В тот вечер, когда он получил чек от Фритос, Сифкиц заметил, что на фреске в подвале произошли изменения. Он устанавливал время на будильнике, как вдруг остановился и подошел к проекции (с банкой диетической Колы в одной руке и с надежными маленькими настольными часами фирмы Брукстоун в другой, овсяные печенья с изюмом были заботливо уложены в карман старой рубашки). Там что-то случилось, все было как всегда и все-таки что-то изменилось, но будь он проклят, еслы бы смог сказать сразу, что там было не так. Он закрыл глаза и сосчитал до десяти (обычно этот старый трюк прояснял ему мозги) затем снова резко раскрыл их, так широко, что стал походить на актера бурлеска, изображающего испуг. На этот раз он мгновенно увидел в чем было дело. Исчезла ярко-желтая похожая на маркизу форма над дверью в котельную и упаковка пивных банок. А цвет неба над деревьями стал более глубоким, более темно-красным. Солнце или зашло, или почти зашло. На дорогу в Херкимер опускалась ночь.
Ты должен остановить это, подумал Сифкиц, и потом сказал себе: "Завтра. Может быть завтра".
С этой мыслью он сел на велотренажер и поехал. В лесу, окружавшем его, он слышал крики птиц, устраивающихся для ночного отдыха.
V. Для начала сгодится и отвертка
В течении следующих пяти или шести дней, все то время, которое Сифкиц провел на велотренажере (и на своем трех-скоростном велике из детства) было прекрасно и ужасно одновременно. Оно было прекрасным, потому что он никогда не чувствовал себя лучше; для мужчины его возраста, его тело находилось на абсолютном пике своей формы и работало на максимальных оборотах, и он знал об этом. Он полагал, что существовали профессиональные атлеты, которые были в лучшей форме, чем он, но к тридцати восьми годам они уже подходили к концу своей карьеры и все те радости, которые были им доступны при такой форме непременно были бы омрачены осознанием этого. С другой стороны Сифкиц мог заниматься созданием рекламных шедевров еще лет сорок, если бы захотел. К черту, пятьдесят. Сменилось бы пять поколений игроков в футбол и четыре- в бейсбол, пока он спокойно стоял бы за своим мольбертом, рисуя обложки для книг, рекламу товаров для автомобилей и пять новых лого для Пепси-Колы.
За исключением того, что…
За исключением того, что люди, попадавшие в истории подобного рода так не заканчивали, не правда ли? Да и он сам не верил, что все закончится для него именно так.
С каждой новой поездкой на велотренажере, чувство, что его преследуют усиливалось, особенно после того, как он снял последнюю карту штата Нью-Йорк и повесил новую — карту Канады. При помощи синей шариковой ручки (той же самой, которую он использовал при создании ЧЕЛОВЕКА С РУЖЬЕМ) он нарисовал продолжение дороги из Херкимера в той части карты, где изначально не было дорог, добавив побольше загогулин. Но теперь он крутил педали быстрее, часто оглядываясь через плечо и заканчивал свою поездку, покрывшись потом и поначалу даже слишком запыхавшемся, чтобы сойти с велотренажера и выключить пронзительно визжавший будильник.
Эта его новая привычка оглядываться была интересной. В первый раз, когда он это сделал он мельком увидел подвальный альков, и дверной проем, ведущий в большее помещение подвала с его запутанной системой кладовок. Ящик из под апельсинов Помона Оранджес у дверей, на котором стояли настольные часы Брукстоун, отсчитывая минуты между четырьмя и шестью часами вечера. Какое-то красное пятно пронеслось через все это и исчезло, когда он оглянулся, и все что он увидел была дорога позади него, по-осеннему яркие деревья по обе ее стороны (конечно, теперь, когда сумерки стали сгущаться, они не выглядели больше такими яркими) и темнеющее красное небо над головой. Потом, он вообще перестал видеть подвал, оглядываясь назад, даже мельком. Только дорогу, ведущую обратно в Херкимер и оканчивающуюся в Поукипзи.
Он прекрасно знал, что то, что он высматривает у себя за спиной было фарами.
