Доктор Дональдсон покачал головой:
? Этого я не могу сказать. Все зависит от телосложения, от разных причин. Но последние открытия медицины помогут нам облегчить ее страдания.
? Мой отец! ? сказала Маргарет, задрожав.
? Я не знаком с мистером Хейлом. Поэтому мне трудно дать совет. Но я полагаю, вы можете сообщить вашему отцу то, что вам угодно. Скорее мои визиты, с которыми я буду приходить к вам время от времени, ? хотя боюсь, что не смогу ничего сделать, а только облегчить страдания, ? а также множество самых незначительных случайностей могут разбудить его тревогу, усилить ее, поэтому его все же лучше подготовить. Более того, моя дорогая юная леди… я видел мистера Торнтона, и я уважаю вашего отца за жертву, которую он принес, тем не менее, как я полагаю, он ошибся. Ну, на этот раз ? все, если вы удовлетворены, моя дорогая. Только помните, когда я приду снова, я приду как друг. И вы должны научиться считать меня другом, потому что знакомство при таких обстоятельствах значит больше, чем годы светского общения.
Маргарет не могла ответить ? ее душили слезы, но она крепко пожала ему руку при прощании.
«Что за чудесная девушка! ? подумал доктор Дональдсон, сидя в своем экипаже. ? Кто бы мог подумать, что такая маленькая рука может быть такой сильной? Мускулы кисти хорошо развиты… Она настоящая королева! Как гордо она откинула голову, когда заставляла меня говорить правду, а затем наклонила ее, чтобы внимательно слушать. Бедняжка! Я должен проследить, чтобы она не переутомилась. Хотя, поразительно, сколько страданий могут вынести такие хрупкие создания. Эта девушка по-настоящему смелая. Ни обморока, ни истерики. Она бы не опустилась до этого, только не она! И это сила воли привела ее в сознание. Будь я на тридцать лет моложе, я бы тут же упал к ее ногам. Но сейчас слишком поздно. А! Вот мы и у Арчеров», ? так он и вышел из экипажа, готовясь служить благу больного всей своей мудростью, опытом, с сочувствием, как будто в целом мире для него не было ничего более важного.
Тем временем Маргарет вернулась на минуту в кабинет отца, чтобы вновь набраться сил, прежде чем подняться наверх к матери.
? О, мой Бог, мой Бог! Но это ужасно! Как я перенесу это? Такое тяжелое заболевание! И нет надежды! О, мама, мама! Лучше бы я никогда не ездила к тете Шоу и не провела бы все эти бесценные годы вдали от тебя! Бедная мама! Сколько она, должно быть, вытерпела! О! Я умоляю, тебя, Господи, пусть ее страдания не будут такими сильными, такими ужасными! Как я переживу ее страдания? Как я смогу вытерпеть папины муки? Ему нельзя все рассказывать, не все сразу. Это убьет его. Но я не хочу терять ни одной лишней минуты вдали от моей дорогой, любимой мамы.
Она поднялась наверх. Диксон не было в комнате. Миссис Хейл лежала, откинувшись в кресле, завернувшись в мягкую белую шаль и надев чепец, отдыхая после визита доктора. Ее лицо было бледным и изможденным, но спокойным, и это спокойствие поразило Маргарет.
? Маргарет, ты так странно выглядишь! В чем дело? ? спросила миссис Хейл, но когда догадка вдруг осенила ее, она добавила почти сердито:
? Ты не виделась с доктором Дональдсоном и не задавала ему вопросы, не правда ли, дитя?
Маргарет не ответила, только с тоской посмотрела на мать. Миссис Хейл сдвинула брови.
? Он, конечно, не нарушил бы данное мне слово, и…
? О, да, мама, конечно. Я заставила его. Это из-за меня, это я виновата, ? она опустилась на колени возле матери и схватила ее руку, она бы ни за что не отпустила ее, хотя миссис Хейл и пыталась ее выдернуть. Маргарет продолжала целовать ее, омывая своими горячими слезами.
? Маргарет, это неправильно. Ты знала, что мне не хотелось, чтобы тебе говорили, ? но как будто устав от борьбы, миссис Хейл оставила свою руку в ладонях Маргарет и спустя какое-то время слегка сжала пальцы. Это приободрило Маргарет, и она сказала:
? О, мама! Позволь мне быть твоей сиделкой. Я научусь всему, чему Диксон сможет научить меня. Ты же знаешь, я ? твое дитя, и я думаю, что имею право делать для тебя все.
? Ты не знаешь, о чем просишь, ? ответила миссис Хейл, вздрогнув.
