито думает Дробанюк, опасаясь, как бы из-за ее капризов они не застряли возле этого колоритного старикана.
— Как же — посмотришь на него, дочка, — с сожалением качает головой рыболов. — Ежели он как апологет звездных войн! Сожрал приманку да ишо и хвостом досвиданьице показал, слуга монополий.
И вдруг старикан, поднявшись, уставляется взглядом куда-то на середину реки.
— Неужели клюет? — взвизгивает Кармен и снимает очки, чтобы получше всмотреться туда.
— Сейчас клюнет, — с разочарованием в голосе произносит старикан.
— Ой, завал! — чуть ли не подпрыгивает от радости Кармен. — Это так интересно!
— Ишо как клюнет! — мрачно продолжает тот. — Жареный петушок только!
— Как это? — округляются глазищи у Кармен до такой степени, что становятся похожими по размерам на очки.
Дробанюк тоже с любопытством смотрит на речку, но ничего особого не видит, кроме небольшой радужной пленки. Но вот эта пленка все больше расширяется, и становится ясно, что это пустили какой-то краситель. «Вот и покупались!» — разочарованно думает Дробанюк.
— Что это там? — жеманно тянется вперед и Кармен, заметившая пленку.
— Опять хана рыбе! — в сердцах сплевывает старикан.
— Что это, Дробанюк? — обиженно спрашивает Кармен. Видимо, ее уязвила неучтивость рыбака, не оценившего ее интереса.
— Новая река прокладывает себе русло. Мазутная, кажется, — мрачно острит Дробанюк. Ему так хотелось искупаться, день-то жаркий какой.
— В третий раз ужо, — отзывается старикан, все еще не сводя глаз с реки. — Все это с кожевенного завода запускают.
— Безобразие! — качает головой Дробанюк.
— Зато как красиво! — возражает Кармен. Голос ее звучит обиженно.
Безутешно махнув рукой, рыболов вытаскивает папиросу и закуривает. Затем обращается к Дробанюку:
— Как ты думаешь, мил человек, а что, если я сигнальчик от группы товарищей шарахну куда следовает? Вот про это безобразие, — кивает он на реку. — Это ж все равно как враждебные происки…
— От группы товарищей? — удивляется тот.
— Так дело ж неотложное, — объясняет старикан. — Пока есть шанс изловить этих сапожников с поличным.
— Да при чем тут от группы товарищей, папаша?
— А как же? — в свою очередь удивлен этим непониманием тот. — Для ускорения. Ежели ты в одиночестве подпись учинил, то — пока раскачаются, а ежели от группы товарищей — бегом бегут, аж спотыкаются!
— Ну, если так… — соглашается Дробанюк.
— Проверено, — гордо говорит старикан. — Я этаким макаром благоустройство в наших Кленцах обеспечил. А то, понимаете, один несолидные заверения… Вот и нынче киномеханик Пинька по вопросу киноустановки обратился: «Выручи, — говорит, — дед Кузьма, непробиваемость имеется. Пробовал, — говорит, — всеми возможными средствами — не помогает. Так ты, значит, черкни от имени группы товарищей. Сам бы просигнализировал, да неудобно — при исполнении…» Вот какой коленкор!.. Я, конечно, только по особо важным причинам, а так — не-е… Грозное оружие расчехлять требуется в решающие моменты!.. Был, значится, случай…
Старикан, судя по всему, собирается более детально развить эту жгучую тему, но перебивает Кармен.
— Мне скучно, Дробанюк, — хнычет она. — Пойдем поищем, где можно покупаться.
— Бывай, папаша! — уходя, бросает рыболову Дробанюк. — Лови акул империализма, больших и маленьких!
— Да вот, посижу еще маленько, может, уцепится-таки представитель оголтелой реакции, — снова наклоняется к своим снастям старикан. — Ежели, конечно, красота эта сойдет…
— Вдруг поймаете, зовите и нас! — уже из-за лозняка кричит ему Кармен.
Снова по-молодежному взявшись за руки, Дробанюк и Кармен идут по берегу, высматривая, где можно искупаться.
Радужная пленка становится постепенно все ярче и шире, вызывая восторги у Кармен своей необыкновенной красочной палитрой.
— Давай немного позагораем, мое итальянское солнышко, — предлагает Дробанюк. — А тем временем, может, и пленка сойдет…
— Между прочим, — с укором замечает Кармен, — очки у меня французские.
Они снова располагаются на травке, подставляя свои тела солнцу. Кармен долго улежать не может, ей снова скучно, и она теребит Дробанюка, посылая его посмотреть, не сошла ли радужная пленка. Того нестерпимо тянет в дрему, но ничего не поделаешь, и он, кряхтя, поднимается. Но радоваться по-прежнему нечему — пленка стала еще насыщенней, а кое-где ее уже прорезают грязно-бурые полосы. Тем не менее на выразительный взгляд Кармен Дробанюк отвечает бодрой улыбкой: мол, все почти в полном порядке!
— Скоро не только купаться — пить эту водичку можно будет, мое солнышко, — заверяет он.
— Как скоро? — довольно больно дергает за волосы на груди уже успевшего улечься Дробанюка Кармен.
— С полчасика еще… моя радость. Потерпи чуток… — морщится от боли тот.
— Терпеть вредно! — капризничает Кармен. — Какой ты плохой, Дробанюк!
Дробанюк переворачивается, укладываясь ничком, но Кармен все равно не дает ему покоя. Он проклинает сапожников с кожевенного завода, испортивших не только воду, но и настроение.
— Солнышко, — пытается он отвлечь Кармен от агрессивных поступков, — а что сейчас в Италии модно носить по воскресеньям?
Кармен изумленно застывает, и на лице ее отражается сложная работа мысли. В это время со стороны речки доносится дикий вопль, заставляющий Дробанюка подскочить как угорелого. Вслед за воплями раздаются какие-то невразумительные крики, и на пригорке неподалеку появляется старикан. Он без берета, седые волосы его взъерошены, а глаза горят сумасшедшим блеском.
— Т-там! — заикаясь, кричит он, показывая рукой на речку. — Т-там!
Дробанюк и Кармен бросаются к нему.
— Что такое, дедусь? Что случилось?
— Т-там!.. — твердит по-прежнему тот, трясясь, словно в лихорадке.
— Да что там, в конце концов?! — И Дробанюк, схватив его за плечи, с силой встряхивает, приводя в чувство. — Сом сорвался? Или акула империализма все-таки?..
— Ч-человек там! — лепечет старикан. — Ч-человек!
— Какой человек? Ты можешь толком сказать? — почти кричит на него Дробанюк, пытаясь добиться вразумительного ответа.
— У-утопший… Совсем, — обессиленно произносит наконец старикан. Ноги у него подкашиваются, и Дробанюк, поддерживая, опускает его на землю.
— Ой! — испуганно взвизгивает Кармен. — Я боюсь!
— Спокойно, может, ему померещилось, — подбадривает ее Дробанюк. — Сейчас разберемся… Какой человек, папаша? — приседает перед стариканом на корточки он. — Где утонул?