Фарами Доджа Фредди, если вас интересуют подробности. Потому что у Берковица и его бригады чувство недоуменного негодования сменилось на гнев.
Самоубийство Карлоса стало для них последней каплей. Они обвиняли в этом его и поэтому преследовали. И когда они его настигнут То что? Что они сделают?
Они убьют меня, думал он, мрачно нажимая на медали в сумерках. Без лишних церемоний. Поймают и убьют. Я в каком-то захолустье сейчас, на той чертовой карте в этом месте не было ни одного города, ни даже поселка. Я могу орать до посинения и никто не услышит, кроме Медведя Барри, Оленихи Дебби и Енота Руди. И поэтому, если я увижу фары (или услышу звук мотора, потому что Фредди мог ехать и без включенных фар), то мне было бы чертовски неплохо вернуться обратно в Сохо и не важно прозвенит будильник или нет. Одно то, что я сейчас здесь — в первую очередь, говорит о том, что я чекнутый.
Но с возвращением возникли проблемы. После того, как будильник выключился, Роли не стал снова велотренажером, а продолжал оставаться Роли еще в течении тридцати секунд или даже больше, дорога оставалась дорогой и не превратилась в пятна краски на цементе и сам звонок будильника был каким-то странным — отдаленным и приглушенным. Ему пришло в голову, что он наконец-то услышал гул реактивного авиалайнера высоко над головой, рейс 767, Американских Авиалиний, вылетевшего из аэропорта Кеннеди и, возможно, направляющегося через Северный Полюс в какую-нибудь удаленную точку мира.
Он остановился, закрыл глаза, сильно сжав веки и потом вытаращился. И все получилось- он снова был в подвале, но он решил, что если это и сработало, то не надолго. И что тогда? Голодная ночь, проведенная в лесу, со взглядом, устремленным вверх, к полной луне, похожей на глаз с лопнувшими кровеносными сосудами?
Нет, они догонят его раньше, так он полагал. Вопрос был в том, позволит ли он этому случиться? В это было трудно поверить, но какая-то его часть этого хотела. Другая же его часть была зла на них. И хотела противостоять Берковицу и оставшимся членам его бригады, спросить их — чего они от него хотели? Может просто продолжить тот прежний образ жизни, жрать пончики Криспи Крим и не обращать внимания на провалы, образовавшиеся из-за того, что кульверты забились и начался потоп? Это то, чего они хотели?
Но другая его часть осознавала, что такого рода конфронтация была бы безумием. Конечно, он был в превосходной физической форме, но их было трое против него одного, и кто может ручаться, что госпожа Карлос не одолжила ребятам дробовик своего мужа и не сказала им — идите и проучите этого ублюдка и не забудьте сказать ему, что первый патрон был от меня и от моих дочерей.
У Сифкица был друг, который в восьмидесятых страдал от кокаиновой зависимости и он помнил, как тот говорил, что первым делом, надо очистить свой дом. Разумеется, вы всегда сможете купить еще, теперь это говно можно найти повсюду, на каждом углу, но это не могло быть оправданием для того, чтобы продолжать держать это дома, где ты в любой момент мог взять это и приняться за старое, поддавшись слабости. Поэтому он собрал все и спустил в унитаз. А потом выбросил вместе с мусором свои работы. Это не было концом проблемы, но это стало началом ее конца.
Однажды вечером Сифкиц пришел в альков с отверткой. И с твердым намерением демонтировать велотренажер, и совсем не обратил внимания на тот факт, что установил будильник на шесть вечера, как обычно он это делал, и что уже вошло в привычку. Будильник (также как и овсяные печенья с изюмом) стали для него привычным ритуалом, так он полагал; теми гипнотическими пассами, которые он проделывал, механизмом его сна. Начав снимать с велотренажера второстепенные детали, которые не использовались при езде, он положил к ним и будильник, точно также как поступил его друг, выбросив свою трубку для крэка.
Он почувствовал боль — надежные маленькие Брукстоун конечно же не были повинны в той идиотской ситуации, в которую он сам себя загнал- но все же ему нужно было это сделать. Вперед, ковбой, говорили они друг другу в детстве; кончай ныть и вперед.
