Но Кристен вовсе не желала рассуждать логично. Ее захлестывали эмоции в ущерб чувству справедливости. Она была оскорблена, ей даже казалось, что ее предали, и весь этот долгий день она леляла и растравляла свою обиду. Он? не сказала никому ни единого слова и была полностью погружена в свои мысли, которые с каждой минутой становились все более горестными и мрачными. Не имея возможности спустить пар, она достигла уже опасной точки кипения в тот момент, когда вечером Ида повела ее наверх.
Ида снова миновала ее комнату, направляясь к спальне Ройса. Но Кристен шла за ней не далее своей двери, которую с шумом захлопнула за собой. Ида тут же вернулась и открыла ее.
– Что это значит? Ты же видела, куда я веду тебя.
– Ну и что? – коротко спросила Кристен, укладываясь на свой тюфяк.
– Он велел, чтобы я снова привела тебя к нему.
– Ну и что?
– Не усложняй себе жизнь, Кристен, – вздохнула Ида. – Нельзя противиться его воле.
– Это ты так считаешь. И он тоже так считает. Но вам обоим придется изменить свое мнение. – Кристен повернулась спиной к старухе. – Не нужно снимать с меня кандалы, Ида. Запри мою дверь и уходи.
Кристен не видела, как Ида неодобрительно покачала головой, и даже не слышала, как та запирала дверь. Она подтянула колени к подбородку и, ухватившись руками за цепь, с такой силой дернула ее, что содрала себе кожу на ладонях. Издав яростный возглас, она отпустила цепь, перевернулась на живот и принялась стучать кулаками по тюфяку, пытаясь дать выход переполнявшему ее отчаянию. Единственное, в чем она преуспела, – это в том, что ветхий материал стал расползаться по швам и солома посыпалась на пол.
Когда спустя несколько минут Ройс открыл дверь ее комнаты, она лежала совершенно неподвижно, отвернувшись к стене. Он медленно приблизился к ней, пока его нога не коснулась тюфяка.
Он не видел этой комнаты с того дня, когда слугам было приказано приготовить ее для Кристен. Отсюда вынесли все, кроме тонкого, узкого тюфяка, на котором она спала. И в эту мрачную конуру она возвращалась каждую ночь! Ей даже не давали свечки.
– Почему ты не пришла ко мне, Кристен?
– Я устала.
– Ты все еще сердишься? – Она ничего не ответила на это. Ройс присел рядом с ней на корточки и тронул ее за плечо. – Сядь, чтобы я мог снять с тебя кандалы.
Она повернулась и посмотрела на него, но не стала садиться.
– Если ты унесешь их насовсем, тогда снимай. В противном случае пусть остаются.
– Не будь такой упрямой, женщина! Бери то, что тебе предлагают.
– И будь благодарна за это, не так ли? – холодно спросила она. – Нет. Если ты собираешься обращаться со мной как с животным, будь, по крайней мере, последователен в своих действиях.
Он проигнорировал ее выпад и лишь напомнил:
– Раньше тебя это устраивало.
– Это было раньше.
– Понимаю. Ты рассчитывала, что все изменится лишь потому, что ты разделила со мной мою постель. – Он покачал головой, – Это так? – Она отвернулась, но он схватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. – Это так, Кристен?
– Да! – В этом восклицании прозвучали вся ее боль и горечь. – Я никогда не смогла бы обращаться с тобой так жестоко после всего, что произошло между нами. И я не понимаю, как ты можешь это делать!
– Уверен, что ты прекрасно понимаешь, почему я вынужден так поступать, Кристен, просто тебе это не нравится, – сказал он нетерпеливо. – Если хочешь знать, мне это нравится не больше, чем тебе!
– Неужели? – язвительно спросила она, – Ты здесь хозяин и властелин. Все, что делают со мной, делают по твоему приказу.
Окончательно потеряв терпение, Ройс поднялся и сурово уставился на нее потемневшими глазами.
– Очень хорошо, я могу предложить тебе другое решение. Я сниму кандалы, но тебя запрут в комнате – в моей, если тебе угодно, – и ты не будешь покидать ее. Днем я не смогу уделять тебе внимания, и ты будешь находиться в полном одиночестве все время, за исключением ночей. Это тебя устроит больше?
– Ты с таким же успехом можешь запереть меня в темнице!
