— У вас есть я.
— Вы? — Она подняла на него глаза. — Как это?
— Я сейчас рядом с вами, держу вас в объятиях и утешаю; вы сдаете мне часть своего дома на острове, а поскольку я еще долго буду писать книги, нам с вами придется так же долго жить под одной крышей. Иными словами, вы не одиноки. У вас есть я. Завтра вечером я помогу вам упаковать игрушки, а сейчас давайте заедем куда-нибудь поужинать.
— Я не голодна.
— Вы всегда голодны. Идемте, — произнес он тоном, не терпящим возражений, и тут же начал действовать: помог Линде надеть пальто, подал сумочку и подтолкнул к двери. У главного входа их ждал лимузин с шофером, любезно предложенный издателем Джеймса Кэрригана.
В автомобиле она откинулась на мягкую спинку сиденья и закрыла глаза. В следующую секунду до нее донесся голос Джеймса, назвавшего водителю адрес, а затем звон хрусталя.
— Вот, выпейте, — сказал он. Линда открыла глаза и взяла из его рук бокал — водку со льдом. То же самое она пила накануне на вечеринке.
— Благодарю.
Итак, она ехала в ресторан с прославленным автором приключенческих романов Джеймсом Кэрриганом. Линда состроила сама себе рожицу: не забывай, что это тот самый писатель, который почти вышвырнул тебя из своего дома, когда ты захотела вернуть подобранные на пляже листки его же рукописи. Не забывай также, что он объект для посягательств всех женщин, оказывающихся с ним рядом.
Нет, это не тот мужчина, который тебе нужен, решила Линда. Отныне ты должна держаться с Джеймсом вежливо, сдержанно, отчужденно. Но…
Но Джеймс ослеплял ее своим обаянием.
В ресторане они уселись за столик, стоявший поодаль от остальных. Им никто не мешал, и ничто их не отвлекало друг от друга. Рядом не было никаких раболепствующих поклонниц. Не раздавались телефонные звонки от его жалующихся сестер. Не было пишущей машинки, которая бы зазывала его снова сесть за работу. Не было Норы. Они были только вдвоем — и ни души больше.
Они говорили без умолку. Линда поведала Джеймсу о своих планах заняться выращиванием трав на острове, а он рассказал о том, что его фоторепортерская карьера началась с двадцатидолларового фотоаппарата, который подарил ему отчим, разводивший коров. Джеймс снимал все подряд — облака, мертвых скунсов на дорогах, коров, трактор, своих сестер в те моменты, когда они не видели его.
Поданные блюда оказались необыкновенно вкусными; с аппетитом поглощая их, Линда обнаружила, что все-таки проголодалась. Ее собеседник поведал о фильме, который снимался по его новой книге. Линда наслаждалась голосом Джеймса и любовалась его лицом, на которое падал мягкий золотистый свет от зажженных свечей.
Вечер получился изумительным, и она от души поблагодарила Джеймса.
На следующий день он приехал к ней в особняк в половине седьмого вечера. Когда дверь в комнату отворилась, Линда увидела перед собой Джеймса с коробкой в руках.
— Мы можем перекусить, пока будем упаковывать игрушки, — сказал он.
В коробке, как в роге изобилия, оказалось все: различные деликатесы, вино, бокалы, скатерть, вазочка с красной розой и две длинные белые свечи. Так что сервированный Линдой маленький столик выглядел красиво и романтично. Осталось только усесться за него и приступить к трапезе. Что они и сделали, но только не сразу, а попозже, ближе к ночи, когда и принято цивилизованными людьми наслаждаться экзотическими яствами. Тем временем гость помог хозяйке разобрать и уложить в коробки набивные игрушки — медведей, обезьян, уток, щенят, лисят, тигров и даже медведя-коалу, подаренного ей австралийским другом отца. Игрушек самых разных форм и размеров было столько, что их хватило бы на три или четыре сиротских приюта. Упаковав зверюшек, они выпили, а затем заклеили коробки липкой лентой и сделали на каждой краткую опись содержимого.
— Когда вы возвращаетесь на остров? — спросила Линда, заворачивая маленького шимпанзе в мягкую розовую бумагу.
— В понедельник. Мне пора садиться за работу, я и так вышел из графика. А когда вернетесь вы?
— Если ничего не нарушит моих планов, то в следующую субботу. — Ее тоже ждали на острове заботы. Надо было строить оранжереи и приступать к выращиванию трав. При мысли об этом она улыбнулась. Отныне ее жизнь будет наполнена добрыми делами и чистотой, украшена зелеными растениями, а воздух пропитан ароматами тимьяна, базилика и мелиссы. — Жду не дождусь, когда снова попаду на остров, — сказала она. — Вы только представьте себе: я стану полезным членом общества, буду сама зарабатывать себе на жизнь!