Он увидел, что велотренажер состоит из четырех основных частей, и чтобы разобрать их полностью ему необходим разводной ключ. Однако сейчас ему для начала было достаточно и одной отвертки. Он мог поработать ею, чтобы отвинтить педали. Как только он это сделает, он воспользуется разводным ключом, чтобы доделать остальное, одолжив его из ящика с инструментами смотрителя дома.
Он опустился на колени, вставил отвертку в щель первого винта и остановился в сомнениях. Ему стало интересно, выкурил ли его друг еще одну трубку с крэком, прежде, чем отправил все в унитаз, только одну, в память о старых добрых временах. Он мог поклясться, что так оно и было. Кокаиновый дурман вероятно притупил его тягу и сделал работу по очистке дома немного более легкой. И если бы он сам совершил еще одну поездку, а потом опустился бы здесь на колени, переполненный эндорфинами, чтобы снять педали, может быть тогда он не чувствовал бы себя таким подавленным? И менее склонным представлять себе картину того, как Берковиц, Фредди и Уилан, найдя пристанище в ближайшем придорожном баре, где они закажут сначала один кувшин Роллинг Рока, а затем и второй, поднимая тосты в честь друг друга и в память о Карлосе, поздравляя друг друга с тем, что разделались с ублюдком?
" Ты — чекнутый", — пробормотал он сам себе и вставил наконечник отвертки обратно в резьбу винта. " Будь, что будет".
Он повернул отвертку один раз (и это было легко; тот, кто собирал этот велотренажер в подсобке Фитнесс Бойз, очевидно, не вкладывал в это дело душу), но когда он сделал это, овсяные печенья с изюмом немного переместились в его кармане и он подумал, как хороши они были во время езды. Ты просто убирал свою правую руку с руля, погружал ее в карман, откусывал немного печенья и потом запивал его несколькими глотками чая со льдом. Они очень хорошо сочетались друг с другом. Это было такое потрясающее чувство — нестись вперед, на ходу устраивая себе небольшой пикник и эти сукины дети хотят лишить его всего этого.
Десять поворотов отверткой, может даже еще меньше и упавшая педаль клацнет о бетонный пол. Затем он также поступит и со второй, а потом и со всей своей жизнью.
"Это нечестно, " подумал он.
" Только одна поездка, в память о старых, добрых временах", — подумал он.
Его ноги болтались по обе стороны вилки, пока он устраивал поудобнее в седле свою задницу (которая стала более твердой и упругой с тех пор, как его холестерин был напечатан красным), и в этот момент он подумал: вот так всегда эти истории и происходят, не так ли? И конец у них всегда один и тот же, когда бедные идиоты говорят, что это в последний раз, и что больше такого не повторится.
Абсолютная правда, подумал он, но бьюсь об заклад, что в реальной жизни, все выходят сухими из воды. Всегда.
Какая-то часть его бормотала, что реальная жизнь была далека от всего этого, у того, что он делал (и переживал) не было ни малейшего сходства с тем, что он понимал под реальной жизнью. Но он отмахнулся от этого голоса и перестал обращать на него внимание.
Это был прекрасный вечер для поездки по лесу.
VI. Не совсем тот конец, который все ожидали
И у него по прежнему оставался еще один шанс.
Этим вечером он впервые явственно услышал звук набирающего обороты двигателя у себя за спиной, это случилось прямо перед тем как прозвенел будильник, он увидел, что Роли, на котором он ехал стал вдруг отбрасывать очень длинную тень на дорогу перед ним — такое могло случиться только, если вы попадаете в зону света фар от идущей сзади машины.
Потом прозвенел будильник, но не громко, а отдаленно и как-то мурлыкающе, почти мелодично.
Грузовик приближался. Ему не надо было поворачивать головы, чтобы увидеть его (никто бы не хотел оглянуться и увидеть приближающегося демона, думал Сифкиц позже этим вечером, лежа без сна в своей постели и все еще находясь под впечатлением того, как он счастливо избежал несчастья, от которого его отделяли буквально секунды и дюймы). Он все еще мог видеть тень, которая увеличивалась в размерах, становясь все более длинной и темной.
