— Вот решение! — восклицает Кассандра. — Мы находимся достаточно близко к поверхности, поскольку сигнал навигатора проходит. Давай переменим положение и посмотрим, что это даст.
Они делают несколько шагов в случайно выбранном направлении, число увеличивается. «Вероятность умереть в ближайшие пять секунд: 69 %».
Тогда Кассандра решает вернуться назад, дойти до места, где часы показывали шестьдесят восемь процентов, и пойти в противоположную сторону. Число уменьшается до шестидесяти шести процентов.
Пробабилис считает, что у нас больше шансов умереть, чем выжить. Но все меняется в зависимости от наших передвижений в этом постепенно заполняющемся водой лабиринте.
— Риск погибнуть по-прежнему больше пятидесяти процентов, — сокрушается Ким.
— Мы выберемся отсюда, потому что мы поняли принцип.
Теперь мы этот принцип просто применим на практике. Это как со змеей Фетната. Измир умер в тот момент, когда Виконт придумал свою уловку. Точно так же мы спаслись в тот момент, когда нам пришла в голову идея использовать часы вероятности в качестве путеводителя по лабиринту.
Проверив все туннели на всех перекрестках, они нашли дорогу, принесшую им сорок девять процентов.
Наши шансы выжить уже больше, чем шансы умереть.
Двое молодых бомжей тратят несколько часов на поиск туннеля, в котором цифра на часах становится меньше сорока процентов. Тридцать и двадцать процентов даются им довольно легко. Наконец они находят место, где часы показывают, что вероятность умереть в ближайшие пять секунд составляет шестнадцать процентов. К сожалению, это тупик.
— Мы близки к освобождению, — заявляет Ким. — За этой стенкой находится нечто похожее на выход.
Они начинают голыми руками рыть рыхлую землю.
— Мы, скорее всего, попадем в сад или в подвал. Останется всего лишь объяснить хозяину дома причину нашего вторжения.
Наконец им кажется, что они слышат приглушенные человеческие голоса. Они с удвоенной энергией роют земляную стену и толкают ее плечом, пока та не обрушивается. Их встречают сотни скелетов и испускающие вопли живые люди.
172
Мы нашли вход в ад.
173
Они выпадают из отверстия в стене и приземляются посреди зловещих желтых костей, над которыми витает мрачный запах формалина.
Поднявшись, они обнаруживают, что на них с ужасом смотрит десяток японских туристов. Кто-то кричит, кто-то застыл от изумления. Трое сохранили самообладание настолько, что достают фотоаппараты и быстро делают снимки, ослепляя Кима и Кассандру вспышками.
Молодые люди осматриваются и понимают, что попали в официальные, посещаемые туристами катакомбы Данвер-Рошро. Вокруг картинно разложены тысячи человеческих костей, среди них виднеются таблички типа: «Все минуты жизни ранят, и только последняя — убивает».
Мы в оссуарии.
Одна японка падает в обморок, остальные продолжают кричать. Но пара молодых, покрытых грязью бомжей уже покинула обитель мертвецов и бежит наружу. Они выскакивают на поверхность. Они дышат так, словно только что родились. Они смотрят на солнце так, словно видят его впервые.
Воздух.
Свет.
Свободное пространство.
Мы вырвались из кишечника.
Мы покинули недра земли.
Итак, мы прошли царство мертвых и вернулись к жизни, полные новых сил.
Они разглядывают друг друга. Глина покрывает их одежду, их лица вымазаны землей до самых волос.
Кассандра смотрит на Кима.
Он похож на пирожное, украшенное шоколадным муссом.
Такая мысль забавляет ее. У Кассандры Катценберг начинается приступ хохота, который поднимается из живота и разрывает горло. Она давно так не веселилась. Собственное ликование приводит ее в восторг.
Ким Йе Бин то смеется, то становится серьезным, то смеется вновь. Общая радость освобождает их наконец от накопившегося напряжения.
174
Мы победили. Мы нашли выход. Даже при самых страшных обстоятельствах остается шанс выжить.