Джеймс улыбнулся и спросил:
— Вам действительно так хочется самой зарабатывать на жизнь?
— Да, действительно.
А еще больше Линду радовала мысль о том, что ее затея поможет обеспечить людей работой. Конечно, их будут не сотни и не тысячи, но все-таки на какое-то число армия безработных благодаря ей уменьшится. Линда наслаждалась красотой и безмятежным покоем островка, и ей было вдвойне приятно думать, что она сможет дать ему что-то взамен.
— За ваши успехи на трудовом поприще, — с этими словами Джеймс поднял бокал.
С того момента, когда он пришел, в комнате возникла какая-то напряженность; трепет ожидания пронизывал Линду. Разумеется, в этом не было ничего странного, ибо она знала, что неизбежно должно произойти между ними.
Они поужинали. Линда занервничала еще больше. Ее никогда еще никто не соблазнял. А теперь соблазняли. И она не собиралась препятствовать этому. Женщина почувствовала, что пьянеет, у нее закружилась голова.
— Спасибо за прекрасный ужин. — Линда обвела рукой стол, деликатесы, свечи. — Вы в душе случайно не романтик?
— Романтик? В душе? — Он скривил рот. — Я бы назвал это по-другому. Просто у меня бывают моменты сильного романтического вдохновения. — Мужчина встал, взял ее за руку и властно потянул к себе. Прямо из кресла она попала в его объятия. — И вот такое сильное вдохновение вызываете у меня вы, Линда.
Он дерзко, чувственно поцеловал ее в губы, потом кончиком языка нежно коснулся уголков ее рта. Нет, она не могла сопротивляться этому мужчине. Наоборот, ей хотелось еще ближе прижаться к нему, подчиниться его силе, хотелось растаять в объятиях Джеймса, всегда ощущать его рядом, обнимать и никогда не отпускать от себя. Поцеловав Линду, он слегка дотронулся губами до ее щеки у самого уха и тихо прошептал:
— Ты не представляешь, как я хочу тебя!
— Представляю. — Она тоже перешла на шепот. И почувствовала, что начала дрожать.
— А ты? — Кончик его языка ласкал мочку ее уха. — Ты хочешь меня?
— Да, — прошептали ее губы. — Ты же знаешь, что хочу.
Она хотела Джеймса больше всего на свете. Но ведь удовлетворение любовного желания сделает ее уязвимой. Ведь прежде чем лечь с ним в постель, она должна будет обнажить перед ним не только свое тело, но и душу. Ей никогда не удастся внушить себе, что акт любви — это лишь игра, которая заканчивается вместе с завершением физического контакта между партнерами.
Нет, отныне она не пойдет на сделку со своим характером, своей личностью. А ведь какие сокровища своей души она держала раньше под семью замками? Любовь, веру, верность? Но теперь с нее хватит! Долой замки! Теперь Линда не мыслила жизни без любви, веры и верности, которые она могла бы снова подарить, но уже другому мужчине.
Джеймс продолжал целовать ее, меж тем как его теплые, сильные руки проскользнули под свитер. Могла ли она верить ему? Что, если это опять ошибка? Что, если и этот человек окажется таким же шарлатаном и обманщиком, каким был Филипп? Ее тело напряглось.
— Я не предам тебя. — Его голос был нежным и чуточку сиплым. И чутье ее женского сердца подсказало, что мужчина говорил правду.
— Я действительно вызываю у тебя сильное вдохновение? — прошептала Линда.
— Да. — Его губы слегка коснулись ее щеки, и женщина поняла, что он улыбается.
— Тогда докажи мне это, — услышал Джеймс.
8
Джеймс начал раздевать ее. Он делал это без спешки, поглаживая, лаская ладонями тело женщины, которое обнажалось все больше и больше, по мере того как предметы ее туалета один за другим падали в кресло. Вслед за одеждой Линды в кресло полетела его собственная, и вскоре перед ними возникла целая горка живописно перемешавшихся одеяний. Мужчина и женщина, теперь совершенно голые, стояли рядом друг с другом, причем Линду слегка трясло. Но не от холода, а от захватывающей, диковинной необычности момента.
