– Ларочка…
Лариса удивленно посмотрела на любовника. Экие мы ласковые сегодня! Пожалуй, так он ее называет впервые за все пять месяцев знакомства.
– Слушаю тебя внимательно.
– Не пора ли нам с тобой перестать скрываться? Особенно от родителей.
– Это что ты мне предлагаешь? – насторожилась вдруг она.
– Это я тебе делаю предложение, – Всеволод выглядел серьезным.
– Вот как…, – задумчиво протянула Лариса, – а я тебе отказываю, Сева!
– Как это?
– Не хочу я за тебя замуж, да и вообще замуж не хочу.
– Не ври. Все девушки хотят.
– Я не все. А теперь ты, мой милый, скажешь мне, с чего вдруг такая щедрость души? Только не юли. Я тебя довольно хорошо знаю. К тому же, я не слепая, вижу, что у тебя проблемы. Рассказывай.
Всеволод вздохнул. А что он, собственно теряет? Ларису? Это вряд ли. Как любовники они идеально подходили друг другу. А большего они друг от друга и не требовали. Девушка, спору нет, умна. А может быть, это его шанс? Шанс на выживание. Всеволод постарался быстро прикинуть, как рассказать о своих делах, не называя имен. Наконец, он решился.
– У меня отбирают бизнес. Я сделал одну ошибку, не важно что. Даже не в ошибке дело. Просто некоему местному чинуше понадобилось хлебное место для подросшего сынка. А мест таких свободных в городе нет. Человек, который мог бы мне помочь, не хочет в это ввязываться. Но только к нему я могу обратиться.
– Пока ничего не понимаю. При чем тут твое смешное желание на мне женится?
Всеволод даже растерялся на минуту. Эк, как она его! Смешное! Это что же, он так смешно выглядел или ему подруга такая смешливая попалась?
– Я не могу к нему подобраться в последнее время. Он меня избегает.
– Я знаю этого человека?
– Ты – нет. Твоя мачеха – да. Она с ним плотно знакома. Не знаю, какие у них отношения, врать не буду. Видел их вместе много раз. Сегодня тоже. Познакомь меня с ней, а дальше я сам.
– Сева, кто этот человек? – Лариса внимательно смотрела на друга. «Боится, ох, как трусит!»
– Это Крестовский, – произнес тот тихо.
– Дедушка Женя…, – Лариса загадочно улыбнулась.
– Дедушка?
– Я думаю, тебе нет нужды знакомиться с женой моего отца. Я сама смогу тебе помочь, мне Евгений Миронович не откажет.
– Кто он тебе?
– Так-то, вроде бы и никто. Он отец моей мачехи.
– А почему же не откажет? Ты же ему даже не внучка?
– Потому, что он, как и ты, любит красивых женщин, – рассмеялась Лариса. Боковым зрением она увидела, как сначала поднялась со своего места мачеха, а за ней и отец. Поддерживая ее под локоток, он повел ее к выходу.
– Пошли, пора, – Лариса потянула задумавшегося любовника за рукав. «Дела делами, а программу для души и тела никто не отменял!», – отчего-то весело подумалось ей. Всеволод, заметно успокоившийся, потрусил за Ларисой.
Глава 7
Миха бродил между могилами уже добрых полчаса. Подойдя к делу со всей серьезностью, он обрисовал себе примерный квадрат поисков нужного места и методично исследовал все надгробия. Но следов какого-то бы ни было механизма так и не нашел. Досадно! Не привыкший отступать, он сосчитал количество уцелевших крестов и прикинул время, оставшееся до наступления темноты. На детальное исследование каждого у него получалось всего по пятнадцать – двадцать минут. Миха подошел к крайнему слева. На кресте не было таблички с именем, но плита была кем-то очищена от сорной травы и налетевшей земли. Миха опустился на колени. Рукой осторожно провел по краю плиты по периметру. Ничего! Так, теперь основание креста. Он смел пальцами пыль и стал ощупывать шершавую поверхность. Никаких лишних выступов не было. Почему-то именно от этой могилы уходить не хотелось. Места вокруг надгробия было довольно много, будто кто-то, схоронив здесь своего близкого, оставил местечко и для себя. Оградка из кованого чугуна стояла прочно, петли на калитке даже не скрипели, и Миха сразу подумал, что могила совсем не заброшена, хоть и без имени. Он еще раз провел рукой по кресту. И вдруг палец обо что-то задел. Совсем маленькая железочка находилась прямо под поперечной перекладиной креста. Миха от волнения вспотел. Подергав железочку в разные стороны и не получив никакого результата, он было решил, что это просто так железочка, а он дурак и фантазер. Усевшись на плиту, он прислонился к кресту. И тут же почувствовал, что тот начал медленно поворачиваться. Миха вскочил и уставился на открывшуюся перед его глазами небольшую нишу под основанием креста. «Мама моя дорогая!», – успел вскрикнуть он, теряя сознание от пронзительной боли в затылке.