175
Снова начинается дождь, который смывает с них верхний слой земли и песка. Они помогают друг другу стереть грязь с лиц. Гроза набирает силу, и молодые люди, задыхаясь, мчатся к ближайшему входу в метро. Данвер-Рошро. Они переходят на станцию «Орлеан-Порт» линии Клиньянкур.
Но неожиданно на повороте туннеля им перегораживают дорогу контролеры:
— Проверка. Ваши билеты, пожалуйста!
О нет, опять то же самое!
— У нас нет билетов, — говорит им кореец, безнадежно вздыхая.
Человек, похожий на старшего группы, смотрит на них и протягивает руку, в которой что-то зажато. Он разжимает кулак, на ладони лежат два билета. Он подмигивает:
— Знаю, сейчас кризис. Я понимаю ваше положение. Это хоть как-то поможет вам.
Молодые люди стоят в изумлении.
— Простите? — спрашивает Ким, думая, что ослышался.
— Судя по одежде и по вашему виду, вам сейчас не везет. Очень трудно, когда ты лишен всего, и я не буду создавать вам дополнительных сложностей выполнением формальностей.
На секунду Киму и Кассандре кажется, что контролер шутит.
— Э-э… спасибо, — бормочет молодой азиат, хмуря брови и пытаясь уловить скрытую насмешку.
Но контролер прощается с ними, поднося два пальца к козырьку.
— Вы знаете, нам билеты бесплатно выдают, иногда можно и помочь кому-нибудь. Сегодня в трудном положении вы, а завтра, быть может, я сам окажусь на вашем месте.
Другие контролеры кивают в знак согласия.
— Можете не бежать, придет следующий поезд. Расслабьтесь, у вас такой напряженный вид. А стресс вреден для желудка и сердца. Самое главное — здоровье.
Удивление проходит, и молодые люди продолжают свой путь. Ким шепчет:
— Если бы это случилось не со мной, я бы не поверил.
Кассандре хочется сказать:
«Человек не бывает ни совсем плохим, ни совсем хорошим, никого нельзя судить по одежде и по профессии. Даже среди буржуев и полицейских есть отличные люди, даже среди бедняков и бомжей есть негодяи. Куда бы ты ни попал, ты всегда встретишь доброго человека».
Они пытаются вести себя, как обычные пассажиры. Они находят вагон со свободными местами и садятся рядом. Двери закрываются. Раздается свисток, и поезд везет их с юга столицы на север.
Кассандра может наконец закрыть глаза и спокойно вздохнуть.
176
У меня снова создается впечатление, что все в моей жизни бесконечно повторяется, пусть с небольшими вариациями.
Я выбралась из кучи скелетов в катакомбах, как выбралась из горы кукол на свалке.
Я убегаю от общества людей, как убегала от полчищ крыс.
Меня не понимали товарищи из школы «Ласточки» и не понимают полицейские.
Теракты повторяются, с мелкими изменениями. Сначала это мужчина в метро, потом — женщина в библиотеке.
Второй раз проверяют билеты, просто реакция контролеров разная.
Все циклично. Все фрактально.
Я смотрю один и тот же фильм. Меняются декорации, персонажи и обстоятельства, но фильм остается прежним.
Точно так же и с прожитыми мною жизнями. В основном они похожи, но нюансы делают их не совсем одинаковыми.
Каждый раз я рождаюсь с плачем. Каждый раз умираю с хрипом.
Каждый раз я расту с надеждой. Каждый раз понимаю, что одинока и никто не может меня понять. Затем я умираю с сожалением, что сделала так мало.
Каждый раз я делаю все, что могу.
И каждый раз меня ждет неудача.
Кассандра глубоко вздыхает и вспоминает цитату из Уинстона Черчилля на одной из маек Кима. Она ей тогда очень понравилась: «Добиться успеха — значит идти от поражения к поражению, не теряя оптимизма».
Все-таки поговорки помогают. Эта цитата, во всяком случае, внушает мне желание продолжать борьбу. Поговорки служат заплатками, которые мы нашиваем на прорехи в судьбе.
При условии, что мы даем им возможность помочь нам таким образом.