? Нет, знаю. Я знаю намного больше, чем ты думаешь. Позволь мне быть твоей сиделкой. Во всяком случае, позволь мне попробовать. Никто не сделает это так усердно, как я. Это будет такая помощь, мама.
? Мое бедное дитя! Хорошо, попробуй. Ты знаешь, Маргарет, Диксон и я думали, ты будешь избегать меня, если узнаешь…
? Диксон думала! ? сказала Маргарет презрительно. ? Диксон не могла поверить, что я люблю тебя так же, как и она. Я полагаю, она думала, что я одна из тех бедных болезненных женщин, которым нравится лежать на розовых лепестках и обмахиваться веером весь день. Не позволяй фантазиям Диксон отдалять меня от тебя, мама. Пожалуйста, не позволяй! ? умоляла она.
? Не сердись на Диксон,? сказала миссис Хейл беспокойно.
Маргарет пришла в себя.
? Нет, не буду. Я постараюсь быть покорной и научиться у нее всему, если только ты позволишь мне делать для тебя все, что я смогу. Позволь мне самой помогать тебе, мама, я так хочу этого. Я воображала себе, что ты забудешь меня, пока я живу у тети Шоу, и плакала, засыпая по ночам с этой мыслью.
? А я все время думала, как ты, Маргарет, будешь терпеть нашу бедность после комфорта и роскоши Харли-стрит, — каждый раз, когда ты приезжала, я стыдилась нашего бедного дома в Хелстоне больше, чем при визите любого незнакомого гостя.
? О, мама, а я так радовалась жизни в Хелстоне. Там было гораздо интереснее, чем на Харли-стрит. Полки с ручками от гардероба, которые становились подносами на праздничных ужинах. А еще старые коробки из-под чая, которые набили и укрыли, и получилась такая замечательная тахта. Я считаю, что та честная бедность в нашем дорогом Хелстоне была самой замечательной частью нашей жизни.
? Я больше никогда не увижу Хелстон, Маргарет, ? сказала миссис Хейл, на глазах появились слезы. Маргарет не смогла ответить. Миссис Хейл продолжила:
? Пока я была там, мне все время хотелось уехать из него. Любое другое место казалось приятнее. А теперь я умру вдали от него. Я справедливо наказана.
? Ты не должна говорить так, ? сказала Маргарет нетерпеливо. ? Доктор сказал, что ты можешь прожить еще годы. О, мама! Мы еще вернемся в Хелстон.
? Никогда. Я должна принять это, как покаяние. Но, Маргарет… Фредерик!
При упоминании этого имени она внезапно вскрикнула так громко, как будто ее пронзила острая боль. Казалось, будто даже сама мысль о нем лишает ее самообладания, разрушает спокойствие, ослабляет до изнеможения. В исступлении миссис Хейл закричала: «Фредерик! Фредерик! Вернись ко мне! Я умираю! Мой маленький первенец, приди ко мне снова!»
Она билась в истерике. Перепуганная Маргарет вышла и позвала Диксон. Диксон пришла раздраженная и обвинила Маргарет в том, что это из-за нее миссис Хейл так разволновалась. Маргарет кротко стерпела слова служанки, молясь, чтобы отец не вернулся сейчас домой. Несмотря на свой страх, она повиновалась всем указаниям Диксон быстро и четко, даже не пытаясь оправдаться. Ее поведение успокоило Диксон. Они уложили миссис Хейл в постель, и Маргарет сидела возле матери, пока та не уснула, после чего Диксон поманила Маргарет из комнаты. С мрачным выражением лица, как будто делала что-то противоречащее своей натуре, она предложила своей молодой хозяйке выпить кофе, который приготовила для нее в гостиной, и стояла за ее спиной, пока Маргарет его не выпила.
? Не будь вы такой любопытной, мисс, вам не пришлось бы волноваться раньше времени. Рано или поздно вы все узнали бы. А теперь, я полагаю, вы обо всем расскажете хозяину. Сколько же заботы мне прибавится по вашей милости!
? Нет, Диксон, ? ответила Маргарет печально. ? Я не расскажу папе. Он не сможет вынести это, как я, ? и в доказательство того, как терпеливо она сносит эту весть, Маргарет расплакалась.