Темная фигура застыла над лежащим телом с опущенной рукой, в которой была зажата небольшая лопатка. «Ну, куда ж ты полез! Не твое это, мое! Я заслужил», – мог бы расслышать кто-нибудь близко стоящий невнятное бормотание. Но рядом с согнувшейся фигурой не было ни души.
* * *
– Санек, где Миха? Ты будешь говорить, поросенок? Куда Миха ушел, к Зойке?
Елена трясла младшего сына за плечо. Голова Саньки, низко опущенная на грудь, моталась, как у тряпичной куклы.
– Не-а. Не к Зойке, – Санька трусил. Если он скажет, что Миха ушел на кладбище, придется рассказывать, зачем. Миха узнает, что он проболтался и наподдаст ему по самое некуда. Но с другой стороны, время было за полночь, а Миха еще не возвращался. Санька сначала не знал, что брат ушел на кладбище еще днем, при свете. Он почему-то решил, что они пойдут туда вечером вместе. И днем убежал с пацанами на Юзу купаться. Вернулся, а Михи и след простыл. И фонарь на батарейках из сарая исчез, Санек специально ходил посмотреть. Обозлившись на старшего брата, он пообедал щами и опять ушел на речку. Голод пригнал его домой к восьми часам. То, что Миха не возвращался, он понял сразу. И мать была удивлена, что старший не приходил обедать: его порция щей так и осталась в чугунке. Но особо она не волновалась: сын-то уже не пацан, а мужик! Свои дела, наверное. Может, к Палычу пошел, хоть и выходной.
За ужином Санек сидел задумчивый, вяло ковыряя в тарелке с картошкой. Он решил, что пока еще светло, сбегает на кладбище, посмотрит издалека, может Миха там где неподалеку затаился. Санек примерно представлял, откуда удобнее всего будет наблюдать за той загадочной фигурой. Впихнув в себя картошку с мясом, он запил ее чаем и, крикнув матери: «Я скоро приду», умчался на улицу.
В нужном месте он брата не нашел. Повинуясь чувству тревоги, заползшей ему в душу, он, осмелев, решил обойти старую часть кладбища. Сам не зная, что он может там найти. Возле одной ограды, прямо на траве, стоял их фонарь. Михи нигде не было. Санек испугался до гула в голове. Не в силах двинуться с места, он жалобно пискнул «помогите» и только после этого припустился бежать. Фонарь забрать с собой он, конечно же, забыл. Страх отпустил его где-то в середине пути, и Санька начал что-то соображать. А что, если Миха просто спрятался где-то неподалеку и не хочет, чтобы он, Санек, его видел? Тогда ему от брата вечером попадет! А фонарь? Почему он на земле? Миха его забыл? А если его найдет та фигура? Тогда точно поймет, что ее кто-то здесь засек. И будет искать! А если найдет Миху? А вдруг она, эта фигура, сильнее? Тогда Михе будет плохо, факт. Нужно фонарь забрать. Тогда та фигура ничего не заподозрит. Санька развернулся на дороге и побежал обратно.
Он сто раз обошел оградку! И даже лазил вокруг других могил, но фонаря не нашел. «Наверное, Миха и сам догадался его забрать», – упокоил он сам себя и, уже не торопясь, двинулся домой.
Сейчас давно минуло двенадцать, и Михи до сих пор нет. Не может же он весь день сидеть в засаде не емши!
– Саня, если ты не скажешь, где брат, я сейчас пойду к Зойке. А потом поставлю на ноги всю деревню.
Санек представил себе, как мать врывается в Зойкин дом, и поежился. «Нет, попадет мне от Михи хоть так, хоть сяк. Что ж делать?», – он состроил «честные глаза» и сказал:
– Ну, у Михи какие-то там дела. Он в город уехал! – озвучил он вдруг пришедшую ему на ум спасительную идею. Главное, подкараулить возвращение брата и договориться с ним, чтобы он говорил тоже самое.