Черчилль, наверное, в какой-то момент своей жизни открыл одну из основополагающих истин. Он что-то понял. Несомненно.
Она повторяет про себя:
«Добиться успеха — значит идти от поражения к поражению, не теряя оптимизма».
Она взвешивает и впитывает в себя каждое слово, осознавая, что заключенные в этой фразе обещание, надежда и сила помогают побеждать превратности судьбы и преодолевать испытания.
177
Похожая на разверстую пасть дыра в ограде, кажется, ждет их. Кассандра пролезает в отверстие, Ким следует за ней. Они проползают под плотным кустарником, поднимаются на ноги и созерцают Свалку.
Семь часов вечера, серое небо прекращает изливаться дождем. Ветер затихает. Мгновение затишья перед непогодой. Еще даже светло. С места своего наблюдения они видят лежащие друг на друге машины и горы мусора. Кассандра узнает вставшего на дыбы динозавра с открытой пастью — распотрошенный вагон метро.
Быть может, это последствие теракта.
Она видит и гигантскую стрекозу — потерпевший крушение вертолет.
Они дышат полной грудью и узнают запах дома.
Могла ли я думать, что в один прекрасный день вонь свалки станет для меня милее городского воздуха?
Они идут вдоль колючих кустов и чертополоха, ощетинившегося шипами.
Бродячие собаки, рыча, следят за ними. Они собираются группой, приближаются, но напасть не смеют.
Они помнят о наших предыдущих встречах. Некое «коллективное знание дикой стаи».
Двое молодых бомжей бредут среди гор мусора, среди рядов наваленных друг на друга ржавых автомобилей, среди холмов из стиральных машин и сломанных телевизоров.
Здесь все заканчивается, и все начинается.
Дойдя наконец до Искупления, они видят развалившуюся в гамаке Эсмеральду Пикколини. Ее волосы накручены на бигуди, она читает журнал «People». «Все разладилось между Беренис де Роканкур и Тимоте Филипсоном». Надпись на обложке сопровождается огромным восклицательным знаком, подчеркивающим важность драмы.
Фетнат Вад занят поливкой клочка земли с лекарственными растениями. Орландо ван де Пютт помешивает в котле ватерзуйи, в котором кипят крысиные лапки и мордочки. Он с хрустом грызет яблоко, которое при ближайшем рассмотрении оказывается большой розовой луковицей.
Не говоря ни слова, два представителя молодого поколения набрасываются на еду. Ким хватает нож и отрезает себе кусок от бродячей собаки, которая поджаривается на вертеле. Потом залпом выпивает бутылку вина.
Измученная голодом Кассандра зачерпывает кружкой ватерзуйи, опускает в смесь ложку и, не обращая внимания на плавающие в ней подозрительного вида ингредиенты, глотает, не жуя.
— Эй, сопляки, вы подавитесь, если «здрасте» скажете? — спрашивает их Эсмеральда.
Вместо ответа Ким оглушительно рыгает, обдавая всех запахом перебродившего винограда.
Экономя время, они едят руками, словно должны срочно чем-то заполнить рот.
С Шарлоттой я вкушала, а с Кимом пожираю. И получаю не меньшее наслаждение.
Голод придает любой пище необыкновенный вкус.
Через некоторое время Кассандра находит в кружке нечто, похожее на рыбий плавник.
— Я добавил летучую мышь, — считает нужным пояснить марабу. — Она придает супу привкус горькой вишни, очень ценимый знатоками.
Утолив первый голод, молодые люди снимают грязное, мокрое платье, вытираются полотенцами и скомканными газетами, затем надевают чистую и сухую одежду.
— Ну что там с вами случилось? — небрежно спрашивает Орландо, проверяя центровку стрелы.
— Да ничего особенного, рутина, — говорит Ким, снова принимаясь за жареную собаку. — А у вас что нового?
— А у нас произошло много событий. И среди них очень важные.
— Какие?
— Сливовое деревце, талисман нашего проекта, облетело, оно засыхает, — объявляет Фетнат Вад.