? Эй! Я знала, как это будет. Сейчас вы разбудите вашу маму, а она только спокойно уснула. Мисс Маргарет, моя дорогая, мне пришлось скрывать это много недель. Может, я не люблю ее так же сильно, как вы, но я все же люблю ее больше, чем любой другой мужчина, женщина или ребенок ? кроме разве что мастера Фредерика. С тех самых пор, как служанка леди Бересфорд впервые взяла меня посмотреть на нее, одетую в белое платьице, расшитое алыми маками. Я поранила иголкой палец, а она разорвала свой носовой платок и перевязала мне руку, а потом пришла смочить повязку лосьоном, когда вернулась с бала, где она была самой красивой молодой леди из всех. Я никогда никого не любила так, как ее. Я совсем не думала, что увижу ее такой, слабой и больной. Я никого не упрекаю. Многие назовут вас милой и красивой, и тому подобное. Даже в этом дымном месте, где можно ослепнуть от дыма, слепой и то это увидит. Но вы никогда не будете такой красивой, как ваша мать, никогда, даже если доживете до ста лет.
? Мама все еще очень красивая. Бедная мама!
? Ну, или вы куда-нибудь пойдете прогуляться, или я, в конце концов, рассержусь,? решительно сказала Диксон. ? Вы ни за что не выдержите приход хозяина домой и его расспросы в таком состоянии. Выйдите и прогуляйтесь, а придете ? там посмотрим, как поступить. Много раз мне хотелось не думать о том, что случилось с ней, и чем все это должно закончиться.
? О, Диксон! ? сказала Маргарет. ? Как часто я спорила с тобой, не зная, какую страшную тайну ты хранишь.
? Благослови вас Бог, дитя! Мне нравится видеть, что вы сохраняете присутствие духа. Это старая добрая кровь Бересфордов. Ведь последний сэр Джон дважды стрелял в своего управляющего, не сходя с места, когда ему рассказали, как управляющий обращался с арендаторами, а он просто обдирал их, пока не обобрал до нитки.
? Ну, Диксон, я не буду стрелять в тебя и постараюсь больше не спорить с тобой.
? Вы никогда не спорите. Если я и говорю так временами, то только наедине с самой собой, просто чтобы немного поболтать, потому что здесь нет никого, с кем бы можно было словом перемолвиться. А когда вы сердитесь, вы очень похожи на мастера Фредерика. Я вижу, как гнев застилает ваше лицо, словно темное облако, — так же было и с ним. Но теперь уходите, мисс. Я присмотрю за миссис и за хозяином. Его книги составят ему компанию, если он придет.
? Я пойду, ? ответила Маргарет. Она постояла рядом с Диксон минуту или больше, как будто боясь чего-то и колеблясь, а потом внезапно поцеловала ее и быстро вышла из комнаты.
? Благослови ее Бог! ? сказала Диксон. ? Она такая же ласковая. Только троих я люблю ? миссис, мастера Фредерика и ее. Только троих. Это все. Остальные пусть проваливают, потому что я не знаю, для чего они нужны на этой земле. Хозяин родился, как я полагаю, чтобы жениться на миссис. И если, как я думаю, он сильно ее любит, я могла бы полюбить его через какое-то время. Но он должен больше заботиться о ней, а не все время читать и читать, думать и думать. Посмотри, к чему это привело. Многие, кто никогда не читает и даже не думает, становятся Ректорами или Деканами и еще кем-нибудь. Смею сказать, и хозяин мог бы, если бы просто заботился о миссис и оставил скучное чтение и мысли в покое. Вот она идет, ? Диксон выглянула в окно, услышав, как хлопнула входная дверь. ? Бедная молодая леди! Ее одежда выглядит поношенной по сравнению с той, в которой она приехала в Хелстон год назад. Тогда у нее не было штопаных чулок и стираных перчаток. А теперь…!
Глава XVII
Что такое забастовка?
«На каждой тропинке встречается терн,
Что нуждается в терпеливом уходе;
А в каждой судьбе — страдания
И потребность в искренней молитве».
Аноним
Маргарет вышла из дома очень неохотно и с тяжелым сердцем. Но долгая прогулка, да и суета милтонской улицы приободрили ее, прежде чем она дошла до первого поворота. Вскоре ее походка вновь стала легкой и стремительной, а губы заалели. Она стала обращать внимание на то, что происходило вокруг, полностью отрешившись от своих мыслей. Прежде всего, Маргарет заметила, что сегодня на улицах много праздношатающихся: мужчины, засунув руки в карманы, прохаживались по улице, молодые девушки, собравшись вместе, громко смеялись и разговаривали, очевидно находясь в приподнятом настроении, словно опьяненные свободой. Люди дурного нрава околачивались возле ступенек пивных, куря и довольно бесцеремонно обсуждая каждого прохожего. Маргарет это совсем не понравилось. Сначала она намеревалась прогуляться по полям, расположенным за городом, но теперь решила навестить Бесси Хиггинс. Эта прогулка не будет настолько живительной, как загородная, но все же, возможно, пойдет ей на пользу.