В тот вечер, когда Джеймс впервые увидел Линду обнаженной, он назвал ее красивой. Сейчас и она видела его нагим, и конечно же он тоже был красив. В мерцающем лунном свете, косо падавшем из окна, его сильное, мускулистое тело походило на греческую статую, и женщина не могла оторвать глаз от безукоризненных, четко очерченных линий живого шедевра. Джеймс обнял ее и властно притянул к себе. Их губы слились в поцелуе, и от его тела пахнуло жаром, как только она прильнула к нему. Ах, как прекрасен этот изначальный миг сближения! Вдруг Линда почувствовала слабость в коленях, голова ее закружилась, ноги стали подкашиваться. Тогда он уложил ее на кровать и, устроившись рядом, заглянул в глаза.
— Я хочу видеть твое лицо и прикасаться к тебе, — сказал Джеймс и, взяв ее руку, поцеловал каждый пальчик, а затем тыльную сторону запястья. Он начал медленно, томительно поглаживать кожу женщины, его ладонь с легкостью птичьего перышка скользила по ее щекам, шее, груди, животу.
Терпение Линды иссякало, ей становилось все труднее сдерживать себя. Тело ее затрепетало, изогнулось дугой, словно по нему покатились незримые упругие волны. Ей тоже захотелось прикоснуться к Джеймсу, почувствовать под рукой дрожь его тела, уловить кончиком языка вкус его кожи.
— Я тоже хочу притронуться к тебе, — прошептала она и повернулась к нему лицом. Указательным пальцем Линда провела по его резко очерченным губам, приложила ладонь к загорелой груди, покрытой короткими завитушками волос, а когда стала жадно, сладострастно целовать его, почувствовала, как легкая дрожь пробежала по телу мужчины.
Плотно прижавшись друг к другу, они не переставали лихорадочно целоваться, а их руки безостановочно гладить, изучать, ласкать все новые и новые участки распалявшейся человеческой плоти. О, какое это удивительное чувство, какое блаженство, когда тебя трогает мужчина! В объятиях Джеймса Линда просто ожила, она вся светилась и горела, каждая ее клеточка набухла и трепетала, как почка на весеннем ветру, перед тем как раскрыться. Тело молодой женщины стало плавно раскачиваться, ритмично изгибаться в такт вековой, первобытной музыки, которая зазвучала в неведомых глубинах ее существа и которая казалась ей чудом.
А в следующий миг его губы уже скользили по ее груди. Горячий язык Джеймса изощренно ласкал соски, пробуждая в возлюбленной все новые и новые дикие, необузданные желания. Из ее горла вырвался страстный вздох и тотчас как ответ на него раздался томительный стон мужчины, и для Линды время перестало существовать.
Чудо происходящего завораживало ее все больше и больше. Вдруг что-то будто оборвалось и под натиском чувств распахнулось в душе Линды. Она словно обрела невесомость и свободно взлетела вверх — это ощущение полета, парения вне времени и пространства было поразительным. Она отдавала себя во власть творимого волшебства со страстным желанием и искренней верой.
Такого магнетического влечения, такой неподдельной влюбленности Линда еще никогда не испытывала. Она полностью подчинилась гипнотическому обаянию Джеймса и в его объятиях сама себе казалась сокровищем, которым действительно дорожили. Ей хотелось отдаться ему, почувствовать его еще ближе, внутри себя, самым интимным образом, так, как того жаждет только влюбленная женщина.
Джеймс дышал медленно и неровно, его движения стали более порывистыми, менее сдержанными. Их руки и ноги переплелись, на коже выступили крапинки пота, а взаимное стремление насладиться друг другом приобрело все более откровенные и пылкие очертания. После каждого поцелуя, каждого прикосновения незримая электрическая дуга, возникшая между ними, накалялась еще больше, а неукротимый зов плоти неудержимо уносил их все дальше к сладостной бездне. Тело Линды пульсировало и дергалось, словно в ознобе. Она обхватила голову Джеймса обеими руками, стала судорожно ворошить его густые волосы; ее грудь, живот, бедра все сильнее льнули к нему в крутом изгибе; в какой-то момент женщина поняла, скорее, инстинктивно почувствовала, как волны клокочущей страсти захлестнули, размыли, снесли в ней последние островки рассудочности, и она потеряла всякое ощущение пространства и времени.
— Пожалуйста, ну пожалуйста, я прошу, — успела пробормотать Линда, и Джеймс тотчас опустился на нее сверху. В следующее мгновение они уже слились воедино в самом древнем и самом главном ритуале человечества: ритмическое действо этого ритуала вознесло их неведомой спирали на головокружительную высоту, закрутило в пенящемся гребне огромной океанской волны, которая на миг вдруг застыла в вышине, а затем яростно обрушилась на берег и окропила его миллионами брызг, золотом засверкавших на, солнце.
