– Велел передать, чтобы вы не опаздывали! – пробасила Александра.
– Натощак?
– Не уточнял…
Вот оно, подумала Ангелина, ощущая, как сжимается сердце и желудок. Она чувствовала, что сегодня все решится – либо на коне, либо готовиться к встрече с потусторонним миром. Ноги утеряли силу, спина засутулилась, готовилась, как к смертному приговору.
– Все будет хорошо, – подбодрила Александра. – Утякин, он добрый!..
Нежная душа, покачала головой старуха. Видать, природа действительно заблудилась!.. А теперь выблудилась!..
Она зашагала по коридору неторопливо, по-военному уверенно, преодолев в себе страх, вернее, заглушив, сосущий внутри, волево. Ангелина в этот момент оборотилась в солдата, каким когда-то давным-давно жила, в те времена, которые она никогда не вспоминала.
Вошла в кабинет к Утякину с холодным, безразличным взглядом. Спина ее была пряма, как у двадцатилетней, будто чувствовала Геля своего «токаря» на плече.
Доктор смотрел на нее и радовался. У него не оставалось и тени сомнений.
– Восстанавливаться будем по такой программе, – начал он наставления, – три дня в клинике, три дня дома! Понятно?
В мозгу старухи после этой фразы отчетливо щелкнуло, и она заулыбалась во весь рот. Отпустила спину, зашмыгав носом от радости.
– Все понятно, – ответила.
– Строго соблюдать все мои рекомендации!
– Есть!
Утякин смотрел на нее и различал в своем организме некоторое чувство раздражения к лихой пациентке. Чересчур весела!.. Но доктор умел абстрагироваться от личности клиента, относясь к нему, как к работе, такой же, например, как если бы надо было яму выкопать. Чего злиться на мерзлый грунт, от этого копать легче не станет!..
Еще Утякину помогло воображение. Он представил это дурацкое «есть» в исполнении двадцатилетней девушки, например, его Светочки. В душе тотчас помягчало, словно на черствый хлеб водички полили. Доктор глубоко вздохнул и продолжил:
– Мясо не есть, спиртное не употреблять! Также исключить из рациона кофе, соленое и перченое, употреблять в пищу по возможности больше овощей и красной морской рыбы. Хорошо– сальмон! Норвежский лосось – в самый раз. Палтус содержит хорошие жиры, берегущие сосуды!.. Вы слушаете меня?
– Так точно!
Пришлось опять вспомнить о Светочке.
– Сейчас я осуществлю у вас забор материала. Идите в процедурную!
Старуха бодро прошла в комнату с белым кафелем и услышала в спину:
– Раздевайтесь.
– Снизу или сверху?
– Мне нужна ваша внутренняя сторона бедра.
Она какое-то время соображала, где это. Потом поняла, что обнажаться нужно снизу. Сделала это быстро и четко.
Утякин совершенно не разглядывал ее, кивком указал на гинекологическое кресло.
Бряцая инструментом, попросил Ангелину прикрыть интимное полотенцем за ненадобностью.
– Сейчас я вам сделаю обезболивающий укол.
Она прикрыла глаза, почти не почувствовав проникновения тонкой иглы в свою плоть. Через несколько минут внутренняя часть бедра онемела. Так, наверное, чувствует себя мороженая баранья нога! Ангелина лишь на мгновение приоткрыла глаза и, разглядев в руках Утякина новый шприц с длинной толстой иглой, предпочла зажмуриться.
– Я возьму у вас немного костного мозга, – предупредил доктор.
Она кивнула.
Утякин привычным движением вошел иглой под кожу внутренней стороны бедра, сделал физическое усилие и проколол надкостницу. Затем неторопливо принялся вытягивать мозговое вещество, заполняя тело шприца розовым.
Несмотря на анестезию, Лебеда испытывала принеприятнейшее ощущение, сравнимое с тем, как если бы скребли по стеклу алюминиевой вилкой, причем не по одному стеклу, а по десятку сразу. Было чувство, что Утякин высасывает из нее саму жизнь… Она даже на мгновение испугалась, что хитрый доктор не помочь ей собирался, а совсем наоборот, воспользоваться ею и отобрать жизненную сермягу для собственного пользования. Хотела было взбрыкнуть и даже сделала это, но Утякин уже стоял к тому времени к ней спиной, приговаривая негромко:
– Все, все!..