– У нас здесь нет темницы. Я предлагаю тебе свою комнату вместо этой конуры. Выбор за тобой.
– Это не выбор, милорд! – возразила она. – Ты предлагаешь еще больше ограничить мою свободу. Предложи мне такие условия, которые я могла бы принять.
– Ну что ж, есть еще один вариант. Я убью твоих друзей, и тогда ты сможешь разгуливать по всему Уиндхерсту безо всяких ограничений.
– Что?!
Кристен села и недоверчиво уставилась на него, а он как ни в чем не бывало продолжал:
– Я могу доверять тебе только в одном случае – если их здесь больше не будет и моим людям перестанет угрожать опасность быть перебитыми, если пленники надумают бежать. Сама же ты одна далеко не уйдешь, я все равно тебя настигну.
– Ты шутишь! – проговорила она, все еще не веря тому, что услышала.
– Нет.
– Ты знаешь, что я никогда не соглашусь купить себе свободу такой ценой! – яростно зашипела она. – Как ты смеешь даже предлагать мне такое? Неужели ты и вправду способен убить беззащитных людей?
– Эти люди мои враги, Кристен. Если у них появится малейшая возможность, они не раздумывая убьют меня. Мне вообще не хотелось оставлять их здесь, я бы предпочел избавиться от них. Это Олден убедил меня, что они могут оказаться полезными.
– В таком случае можешь избавиться и от меня тоже, сакс! – вскипела Кристен. – Я одна из них!
– Да, женщина, ты тоже мой враг, – мягко ответил он. – Но мне нравится, когда ты рядом. Итак, дай, я сниму твои колодки на ночь, или остановись на каком-нибудь другом решении.
Она сердито посмотрела на него, но все же вытянула ноги, чтобы он не надумал принять решение за нее. Она все еще мрачно смотрела на него, когда он встал и повесил цепь себе на шею, ухватившись руками за железные кольца на ее концах.
– Я хочу любить тебя, Кристен. – Его голос стал хриплым. – Полагаю, ты откажешь мне, потому что все еще злишься, но я все равно задам тебе этот вопрос. Ты разделишь мою постель?
– Нет, – упрямо пробормотала она, стараясь не обращать внимание на ответные чувства, которые пробудили в ней его слова.
– Я мог бы настаивать.
– В таком случае, сакс, тебе пришлось бы на себе испытать, каково это – пытаться принудить меня силой.
Она услышала, как Ройс вздохнул, а потом довольно резко произнес:
– Надеюсь, женщина, что ты будешь злиться не слишком долго.
После этого он вышел из комнаты, и Кристен услышала, как он запер за собой дверь.
Глава 20
– Что такое ты сделала с моим кузеном, женщина, отчего он пребывает в таком мрачном настроении?
Кристен лишь вскользь взглянула на Олдена. Он остановился на противоположном конце рабочего стола. В первый раз после того, как она напала на него, он рискнул приблизиться к ней. Но его появление было встречено весьма неприветливо.
– Я не отвечаю за его настроения, – грубо заявила она.
– Нет? – Олден улыбнулся, – Я видел, как он смотрит на тебя. Конечно же, это ты всему виной.
– Уходи, сакс, – сказала она, мрачно взглянув на него. – Нам с тобой не о чем говорить.
– Значит, ты все еще хочешь убить меня?
– Хочу? Я обязана это сделать.
– Жаль, что мы не можем стать друзьями, – вздохнул он с притворным отчаянием. – Я дал бы тебе совет, как управляться с моим кузеном, поскольку у тебя это что-то пока плохо Получается.
– Я не нуждаюсь в твоих советах! – отрезала она. – И я не желаю управляться с твоим кузеном. Я вообще не хочу иметь с ним дела!
– Возможно, но я видел также, как ты смотришь на него. Вы бросаете друг на друга такие страстные взгляды, что…
– Будь ты проклят! – разъярилась Кристен. – Клянусь, ты, должно быть, родной сын Локи! Уходи отсюда, пока я не швырнула это тесто тебе в голову!