– Почему же ты раньше молчал, поросенок? – мать заметно успокоилась.
– Он думал, что успеет вернуться сегодня, – врал как сивый мерин Санек, уже почти веря сам себе.
– Иди спать, Саня.
– А ты, мам?
– Я тоже сейчас буду ложиться, иди, – Елена подтолкнула враз вдруг захотевшего спать Санька к двери их комнатенки. Санек зевнул. «Я чуток посплю, а утром Миха наверняка придет. Может, он правда к Зойке зарулил на обратном пути?», – решил он для себя окончательно, покруче подтыкая подушку под голову.
Елена легла на кровать прямо поверх тканого покрывала. Раздеваться почему-то не хотелось. Ей казалось, что в любой момент она должна будет быть готовой куда-то бежать, что-то делать. Бросив на ноги бабушкину шаль, она прикрыла веки. И тут же провалилась в сон. Перед ней, как тогда, десять лет назад, стояла цыганка и все время повторяла ей одни и те же слова: «Береги первенца, береги первенца пуще глаза». Елена вскрикнула и проснулась. Резко поднялась с постели, тревожно огляделась вокруг. Никого. Сердце неуспокоенно ныло, руки были холодны и как – будто онемели. Елена сунула ноги в тапочки и подошла к окну. Долго стояла она, вглядываясь в темноту. Она уже ничуть не сомневалась, что с ее сыном случилась беда.
Глава 8
Всю дорогу до дома они молчали. Каждый о своем. В последние два – три года они, даже если и говорили вроде бы друг с другом, а получалось, что каждый говорит о своем и собеседника совсем не слышит. Да и общих тем для разговора почти не стало. Он делал дело и деньги, она деньги тратила. Вот такой простой расклад. Он был не жадным, но иногда ему до одури хотелось высказаться по поводу ее покупок, особенно если она приносила домой очередную керамическую собаку размером с ребенка и стоимостью в несколько тысяч. Собак этих в доме было немерено, одна из них, особенно нелюбимая им, стояла в углу прихожей с раззявленной пастью. Как бы пудель встречал входящих громким лаем: в него была вмонтирована проводка от дверного звонка. «Прикольно!» – сказала его дочь Алена, услышав утробное гавканье. Гости, впервые пришедшие к Махотиным, пугались и тревожно озирались по сторонам в поисках пса: лай продолжался довольно долго, то затихая, то становясь громче. Вот такой прикол. «Какая пошлость!» – небрежно бросила Лариса, его старшая, и выразительно посмотрела на отца, мол, я говорила, что твоя женушка малость неадекватна!
Махотин остановился на красный свет. Боком покосился на жену. Вот теперь у них опять появилась общая тема. Страшная в своей нелепости смерть его первой жены. Такая же нелепая в своей страсти их короткая семейная жизнь. Они с Любавой бросили на алтарь этой страсти все, что имели: она – нелюбимого, но страдающего по ней мужа, он – невесту. Он опять покосился на жену. Лиза добилась таки своего, он стал ее мужем. Из благодарности ее отцу, ну и ей конечно. Когда случился пожар, в котором сгорела Любава, Лиза упросила отца помочь ему. А его, Махотина, обвиняли в поджоге. И в убийстве.
Махотин повернул во двор. Огляделся в поисках свободного места для парковки. Кругом стояли «копейки» и «Москвичи». Махотин усмехнулся. Он и тут «выпендрился», как сказал его тесть Крестовский. Нормальные люди с его достатком не селятся в таких домах. Сам Крестовский жил в собственном особняке у Волги в районе загородного парка и, естественно, хотел, чтобы его единственная дочь жила рядом. Вообще, отношения с тестем у Махотина были странными. Крестовский, держа в своих сухоньких ручонках половину игорного бизнеса города, по – своему уважал зятя. Уважал за нестандартность, за небоязнь его, такого могущественного, за отсутствие раболепия. Это так думал Махотин, льстя себе. На самом деле Махотин не был так уж смел. Ему иногда бывало стыдно смотреть в глаза жене, которая прекрасно понимала, что весь его «не страх» – только из-за того, что она безумно любимая отцом дочь, а он любимый ею, Лизой, муж. Не станет Махотин мужем, не станет и самого Махотина.