Он консервировал материал и коротко думал над тем, зачем старуха фигурно выбрила себе лобок?.. Потом вспомнил, что она – манекенщица. Надо думать, белье нижнее демонстрирует!.. Молодец!..
Утякин залепил место вторжения иглы пластырем.
– Одевайтесь!
Она ждала его, сидя в кресле с совершенно мрачным видом. Почему-то в голову пришло понятие – доктор Смерть.
Он вернулся, потирая одной бледной ладошкой о другую. Улыбнулся, будто смертнице.
– Неприятно было?
Она молчала.
– Это всегда так. Хоть и не болезненная, но неприятная процедура… Через пять минут все пройдет!..
Кивнула.
– Как будто вам пупок почесали, – неожиданно громко произнес Утякин. – Изнутри! – И засмеялся громко и мерзко, умудряясь при этом не открывать рта.
Точно, доктор Смерть, убедилась старуха.
А он все смеялся и смеялся, так что кончик носа покраснел и пенка в уголках рта образовалась.
Радоваться доктор прекратил так же неожиданно, как и начал. Через мгновение по обыкновению стал походить на белую парафиновую свечу, оборотился в растение, выросшее без солнечного света.
– Материал будет готовиться месяц, – сообщил Утякин.
– Стволовые клетки?
– Все-то вы знаете.
– Читала.
– Все, да не верно…
Он опять сидел к ней спиной – стукал по компьютерной клавиатуре.
– А сегодня что? – поинтересовалась Ангелина.
– Ступайте домой. Через три дня ко мне!
– Ага, – обрадовалась Лебеда и тотчас оказалась возле двери. – Пошла я.
– О том, что мы делаем, не распространяйтесь!
– Не дура!
– И исполняйте все предписания!
– До понедельника, – попрощалась Ангелина.
В первом попавшемся «Макдоналдсе» она поглотила Два двойных чизбургера, большую картошку, залитую кетчупом, на десерт вишневый пирожок и мороженое. Запила вольную пищу большой не диетической колой.
Старуха испытала истинное наслаждение от запретной еды, но, насытившись и ковыряясь во рту зубочисткой, она вдруг засовестилась своим неисполнением медицинского режима. Испугалась, что теперь не получится молодости. Хотела было все в туалете оставить, но, передумав, просто зашагала домой, неся в себе фастфудовскую грусть.
Но солнце сделало с настроением свое дело, улучшила его до качественно приемлемого, так что старуха Лебеда прибыла к месту своего проживания с легкой улыбкой на устах.
Она вставляла ключ в замочную скважину, приговаривая: «Дасиш фантастиш», когда чьи-то жесткие пальцы схватили ее со спины за горло металлической хваткой, сжав шею с такой силой, что Ангелина, теряя сознание, одно лишь успела помыслить: «Выследили за деньги… Не будет молодости!» Она отпустила себя во мрак кислородного голодания безо всякой борьбы и была внесена на руках в собственную квартиру незнакомым мужчиной.
Он обладал высоким ростом и худым телом. Хотя, скорее, это была не худоба, а сухость плоти. Таких мужчин называют сухопарыми, или жилистыми.
Он без труда поместил старуху на диван, впрочем, безо всяких церемоний, бросив ее тело на подушки, будто труп. После этого незнакомец некоторое время держался рукой за бок, видимо пережидая приступ боли.
Затем мужчина подошел к окну и долго вглядывался в пространство, что-то высматривая. Кивнув, он отошел от окна и рассмотрел комнату, не найдя в ее обстановке чего-либо нестандартного.
Глубоко втянув воздух ноздрями тонкого, с небольшой кривизной, носа, он сосредоточился на кислороде, на его молекулах, обнаруживая в них лишь запах старости и долго непроветриваемого помещения… Еще слегка пахло картофелем фри.
В это время на диване зашевелилась старуха. Она еще не пришла в сознание, но незнакомец быстро подпрыгнул к изголовью, склонился над подергивающимся лицом Ангелины, ожидая ее возвращения.
Еще не успев открыть глаз, старуха ухватилась руками за свои груди. Нащупав в них пачки с долларами, она расслабилась и хлопнула ненакрашенными ресницами.
Увидела перед собой незнакомое лицо, даже запах чужака учуяла, так близко от ее физиономии находилась вражеская башка. Пахло дорогой парфюмерной свежестью.