Господа, прошу поторопиться — время вышло, подумал он и зажмурился. Он все еще слышал будильник, но его звук теперь был не громче успокаивающего мурлыканья; громче был только звук работающего двигателя грузовика Фредди. Грузовик уже почти нагнал его и полагаете, что те, кто был в нем будут также многословны, как и герои сериала "Минута в Нью-Йорке"? И что тот, кто сидит за рулем позади него просто не выжмет педаль в пол и не собьет его, как какую-нибудь зверюшку?
Он даже не стал тратить время на то, чтобы раскрыть глаза и убедиться, что все еще находится на пустынной дороге, а не в подвальном алькове. Вместо этого он сжал веки еще сильнее, сфокусировав все свое внимание на звуке будильника, который из вежливого голоса бармена превратился в нетерпеливый вопль:
Господа, прошу поторопиться — время вышло!
Внезапно и к счастью, звук работающего двигателя стал стихать, а звонок Брукстоуновского будильника наоборот нарастать, переходя в старый добрый рев означавший: вставай-вставай-вставай. На сей раз, открыв глаза, он увидел вместо самой дороги лишь ее проекцию.
Но теперь небо было черным, его органическая краснота скрылась в ночи.
Дорога была залита светом, а тень от велосипеда Роли была совсем черной на покрытой листьями, утрамбованной дороге. Он мог бы сказать себе, что он слез с велотренажера и сам дорисовал все эти изменения во время своего вечернего транса, но он знал, что это не так, и это не только из-за того, что на его руках не было краски.
Это мой последний шанс, подумал он. Мой последний шанс избежать того конца, который все ожидают для историй как эта.
Он просто слишком устал и его слишком сильно трясло, чтобы сейчас заниматься разборкой велотренажера. Он позаботится о нем завтра. Завтра утром, фактически, это будет первым, что он сделает. А сейчас, все чего он хотел-это выбраться из этого жуткого места, где реальность стала такой призрачной. И с этим твердым намерением, Сифкиц неуверенной походкой направился в сторону ящика Помоны, стоявшего у дверей (на ватных ногах, покрытый тонким слоем липкого пота, с запахом, который говорил скорее о страхе, чем о физическом напряжении) и выключил будильник. Потом он поднялся наверх и лег в кровать. Сон пришел к нему нескоро.
На следующее утро он стал спускаться по подвальной лестнице твердой походкой, сторонясь лифта, с поднятой головой и крепко сжатыми губами, человек, исполняющий миссию. Он направился прямо к велотренажеру, проигнорировав будильник, стоявший на ящике, опустился на одно колено с отверткой наготове. Он вставил ее в насечку винта, одного из четырех, которыми крепилась педаль с левой стороны… и в следующий момент осознал, что он снова на головокружительной скорости мчится по дороге, в окружении света фар, как человек на сцене, которого только темнота могла спасти от того, чтобы перестать быть в центре внимания.
Двигатель грузовика работал слишком громко (что-то было не в порядке — или глушитель или система выхлопа), да и фальшивил тоже. Он сомневался, что старик Фредди побеспокоился о том, чтобы пройти очередной техосмотр. Как и о том, чтобы вносить платежи за дом, покупать продукты, поставить детям брекеты, а еженедельный чек с зарплатой все не приходил.
Он подумал: у меня был шанс. У меня был шанс прошлым вечером, а я его не использовал.
И потом: Зачем я сделал это? Зачем, если заранее знал, чем все закончится?
И дальше: каким-то образом они меня обставили. Им это удалось.
И наконец: они собьют меня и я умру в лесу.
Но грузовик не сбил его. Вместо этого он промчался справа от него, колеса слева прогрохотали в забитой листвой канаве, затем он пересек дорогу и встал прямо перед ним, перекрыв ему путь.
В панике, Сифкиц забыл первое, чему учил его отец, когда принес трех-скоростник домой: когда ты останавливаешься, Ричи, прокрути педали назад. Останови заднее колесо велосипеда и одновременно нажми на ручные тормоза, чтобы контролировать переднее колесо. А иначе -