Они с Лизой все также молча поднялись на второй этаж по широкой лестнице с витыми чугунными перилами. Лиза своим ключом открыла дверь. «Вот зараза!», – выругался Махотин вслух на неживой лай. Лиза усмехнулась. Она почти добилась своего. Когда-нибудь ему надоест видеть вокруг керамические морды, и она поставит ему условие: они съезжают с этой дурацкой квартиры, она выкидывает всех собак. Вот такую сложную комбинацию она придумала, а с Махотиным иначе никак нельзя, Махотин вот такой, непростой! Как же трудно притворяться спокойной! Как трудно все время что-то придумывать, чтобы удержать его возле себя, такого необыкновенного. Каким трудом, какой дорогой ценой он ей достался! Грех так говорить, но ей помог тот пожар. Он ей до сих пор снится по ночам, хотя она его и не видела. И женщина горящая снится. Его, Махотина, любимая женщина. Как больно-то до сих пор! Больно, что он не любит, а играет в любовь. Вроде ласков, а вроде и не с ней. Подарки, кажется, от души, но для кого? Для любимой ли? Или так, по долгу? Она устала себя обманывать. Женился бы на ней Махотин, если бы ее отец его тогда из тюрьмы не вытащил? Нет, умирал бы от горя, а о ней и не вспомнил.
– Боря, есть хочешь? – она кивнула в сторону кухни.
– Нет, спасибо, Лиза.
– Тогда пойди, поговори с Аленой. Или мы теперь никуда не поедем? – добавила она с надеждой.
– И не мечтай. Лучшее, что я могу сейчас сделать, это смыться в деревню, ты что, не понимаешь?
– Нет, не понимаю твоей паники, уж прости. Дело давно закрыто. Ты к нему с какого боку? Если даже что, папа опять поможет.
– Папа, папа! Ты не понимаешь, что это кто-то из ее родни докапывается?
– Чего ради?
– Если денег хотят, это – полбеды. А если мститель какой оголтелый? Пристрелит втихую, и останешься вдовой.
– Ты боишься?
– Да, Лизок, боюсь, – он смотрел ей прямо в глаза. Она вдруг разом поняла, что он действительно напуган. И она на самом деле может стать вдовой. И испугалась сама. Он никогда при ней не показывал слабость. Он и себе ее не показывал.
– Боря! Хочешь, отец приставит к тебе телохранителя? – она мягко дотронулась до его щеки тыльной стороной ладони.
– Нет, Лиза, не хочу. Я, наконец, хочу до конца разобраться, кто и зачем убил мою жену? Что-то подсказывает мне, что это писулька – привет от убийцы. Мне нужно время. Я боюсь, что он не даст мне этого времени. Ты помнишь ту первую записку, которая была в корзинке с Ларой? Она была в таком же конверте. Даже картинка такая же. Памятник Чапаеву. Я хорошо запомнил. Потому, что жил я в доме напротив драмтеатра и окна моей комнаты выходили прямо на этот памятник.
– При чем здесь памятник?
– Да не в нем дело. Тот человек, который подбросил нам под дверь квартиры корзину с моей дочерью и сейчашний писака – одно лицо. И оно, это лицо, знает то, чего не знаю я. Теперь понятно?
– Так ты думаешь, что она и вправду жива?
– Нет, это вряд ли. Тело ее опознали многие, и тетка ее любимая в том числе. Просто этому лицу нужно меня было задеть, напомнить мне о пожаре, заставить дергаться.
– Зачем, Боря?
– Варианта два. Или он думает, что я виновен, хоть и косвенно. Знаешь, как бывает: сам убил, а винит другого. Мол, если б не ты, мне не пришлось бы…
– Сложно слишком. А второй вариант?
– Или он хочет, чтобы я нашел настоящего убийцу. Ведь его так и не нашли. Тот деревенский Анискин даже и не пытался ничего расследовать, а твой отец был занят моей персоной, вытаскивал меня из тюрьмы. Спасибо, вытащил. Но я и не поджигал дом. Ты что, до сих пор мне не веришь?
– Верю, успокойся. Только не понимаю, что ты в деревне-то сумеешь сделать?
– Лиза, Рождественка ведь совсем рядом с Кротовкой.
– И что? Не пойдешь же ты опрашивать жителей? Прошло ведь двадцать с лишним лет!