Старуха, напрягши в мгновение мышцы шеи, бросила вверх свою голову, стараясь угодить лбом в нос непрошеного гостя. Но тот без труда увернулся, а затем, в свою очередь, взял двумя пальцами Ангелину за трахею.
«Теперь точно, конец, – уверовала она. – Непонятно Только, за что, если бабки целы. Или не нашел их пока? С мертвого тела снимет!..»
– Не дергаться, старая сука! – приказал мужчина таким, но властным голосом.
Она захлопала в ответ глазами, выражая полное понимание обстоятельств, а вместе с тем согласие быть покорной, как молодая в первую брачную ночь. Сука так сука, о чем разговор!
– Зачем в меня стреляла? – спросил незнакомец, слегка ослабив на горле железную хватку. – Говори, дрянь!
* * *В воскресенье доктор Утякин встретился с человеком, похожим на немолодого верблюда. Крупные черты лица: мощный нос, глаза-маслины, большие мясистые губы… Длинные волосы, спадающие на крепкие плечи, обтянутые дорогой пиджачной материей, отличали человека от остальных посетителей. Такими красивыми волосами в этом месте не обладал никто. Встреча состоялась в клубе гостиницы «Националы) в полумраке шикарного декора, за небольшим столиком, подсвеченным откуда-то сбоку – для игры хрусталя, фарфора и столового серебра.
Принесли красного вина, немного фруагра и несколько подсушенного теплого кекса, нарезанного хлебными кусочками.
Официант разлил вино по фужерам и удалился.
До этого момента похожий на верблюда человек сохранял молчание, лишь издавал слегка чавкающие звуки, затягиваясь толстой пахучей сигарой. Иногда он аристократическим жестом, двумя скрещенными пальцами, убирал длинные черные с проседью волосы со лба, переводя пряди с висков за плечи.
Утякин не старался самостоятельно начать разговор, знал, что время диалога само наступит, лишь вожделенно поглядывал доктор на перстень с золотой ящеркой, украшающий руку визави.
– Что? Разговор начался.
– Нашел, – ответил Утякин.
– Уверены?
– В наше время на сто процентов ни в чем быть уверенным нельзя!
– А на сколько процентов уверены вы?
– На девяносто пять.
– Как с тем членом Политбюро?
– Нет-нет! – замотал головой Утякин. – Здесь все по-другому!
В этом месте разговора возникла продолжительная пауза. Собеседники утоляли жажду рубиновым вином, а голод – маленькими бутербродиками с паштетом из гусиной печени.
Мило улыбался навстречу гостям бессменный директор клуба Алик. Ему было за шестьдесят, и многие стеснялись звать его просто по имени, присоединив к нему почетное «дядя».
Человек с верблюжьим лицом слегка кивнул дяде Алику.
– И кто наш разыскиваемый?
– Некая Ангелина Лебеда.
Собеседник выпустил к потолку тонкую струйку сигарного дыма, пожал плечами, ничего не вспоминая, связанное с названным именем.
– Ей восемьдесят два. Она – мастер спорта международного класса по стрельбе из арбалета. Воевала и имеет три ордена Славы. В нашей стране это очень почетно. Особенно сейчас, когда ветеранов осталось слишком мало. Тем более женщин с такой биографией.
– Я тоже из этой страны, – напомнил собеседник.
Утякин постарался заглянуть сотрапезнику прямо в глаза, ему это удалось, а увидел он в них собственное отражение – человека, заглядывающего в чужие глаза.
– Во всяком случае, последние семьдесят лет я проживаю в России.
– Конечно, – подтвердил Утякин.
Далее собеседник доктора произвел странные манипуляции. Взяв бокал, он аккуратно вылил из него несколько капель в блюдечко для масла, отщипнул от кекса крошку с изюмом и замочил ее в терпком французском вине. Затем стянул с пальца перстень и, осторожно уложив его рядом с блюдечком, откинулся на мягкую спинку кресла.
Обычно бесцветные, глаза Утякина теперь горели вожделенным огнем крайнего любопытства.
Собственно говоря, было чего так жаждать.
Внезапно ящерка, казалось, намертво прикрепленная ювелирами к ониксу, вдруг ожила, приподняв головку. Она с необычайной живостью огляделась по сторонам, затем спрыгнула с камня и подбежала к блюдечку с едой. Взбежала на него передними лапками, еще раз обернулась, а затем принялась лакомиться замоченным в вине кексом.
