Потираю шею – у меня по-прежнему испарина.
Но я любила поэзию и скучала по ней. Однажды, спустя несколько недель, я вновь решила к ней вернуться. Я решила, что с ее помощью смогу стать счастливее.
Счастливые стихотворения. Яркие, полные солнечного света, любви и радости строки, как две женщины на рекламных листовках, которые лежали в «Моне». В них говорилось, что в городе проводится творческий семинар – «Любовь к жизни». Эти женщины обещали не только научить любить поэзию, но и объяснить, как посредством поэзии любить самих себя.
Запишите меня!
Г-7 на вашей карте. Зал для проведения культурных мероприятий в городской библиотеке.
На улице так темно.
Семинар начинался как раз в то время, когда в школе заканчивались занятия, поэтому я бежала бегом, чтобы не опоздать. Но даже если я опаздывала, то никто не ругался, все, наоборот, были рады меня видеть.
Осматриваясь вокруг, понимаю, что «У Рози», кроме меня, никого нет. До закрытия еще полчаса. И несмотря на то что я ничего не ем и не пью, меня так и не попросили уйти, так что могу еще посидеть.
Представьте десять-двенадцать оранжевых кресел, стоящих в круг, на противоположных концах – две счастливые женщины с рекламы. Единственная проблема – они были не такими счастливыми, какими хотели казаться. Кто бы ни делал эту рекламную листовку, он явно поднял им уголки губ в фотошопе.
Они писали о смерти, о человеческой злости, о разрушении – внимание, цитата – «зеленовато-голубоватой орбиты клоками белого».
Серьезно, именно так они это описывали.
Они называли нашу планету беременным газообразным инопланетянином, нуждающимся в аборте.
Еще одна причина, почему я ненавижу поэзию: кто говорит «орбита» вместо «шар» или «сфера»?
«Взорви себя, – говорили они. – Дай нам увидеть то, что у тебя глубоко внутри, все самое темное».
Мое глубокое и темное?
Вы что, мои гинекологи?
Ханна.
Как часто я хотела поднять руку и сказать: «М-м, так когда мы перейдем к счастливой части? Вы расскажете нам, как научиться любить жизнь? Ну, как говорилось в рекламе: «Поэзия: Любовь к жизни»? Я здесь именно для этого».
Однако я кое-что вынесла из этого семинара. Что-то хорошее?
Нет.
М-м… сложно сказать.
На семинаре помимо меня был еще один человек из нашей школы. Считалось, что у него талант.
Кто это?
Редактор нашей школьной газеты «Бюро находок».
Райан Шейвер.
Вы знаете, о ком я говорю. Уверена, вы, мистер Главный редактор, ждете не дождетесь, когда я произнесу ваше имя вслух.
Итак, аплодисменты!
Райан Шейвер!
Время рассказать, кто вы такой на самом деле.
Двигатель газеты.
Ты же знал, что сейчас речь пойдет о тебе, Райан. Уверена, что, как только я заговорила о поэзии, ты должен был догадаться. Хотя ты, скорее всего, надеялся, что то, что между нами произошло, не стоит отдельной истории в моих записях.
То стихотворение, которое мы разбирали в школе. Боже, это она его написала.
Помнишь, я же говорила, что все это плотно связанный, эмоциональный шар, а я здесь конструктор.
Закрываю глаза и крепко сжимаю зубы, чтобы не закричать. Или не заплакать. Не хочу, чтобы она его читала. Не хочу слышать это стихотворение в ее исполнении.
Хотите услышать последнее стихотворение, которое я написала, прежде чем навсегда завязать с сочинительством? Нет?
Ну, хорошо. В любом случае, вы уже его читали. Оно очень популярно в нашей школе.
Потихоньку расслабляю мышцы лица.
Мы обсуждали это стихотворение на уроке английского языка. И все это время Ханна была в классе.
Некоторые из вас его помнят. Не дословно, конечно, но вы знаете, о чем я говорю.
Газета «Бюро находок» выходит раз в полгода. Это своеобразная коллекция вещей, которые Райан находит в школе и на прилегающей территории.
Например, любовное послание, спрятанное под партой, которое так и не дошло до адресата. Райан закрасил имена и отсканировал письмо для своего издания.
Или фотографии, которые выпали из личных ящичков или из карманов курток.
Кому-то, наверное, будет интересно, как Райану удается находить столько увлекательных вещиц? Неужели у него такой нюх? Или же он просто мелкий воришка?
В точности такой вопрос я задала ему после одного из наших совместных творческих семинаров. И он поклялся, что все, что попадает в газету, он находит случайно. Иногда, и он это признает, бывает, что ему в ящик подсовывают разные записки или фотографии. Но он никогда не переходит черту дозволенного – зачеркивает имена в письмах, номера телефонов, размещает только пристойные фотографии.