Посмеиваясь, Олден отошел от нее. Кристен принялась сердито месить тесто. Как смеет этот человек дразнить ее? Неужели он не верит, что она на самом деле желает его смерти? Она настроена совершенно серьезно. И то, что он отличался таким добродушным нравом, не имело никакого значения. Как и тот факт, что, насколько ей стало известно, именно ему викинги обязаны тем, что остались в живых. Не важно, что своей мальчишеской улыбкой и поддразниваниями он напоминал ей ее кузена Эрика. Она все равно убьет его – если ее когда-нибудь освободят от этих цепей.
Ее длинная, толстая коса упала через плечо на грудь, и девушка сердито отбросила ее назад. Была уже середина лета, и стояла непривычная для Кристен жара. Дома в это время она плавала бы с Тайрой или скакала бы по полям верхом на Тордене, а ветер трепал бы ее волосы. И уж, конечно же, она ни в коем случае не стояла бы целый день у раскаленного очага. Но все эти сожаления о том, что могло бы быть, лишь напоминали ей, что она оказалась здесь по своей собственной вине.
Прошло уже чуть больше месяца с того злополучного дня, когда они встали на якорь в устье этой реки. Иногда Кристен видела в открытое окно Торольфа и остальных, когда они шли на работу или возвращались вечером домой. Но они не могли видеть ее, потому что она находилась в дальнем углу зала.
Кристен знала, что они, наверное, все еще беспокоятся из-за нее, по крайней мере Оутер и Торольф. Им давно следовало бы бежать отсюда. Она надеялась, что их не останавливает мысль о том, что в этом случае им придется бросить ее одну. Скорее всего, Ройс со своими проклятыми предосторожностями сделал их побег невозможным.
Она стала размышлять, не попросить ли ей у Ройса разрешения поговорить с ними, но сообразила, что Олден действительно прав. Всю последнюю неделю, с тех пор как она отказалась спать с ним, Ройс пребывал в отвратительном настроении и, несомненно, ответил бы отказом на любую ее просьбу. Приказы, которые он отдавал своим людям, были резкими и отрывистыми, а его лицо было мрачнее тучи. Его сестра и слуги старались держаться от него подальше и вели себя необычайно тихо, опасаясь привлечь к себе его внимание. Неужели она была причиной его дурного настроения?
Ей хотелось бы думать так, но она не верила, что имеет на него такое влияние. Правда, каждый вечер он приходил к ней и просил разделить с ним постель, но всякий раз она отвечала отказом, отчаянно цепляясь за свои обиды. Наверное, Олден каким-то образом узнал об этом. Может быть, он услышал сердитый голос своего кузена, доносившийся из ее комнаты в один из последних вечеров, потому что терпение Ройса явно истощалось. А возможно, как он и сказал, он лишь перехватил несколько взглядов, который Ройс бросал в ее сторону.
Сомнительно, чтобы Ройс стал обсуждать ее с кузеном. С какой стати? Она была всего лишь женщиной, которая привлекала его в настоящий момент достаточно сильно, чтобы желать заполучить ее в постель, но недостаточно сильно, чтобы упоминать о ней в разговоре со своими родными. Он не станет признаваться, что испытывает повышенный интерес к рабыне, тем более к пленнице, которая принадлежит к племени его самых ненавистных врагов.
Ида знала, что происходит, но она была предана Ройсу и не стала бы говорить никому о том, что Кристен отказывает ему, а он мирится с этим. Она с утра до вечера пилила Кристен за ее упрямство, потому что считала, что, если Ройс хочет ее, он имеет полное право ее получить. Она знала также, что единственная ночь, которую они провели вместе, была приятной для них обоих, так как она не слышала, чтобы из его комнаты доносились какие-либо крики, а на следующее утро на нежной, гладкой коже Кристен не было ни единого синяка. Правда, весь следующий день Кристен провела в ледяном молчании, но Ида догадалась о причине этого, заметив, какие сердитые взгляды время от времени бросала девушка на свои кандалы.
Ида обозвала ее тогда дурой за то, что она отказывается заслужить благосклонность своего господина таким старым, вековым способом.
Кристен ответила на это, что вполне проживет без такой благосклонности, в результате которой все еще остается закованной в цепи, как дикое животное.
Она, однако, была озадачена тем, что Ройс уступал ее желаниям. Он продолжал приглашать ее к себе в постель каждый вечер и каждый вечер принимал ее отказ, хотя в последнее время с растущим недовольством. Но она никогда даже не думала, что он будет мириться с таким положением дел. На самом деле она рассчитывала, что он применит силу. Это больше бы подходило к ее положению, ведь она полностью находилась в его власти. Но он этого не делал. И, к своему собственному удивлению, Кристен стала испытывать чувство растущей неудовлетворенности.