Попировав, золотое пресмыкающееся залезло в блюдечко целиком, вывернуло голову и вопросительно глядела в глаза человека, похожего на верблюда.
Ей не пришлось ждать долго. Крепкая холеная рука, густо поросшая черным волосом, вновь взялась за ножку хрустального бокала и уже щедро отлила из него старого бордосского в глубокое блюдце.
Ящерка стремительно плавала от одного края импровизированного бессеинчика в другой. Ее золотое тельце посылало к потолку солнечные лучики, разбавляя рубиновый нектар драгоценным металлом. Она ныряла, пуская со дна крошечные пузырьки, взлетала над поверхностью игриво и грациозно и опять скрывалась в винной пенке.
Лицо Утякина аж раскраснелось от просматриваемого зрелища, или отблески играющего вина делали его щеки более живыми. Он будто вкушал зрелище, как пищу, но не гурманом в этом был, а ненасытным поглотителем.
Плавание ящерки продолжалось еще несколько минут, затем хозяин перстня постучал о край стола фисташкового цвета ногтем указательного пальца. Ящерка отреагировала на призыв, выбралась на край блюдечка, встряхнула золото чешуи, освобождаясь от винных капель, затем неторопливо пробежалась по краю стола, добралась до оникса, расположилась на камне и замерла ювелирным изделием.
Хозяин перстня привычным движением возвратил драгоценность на волосатый палец.
Утякин тяжело сглотнул.
– Ну-с!..
Диалог продолжился.
– Так вот, Чармен Демисович, – собирался доктор с мыслями. – Анализы поистине фантастичны! Невозможно ожидать ничего лучшего!
– Как у вас?
– И у вас…
– Чудо природы?
– Не думаю, что природа на такое способна! —»с уверенностью проговорил Утякин.
– Природа, может быть, и не способна, – уточнил Чармен Демисович, указывая пальцем в потолок, – но Он способен на все!
– Но почему именно эта старуха?
– А это не вы у меня, а я у вас должен спрашивать!
– Да, конечно! – согласился Утякин.
Прерывая серьезный разговор, к столу, широко улыбаясь, подобрался дядя Алик.
– Рад-рад, – приговаривал он, пожимая руку Чармена Демисовича двумя горячими ладонями. – Все ли в порядке?
– Все отлично, Алик, спасибо… Как сам? Дети?
Все знали, что у дяди Алика молодая жена-красавица и двое чудных детишек погодков. Сия нагрузка помогала Алику не стареть и держаться молодцом. Лишь одна страстишка мешала отличной жизни дяди Алика – игра в покер на интерес. Если день проходил без часовой тренировки, щеки Алика отвисали, как у старого добермана, угасало либидо, а желудок выказывал неудовольствие несварением.
В подвале клуба имелось небольшое казино, в котором Алику играть не разрешалось, но наблюдать за движением карт он мог беспрепятственно, что было равноценно просмотру стриптиза, после которого не следовало разрядки.
Сегодня щеки Алика смотрелись как после лифтинга, не дряблые, похожие на румяные яблочки.
– Шпилил? – поинтересовался Чармен Демисович.
Алик кивнул.
– Надо понимать – удачно?..
– Еще бутылочку за мой счет? – таким был ответ дяди Алика.
– Спасибо, дорогой, но мы с Михаилом Валериановичем и так переборщили… Да и возраст мой…
– Какие ваши годы? – картинно развел руками Алик. – Вам же и шестидесяти нет!
– Ну уж, ну уж!.. – слегка улыбнулся Чармен Демисович, раскуривая сигару.
Утякин все эти расшаркивания считал полной бессмыслицей. Ему казалось, что, просиживая время в ресторанах и клубах, попросту теряешь драгоценность жизни. Михаил Валерианович не выносил табачного дыма и вкуса алкоголя. Табак считал просто ядом, а от вина у него начиналось головокружение, как у юнца. Только ляжет в постель и закроет глаза – все плывет в голове, будто мозг превращается в карусель!.. Когда приходило время конца застолья и Чармену приносили счет, Утякин старался но заглядывать в него, зная, что за алкогольную отраву выставлена цена в несколько тысяч долларов. Как-то Чармен Демисович забыл кредитную карточку и расплачивался толстой пачкой американской валюты. У Михаила Валериановича чуть было ноги не отказали. На эти деньги можно было приобрести пусть и отечественный, но все же автомобиль.