А вслед за тем воцарилась тишина. Они лежали, обвив друг друга руками, уставшие, переполненные, но все еще не насытившиеся любовью. Она уютно уткнулась в грудь Джеймса, и в ушах ее гулко отдавалось четкое, размеренное биение его сердца.
Произошло чудо. Чудо, которое мы сотворили вместе, в полудреме подумала она.
Среди ночи Линда проснулась, но не сразу сообразила, что прервало ее сон. Возможно, подсознательное ощущение того, что кто-то был с ней в постели. Окончательно освободившись от чар сна, Линда с восторгом поняла, что рядом с ней лежал Джеймс, и блаженно ощутила тепло его тела. Женщина улыбнулась в темноте, и ее сердце наполнилось убаюкивающей, сладостной истомой. В комнате чувствовалась какая-то необыкновенная легкость, которая, казалось, проникла снаружи, с улицы. Линда тихонечко выскользнула из-под одеяла и, осторожно раздвинув шторки, выглянула в окно. Картина, которую она увидела, заставила ее снова улыбнуться: ночью выпал снег, и все теперь светилось белизной; нетронутая чистота снежного покрова в садах, скверах и на зданиях создавала иллюзию сказочной страны, в которой вдруг очутилась Линда. В небе плыла полная луна, и ее серебряный свет скользил по снежным узорам, которыми были украшены каждая веточка, каждый сучок на деревьях. Сказочная страна была объята первозданной тишиной, и деревья в ней, стоявшие без единого дуновения ветерка, словно оцепенели. Природа за окном сотворила чудо. И это произошло неспроста, решила женщина. Это добрый знак. От такой неожиданной мысли она вновь улыбнулась. Снег завесил своим чистым одеянием прошлое, и теперь перед Линдой засияла новая надежда, открывалась новая жизнь.
Она снова нырнула под одеяло, и Джеймс сразу заключил ее в свои объятия, прижавшись горячим телом к счастливой Линде.
Утром, как только они проснулись, желание вновь вспыхнуло в них с прежней силой, и любовная игра слила воедино. Потом они спустились в кухню, приготовили кофе и вернулись в спальню, чтобы с чашечками горячего напитка расслабиться в постели.
Джеймс и Линда вышли из дома, прежде чем на кухне появились О'Коннелы, и целый день провели вместе, гуляя по улицам, заглядывая в книжные магазины, художественные галереи и антикварные лавки. Джеймс был учтив, весел, остроумен. Его спутница хохотала, и это доставляло ему удовольствие. Линде было чертовски приятно, что ее окружали таким повышенным, неотступным вниманием. Зайдя в русское кафе, они решили пообедать. Официант подвел их к столику в отдельной кабинке со стенами, обитыми красным бархатом. В ожидании заказанных блюд они старались отогреть замерзшие руки и ноги. Подали горячий борщ, и Джеймс, склонившись над тарелкой, предложил Линде поехать с ним завтра в Вермонт и провести выходные дни с его родными. Она согласилась, представив на миг встречу с его сестрицами-паразитками, как мысленно их окрестила. Линда просто сгорала от любопытства.
Несмотря на холодную погоду, день прошел чудесно. Джеймс, не корпевший над сочинением книги, чувствовал себя легко и непринужденно. Линда с трудом верила тому, каким невыносимым он был на острове в те первые дни их знакомства и как ей не хотелось даже видеть его. Во всяком случае, ей казалось тогда, что она не хотела видеть Джеймса.
Перед ужином они заглянули в маленький уютный бар и заказали по бокальчику спиртного. В зале играл небольшой джазовый оркестр, и гости с далекого острова слушали, как музыканты импровизировали. Знакомых здесь не было, что позволяло им развлекаться с еще большей раскрепощенностью и свободой. Джеймс положил руку Линды на стол и нежно погладил. Она заулыбалась. Все происходило как в настоящем любовном романе. Впрочем, почему «как»? Это и был настоящий, живой любовный роман: они вместе гуляли, держась за руки, улыбались, глядя в глаза друг другу, рассказывали поочередно разные забавные истории, целовались на углах улиц, пока ждали зеленого сигнала светофора. Линда не могла припомнить ни одного такого дня с Филиппом — чтобы они вот так же просто, с удовольствием общались друг с другом, заглядывали в магазины и галереи, не спеша, красиво обедали где-нибудь только вдвоем. Ничего подобного не было и в помине даже во время их медового месяца.