— Растения иногда приживаются, а иногда — нет. Из-за загрязнения окружающей среды, наверное, — философски замечает Орландо ван де Пютг.
— Проиграли в лото, — сплевывая, прибавляет Эсмеральда. — Прямо какая-то полоса невезения.
— Ох, вы не представляете, как я рад вас снова видеть, — говорит Ким, чтобы сменить тему. — В городе все не так. Чем чаще я там бываю, тем больше ненавижу буржуев.
Кассандра наливает себе еще ватерзуйи. Кусочек крыла летучей мыши застревает у нее в зубах, и она осторожно вынимает изо рта тягучую перепонку.
Толстый Викинг протягивает ей бутылку теплого пива.
— Эй! Барон-эгоист! А мне ты не предлагаешь? Ты же прекрасно знаешь, что она не любит спиртное.
— Не лезь, Герцогиня. Может, она изменила мнение.
— Да уж, просто она красивее и моложе меня, вот ты за ней и ухаживаешь, а про меня забыл, жирный ты боров. Хотя малявка приносит нам одни неприятности, а я постоянно все улаживаю.
— Так, началось. Оскорбления, непристойные выражения, беспричинная агрессия. Браво, Герцогиня, какой пример мы подаем молодежи! Хочешь, я скажу тебе, кто ты? Просто старая бессердечная скандалистка!
— Я — скандалистка! Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!
— Да, скандалистка, ты вечно выводишь меня из себя!
Эсмеральда хватает бутылку вина, разбивает ее о тележку из супермаркета и целится блестящим осколком в Орландо.
— Повтори еще раз, что я скандалистка, и я тебе живот распорю!
— Успокойся, — говорит Фетнат. — Успокойся!
Обращение «успокойся» раздражает почему-то всегда еще больше. Очередной парадокс. Обычно после такого призыва никто и не думает успокаиваться.
— Слышишь, дура, тебе говорят! Поумерь пыл и прекрати всех доставать! — отвечает Орландо, тоже беря в руки бутылку с отбитым донышком.
Они некоторое время раздумывают, потом опускают оружие. Но лишь для того, чтобы схватить друг друга за грудки и начать бешено брызгаться слюной.
— Старая сволочь!
— Дерьмо из унитаза!
— Убийца детей!
— Сутенерша!
— И ты еще удивляешься, почему жена запрещает тебе видеться с дочкой! Отличный пример ты бы ей подавал, толстый мерзкий боров, ходячее дерьмо!
Слова можно использовать как оружие и наносить ими раны.
— Какую звезду потерял кинематограф!
— Не смей! Все мужчины лежали у моих ног!
— Между прочим, во времена расцвета твоей головокружительной карьеры ты еще не достигла размеров слона и в двери могла протиснуться!
Кассандре кажется, что она в театре.
— При всем уважении, Барон, еще одно слово, и я разобью тебе морду молотком.
— Осмелюсь заметить, Герцогиня, не пришел еще тот день, когда я испугаюсь жирной вульгарной дуры и наркоманки!
— Жирной?! Ну-ка повтори!
— Жирная наркоманка, так и есть.
— Алкоголик мне будет мораль читать! Чья бы корова мычала!
— Или наоборот. Да, скорее именно наоборот.
Никогда не понимала смысла этой поговорки.
— Чья бы корова не мычала? Это бессмыслица! Идиотская антипоговорка!
Я забыла, что они только так и общаются. Как собаки лаются.
А ужасные оскорбления означают самые простые вещи. Можно было бы пустить такие субтитры: «Как дела, милая?» — «Ничего, а у тебя, любовь моя, все хорошо?» Оскорбления — это такой же язык, как и любой другой. Надо все-таки попытаться их успокоить.
— Каждый из нас — просто скопление частиц, — произносит Кассандра.
— Ну так скажи большому скоплению частиц, которое стоит рядом с тобой, что если оно не заткнет свою пасть, то отросток моего организма под названием «рука» войдет в соприкосновение с соединениями молекул под названием «его толстая морда»!
— Ты оскорбляешь меня потому, что тебе хочется меня поцеловать, — говорит Орландо.