Когда она вошла, Николас Хиггинс сидел у огня и курил. Бесси качалась в своем кресле.
Николас вынул трубку изо рта и, поднявшись, подвинул свой стул Маргарет. Он стоял у камина и слушал, как гостья расспрашивала Бесси о ее здоровье.
? У нее слишком подавленное настроение, но чувствует она себя лучше, ? сказал он Маргарет. ? Ей не нравится эта забастовка. Она бы много отдала за то, чтобы мы успокоились.
? Это третья забастовка, которую я вижу, ? сказала Бесси, вздыхая, как будто это было лучшим объяснением.
? Ну, третий раз окупит все. Вот увидите, мы пошлем к черту хозяев на этот раз. Вот увидите, они еще придут и попросят нас вернуться на работу за плату, которую мы требуем. Так и будет. Прежде не все шло гладко, я согласен, но на этот раз мы подготовились очень серьезно.
? Почему вы бастуете? — спросила Маргарет. ? Забастовка ? это прекращение работы до тех пор, пока вы не получите требуемый заработок, не так ли? Вы не должны удивляться моему невежеству, там, откуда я приехала, я никогда не слышала о забастовке.
? Как бы я хотела оказаться там, ? сказала Бесси уныло. ? Я смертельно устала от забастовок. Это последняя забастовка в моей жизни. До того, как она закончится, я буду в Великом Граде ? Святом Иерусалиме.
? Она все время об этом говорит и совсем не хочет думать о нашем грешном мире. Но я и так сделаю все, что могу. Я думаю, лучше синица в руке, чем журавль в небе. Поэтому мы с ней никак не можем сойтись насчет этой забастовки.
? Но, ? сказала Маргарет, ? если у нас на юге наемные рабочие будут бастовать, то хлеб не будет посеян, сено не будет убрано, а урожай не будет собран.
? Ну и что? ? спокойно сказал Николас.
? В этом случае, ? продолжила она, ? что будет с фермерами?
Он выпустил дым.
? Я полагаю, им нужно либо бросить свои фермы, либо предложить работникам справедливый заработок.
? А что, если они просто не смогут? Они не смогут бросить свои фермы в одночасье. А если у них не будет ни сена, ни зерна, чтобы продать в этом году, тогда откуда у них появятся деньги, чтобы заплатить работникам?
Продолжая пускать дым, он наконец сказал:
? Я ничего не знаю о жизни на юге. Я слышал, ваши работники ? просто кучка слабаков. Они страдают от голода. Но они слишком носятся со своим страданием и не хотят увидеть, когда их надувают. Здесь же совсем не так. Мы знаем, когда нас надувают, и у нас много сил. Мы просто останавливаем свои ткацкие станки и говорим: ? «Вы можете уморить нас голодом, но вы не обманете нас, хозяева!» И будь они прокляты, в этот раз у них ничего не выйдет!
? Я хотела бы жить на юге, ? повторила Бесси.
? Там жизнь тоже не легка, ? сказала Маргарет. ? Везде есть горе, которое нужно терпеть. Есть очень тяжелый труд, который нужно выдержать, но очень мало еды, чтобы восстановить силы.
? Но этот труд на открытом воздухе, ? возразила Бесси. ? И вдали от этого бесконечного, бесконечного шума и противной жары.
? Иногда там идет сильный дождь, а иногда ужасно холодно. Молодые достаточно выносливы, но пожилые мучаются от ревматизма, сгибаются и увядают раньше времени. И все же они должны работать по-прежнему или идти в работный дом.
? Я думала, вам нравилось жить на юге.
? Так и есть, ? ответила Маргарет, чуть улыбаясь, поскольку поняла, что ее поймали на собственных словах. ? Я только имела в виду, Бесси, что в этом мире везде есть и хорошее, и плохое. И раз уж ты чувствуешь себя несчастной здесь, я думаю, что будет справедливо рассказать тебе, что там тоже есть несчастные.
? Вы сказали, они там никогда не бастуют? — неожиданно спросил Николас.
? Нет! ? ответила Маргарет. ? Я думаю, что для этого у них слишком много здравого смысла.
? А я думаю, ? ответил он, вытряхивая пепел из своей трубки с такой силой, что она сломалась, ? что они слабы духом.
? О, отец! ? воскликнула Бесси, ? чего вы добились своей забастовкой? Вспомни о той первой забастовке, когда умерла мама… как нам всем пришлось страдать от голода… а тебе ? больше всех. И все равно многие вернулись на работу за тот же самый заработок, пока все не вышли работать. А некоторые остались нищими на всю свою жизнь.