Он собирает пять-шесть страниц качественных, горячих материалов и печатает пятьдесят копий, после чего скрепляет страницы степлером и раскидывает по школе – в туалетах, раздевалках, на спортивной площадке.
– Все время в разных местах, – рассказывал он мне. – Я никогда не повторяюсь.
Он считал, что таким образом люди, как и он, натыкаются на интересные вещи в неожиданных местах.
Итак, догадайтесь, о чем пойдет речь?
О моем стихотворении?
Точно! Он украл его.
Беру со стола салфетку и прикладываю ее к глазам.
Каждую неделю после окончания творческого семинара мы с Райаном сидели на ступенях библиотеки и болтали о том о сем. В первый раз мы просто смеялись над тем, что написали и прочли другие, особенно над их депрессивным настроением.
– Разве не предполагалось, что после этих семинаров мы станем счастливее? – спросил он.
Видимо, он записался на курс по той же причине, что и я.
Оглядываюсь – мужчина за стойкой завязывает мешки с мусором. Время закрываться.
– Могу я поспросить стакан воды? – спрашиваю я.
После второго занятия мы сидели на ступенях и читали наши работы, стихотворения, написанные в разные моменты жизни.
Он смотрит мне в глаза, которые я растер салфеткой.
Но только счастливые стихотворения о любви к жизни – работы, которые мы бы никогда не решились прочесть перед этой группой жалких, депрессивно настроенных бумагомарателей. Мы рассказывали о себе, хотя это не характерно для поэтов.
На третьей неделе мы пошли еще дальше – обменялись тетрадями со своими сочинениями.
Он поставил передо мной стакан воды со льдом. Кроме этого стакана и салфеток, на стойке ничего нет.
Вау! Мне потребовалась недюжинная смелость. Думаю, тебе тоже, Райан. И в течение двух часов, пока садилось солнце, мы сидели на лестнице, ведущей в библиотеку, перелистывали страницы и читали стихи.
У Райана оказался ужасный почерк, поэтому мне потребовалось немного больше времени, чтобы прочитать его работы. Но это того стоило, они оказались потрясающими. Намного глубже моих.
Все слова были подобраны настолько точно, я бы даже сказала – профессионально. Уверена, что когда-нибудь в школах дети будут разбирать его работы.
Трогаю холодный стакан.
Конечно, я понятия не имела, в чем смысл его стихотворений. Я могла только догадываться, но я чувствовала их эмоциональную точность и силу. И мне было стыдно за то, что он, должно быть, думал, читая мою тетрадь.
Мне нужно было отнестись к этому серьезней, лучше подбирать слова для выражения моих чувств и эмоций.
Одно мое стихотворение особенно привлекло его внимание, и он захотел узнать о нем побольше… например, что хотела сказать, когда его писала. Но я не стала ему ничего объяснять.
Я не пью. Просто сижу и смотрю, как капля воды медленно стекает по внешней стороне стакана, прямо мне на пальцы.
Я написала его в тот день, когда мои одноклассники разозлились, что кто-то захотел обсудить тему самоубийства. Помните? Все началось из-за того, что тот, кто написал записку, не подписался.
Это было анонимное послание. Как и стихотворение, напечатанное в «Бюро находок».
Итак, Райан захотел узнать, почему я написала это стихотворение. Я сказала, что стихотворение говорит само за себя, но мне были интересны его мысли на этот счет.
Тогда он сказал, что на первый взгляд кажется, что речь идет о желании добиться одобрения со стороны матери. И еще о парне, который меня игнорирует, а мне хочется привлечь его внимание.
О парне?
Делаю глоток и беру в рот лед. Он начинает медленно таять.
Я спросила, как ему кажется, есть ли какой-то более глубокий смысл?
Лед лежит на языке, тот мерзнет, но я хочу, чтобы он до конца растаял.
Я отчасти шутила. На самом деле он все точно описал. Но мне было интересно узнать, что бы учитель стал рассказывать в школе, если бы ему пришлось разбирать мое творение. Потому что преподаватели всегда ищут в поэзии глубокий смысл, который не всегда там есть.
Но ты нашел его, Райан. Ты нашел скрытый смысл моих слов. Ты увидел то, что даже я не смогла рассмотреть. Ты сказал, что на самом деле речь не о моей матери. Или о парне. А обо мне. Я писала письмо самой себе… его можно прочесть между строк.
Когда ты это сказал, я вздрогнула, заняла оборонительную позицию и даже немного разозлилась. Но ты оказался прав, поэтому я испугалась.
Ты сказал, что я написала это стихотворение, потому что боялась сама себя. Что я использовала маму как оправдание, обвиняя ее в том, что она не принимает меня, тогда как мне нужно было обвинять себя, глядя в зеркало.
– А парень? – спросила я. – Зачем он нужен?
Это я. О боже. Это я. Сейчас я это знаю.