Она все еще хотела его. А сейчас, когда знала, как это бывает, она хотела его еще больше, чем прежде. Но гордость, которой она отнюдь не была обделена, не позволяла ей снова признаться в этом – по крайней мере, ему.
В эту ночь Кристен с тревогой ждала Ройса, но он не пришел. Она решила, что он нашел утешение в другом месте, и попыталась убедить себя, что ей все равно. Если бы она знала, где он на самом деле провел ночь, наутро она не была бы такой раздражительной.
Следующий день тянулся бесконечно, и Кристен чувствовала себя так, словно, рассердившись на свое лицо, сама отрезала себе нос. Ведь она сама была причиной своих страданий. Кристен была уверена, что Ройс больше не придет к ней, что он с ней покончил. И то, что она не видела его весь день, еще больше убедило ее в справедливости этих предположений.
Но она решила все же подождать немного после того, как Ида сняла с нее кандалы и заперла дверь на ночь. Она сидела в темноте на тощем тюфяке и теребила в руках свой порядком растрепавшийся на концах веревочный пояс, продолжая надеяться. Ей не хотелось, чтобы Ройс так просто отказался от нее. Она предпочла бы, чтобы он силой заставил ее сдаться. Если гордость не позволяла ей уступить ему, он должен был преодолеть ее. Почему он не сделал этого?
Прождав дольше, чем обычно, Кристен наконец вздохнула и стала раздеваться, собираясь лечь спать. На прошедшей неделе она не делала этого, пока Ройс не побывает у нее. Прошлую ночь она так и проспала в одежде, хотя это было очень неудобно. Но сегодня это не имело значения – он все равно больше не придет.
Она еще не спала, когда дверь внезапно открылась. Сзади на Ройса падал свет от горевшего в коридоре факела, и его черный силуэт в дверном проеме казался огромным. Тело Кристен словно ожило, она задрожала от возбуждения. Ее переполняла радость оттого, что он пришел, что он не собирался пока отказываться от нее. Но ни одно из этих чувств не отразилось на ее лице, когда она взглянула в его сторону, пытаясь в темноте разглядеть его черты.
Он молча стоял, и она поняла, что он вовсе не собирается ничего говорить. Что ж, надо полагать, у него тоже была гордость. К тому же и без слов было ясно, зачем он пришел.
Она снизошла до того, чтобы первой нарушить молчание.
– Ты снимешь с меня кандалы насовсем, милорд?
– Нет.
– Даже если я поклянусь жизнью своей матери, что не выйду из дому?
– Нет. Откуда мне знать, может быть, ты люто ненавидишь свою мать, или ее вовсе нет в живых. В этом случае твоя клятва ничего не стоит.
Кристен была задета, но старалась не показать этого. Она приподнялась на локте, так, что тонкое одеяло сползло с нее, обнажив грудь. Это был нечестный прием с ее стороны, но Кристен уже устала от всей этой истории.
Она попыталась говорить достаточно сердитым тоном, чтобы он подумал, будто она не заметила, что произошло.
– Я очень люблю свою мать, и она безусловно жива и, несомненно, страшно беспокоится за меня. Ты считаешь, что если я женщина, значит, не имею понятия о чести? Или ты не доверяешь мне потому, что я принадлежу к племени викингов?
Он шагнул было к ней, но тут же остановился.
– Женщина, слова ничего не стоят. Нужно смотреть на поступки, а твои пока что не говорят в твою пользу.
– Почему? Из-за того, что я хочу убить твоего кузена? – спросила она, потом насмешливо добавила:
– Или потому, что я не срываюсь с места, стоит тебе поманить меня пальцем?
Он с силой стукнул кулаком о ладонь, из чего она заключила, что ее удар попал в цель. По крайней мере, она умудрилась вывести его из равновесия, хотя в нем проснулась совсем не та страсть, которой она ждала.
– Господи! – потеряв терпение, воскликнул он. – В жизни не встречал такой невыносимой женщины! Я вижу, что напрасно теряю время. Ты просто не хочешь меня понять.