Закрываю уши, чтобы отгородиться от реальности и слышать только голос Ханны. Вокруг никого, и мне никто не мешает, но мне нужно почувствовать, что она говорит, каждое слово.
Пока я ждала, что ты скажешь, я искала в рюкзаке платок, зная, что в любой момент могу расплакаться. Ты сказал, что никто не игнорирует меня больше, чем я сама.
Ты чувствовал, что в моих словах есть какой-то глубокий смысл, который тебе хотелось найти, поэтому ты и стал спрашивать об этом стихотворении.
Что ж, Райан, ты был прав. Все гораздо, гораздо глубже. И если ты знал это, тогда почему ты украл мою тетрадь? Зачем ты напечатал мое стихотворение, которое ты назвал «пугающим»? Почему ты позволил всем прочесть его?
И обсудить его. И посмеяться над ним.
Я никогда не теряла свою тетрадь. А ты ее никогда не находил, поэтому она не принадлежала твоей коллекции. Но в твоей газете все прочитали мое стихотворение. Учителя его вырезали и предложили школьникам для разбора.
У нас в классе никто не разгадал скрытый смысл твоих слов, Ханна. У нас и близко не было такой версии. Но тогда нам казалось, что мы это сделали. Даже мистеру Портеру.
Знаете, что сказал мистер Портер прежде, чем раздать всем копии моего стихотворения? Он сказал, что читать работу неизвестного школьника то же самое, что читать классическое сочинение умершего поэта.
Все правильно – умершего поэта.
Потому что мы не можем спросить ни того, ни другого о том, что он хотел сказать.
Затем мистер Портер подождал – вдруг кто-нибудь признается в авторстве. Но как вам известно, этого не произошло. Только сейчас вы узнали имя поэта.
А вот и бонус для тех, кому нужно освежить память.
«Одинокая душа» Ханны Бейкер.
Так что, учителя правильно расшифровали эти строки? Вы догадались, что за этим стихотворением стояла я?
Я же знаю, что Райан проболтался. Он гордился тем, что экспонат из его коллекции попал в учебную программу. Но когда мне смотрели в глаза, я отказывалась что-то подтверждать или опровергать.
Кто-то даже писал пародии на мои стихи и читал их мне, надеясь тем самым задеть меня.
Я видел это. Две девочки из класса Портера декламировали свою версию перед тем, как прозвенел звонок.
Это было так глупо, так по-детски… и так жестоко.
Они были безжалостны, каждый день в течение недели приносили по одному новому стихотворению. Ханна была великолепна, она притворялась, что читает книгу, ожидая, пока придет мистер Портер, пока начнет урок, который ее спасет.
Это кажется плевым делом, так? Возможно, для вас – да. Мне уже давно было некомфортно в школе. После истории с фотографиями, Тайлер, я не чувствовала себя в безопасности и дома. А сейчас даже мои мысли были выставлены на всеобщее обозрение и осмеяние.
Однажды на уроке мистера Портера, когда эти девушки издевались над Ханной, она подняла глаза. На какой-то момент наши взгляды пересеклись. Короткая вспышка. Она поняла, что я за ней наблюдаю. Так как никто больше этого не заметил, я отвернулся. Это было ее дело.
Отлично, Райан. Спасибо. Ты настоящий поэт.
Вытаскиваю наушники, теперь они висят на шее.
– Не знаю, что с тобой происходит, парень, – говорит мужчина за стойкой, – но я не возьму с тебя деньги.
– Нет, что вы, я заплачу, – протестую я и достаю бумажник.
– Что за ерунда, это ведь всего лишь коктейль. И как я уже сказал, не знаю, что у тебя за проблемы, и не понимаю, могу ли чем-то помочь, но то, что с тобой что-то не так, это очевидно. Поэтому я хочу, чтобы ты оставил эти деньги себе.
Он продувает трубочку, а затем зачем-то начинает завязывать ее в узел. Он пытается перехватить мой взгляд.
Не знаю, что и сказать. Если бы и знал, наверное, не смог бы из-за комка, вставшего поперек горла. Мне остается только кивнуть бармену, собрать рюкзак и пойти восвояси.
Кассета 5. Сторона А
Дверь за мной закрывается, и я слышу, как защелкиваются замки.
Что теперь? Пойти домой? Или, может, в «Моне»? Или в библиотеку… Я могу посидеть на лестнице, как Ханна, и дослушать оставшиеся кассеты в темноте.
– Клэй!
Это голос Тони.
Яркие огни фар трижды мигают. Тони выглядывает из окна водительской дверцы и машет мне рукой.
Застегиваю куртку и направляюсь к нему, хотя мне совсем не хочется ни с кем общаться. Особенно сейчас. Мы с Тони знакомы уже давно, вместе работали над школьными проектами, болтали после уроков, но нам никогда не доводилось обсуждать какие-то серьезные проблемы. А сейчас, похоже, он как раз настроен поговорить по душам.