Тут Земфира поняла, что переиграла. Она подскочила ко мне, встала на пол на колени и умело заработала губами. Я закатил глаза и вцепился ей в волосы. Она оторвалась на момент и прошептала:
— У нас весь город такой!
— Какой?
— Стервозный! Ложись на спину!
Дальше мне оставалось только выполнять ее команды, она полностью взяла инициативу в свои руки.
В пьяном угаре что только не делал я с женщиной. Как только не изощрялась она со мной.
При сильном опьянении я долго не могу кончить, так что Земфира осталась вполне довольна.
16. Откровение
Весь следующий день я отсыпался. Было странное чувство. С одной стороны, я как будто освободился от чего-то, сковывающего меня в глубине души, с другой — было ощущение, что я сотворил нечто мерзкое.
За обедом Липарит, посетивший санаторий для процедур, попытался удовлетворить свое любопытство:
— Куда ушел? Эта дэвушка подходил — тебя спрашивала. Какой пышечка, у! — произвел он круговое движение руками.
— Вот и займись пышечкой, у тебя денег много, она клиента ищет.
— Ты что, Дим? Я честный человек — у меня Наташ.
— У тебя и жена есть, честный человек!
— Зачем жена? Жена — дома, в Ереван.
— Да ладно, это я так…
— Вид у тебя усталый, и совсем не ешь. Где был?
— В казино играл, — раскрыл я армянину часть своих похождений.
— И как?
— Выиграл немного.
— Ты больше, Дима, не ходи туда. Это хуже наркотик.
— Не пойду.
Липарит успокоился от преподнесенной ему версии моего исчезновения и пошел к своей «Наташ».
Я окунулся в море, потом сел в воде у берега и принялся яростно натирать все тело песком, словно пытался смыть что-то грязное, налипшее. «С ума схожу, — закружилось в голове, — подумаешь, переспал с очень даже красивой и неглупой женщиной. Может быть, Ленка тоже спит с этим… Сашкой».
И тут же передернулся и оборвал себя:
«Не дури! Не позволит она, если не вышло у нас с ней…» Шлепнулся на горячий песок и уснул.
Я сижу в кресле, в гостинице «Кубань», на коленях у меня Лена, совсем без одежды, с распахнутыми ногами. Я зарылся носом в ее соломенные волосы и никак не могу надышаться чудным запахом жасмина, исходящим от них.
— Лена, Лена, люблю тебя безумно!
Но, отклонив от себя голову девушки, вижу, что это вовсе не Лена, а Земфира, и волосы у нее темные.
— Что, не забыл мой жасмин? — улыбается она. — Настоящие афродизиаки долго пахнут!
— Нет, нет, я хочу Лену, уйди, ты отняла ее у меня!
— Ты сам отнял у себя свою любовь, оказался слишком гордым! — хохочет Земфира. — И жене ты изменяешь, все время сам отнимаешь у себя то, что нельзя терять!
— Но ты тоже не хотела терять меня, отпускать к Лене!
— Я стерва! В Сочи все бабы стервы! Ты так хорошо лизал меня.
— Я не был до тебя таким. Ты сделала меня сексуальным наркоманом, со своим садомазом.
— Ну и катись к Лене!
Земфира с ведьминым хохотом срывается с моих колен и со свистом улетает в форточку.
Снова на коленях Лена.
— Я думала, что ты утонул в море, — плачет она, содрогаясь всем телом, и, обняв за шею, целует в губы и щеки. — Возьми меня, не обращай внимания, если мне станет больно, мы слились душами и должны слиться телами!
И с такой силой вонзается в мои губы и язык, что я резко отшатываюсь.
— Больно, Земфира! — кричу я, понимая, что кусает меня не Лена, а Земфира.
— Нет, я не Земфира, я Лена. Я вернулась к тебе.
— Нет, ты совсем по-другому целуешься!
— Земфира научила меня. Тебе же нравится так страстно.
— Но так целуют, только когда сливаются всем телом!
— Я пришла для этого. Возьми меня.
— Я хочу тебя!
Пытаюсь притянуть Лену к себе и вижу, что это… опять Земфира.
Просыпаюсь. Земфира держит меня за плечи и смотрит с испугом:
— Что с тобой?
— Что?
— Нашла на пляже, хотела разбудить поцелуем, а ты задергался… как эпилептик.
— Нет у меня эпилепсии. Не выспался.
— Да? А я хотела съездить с тобой на Дагомыс. Вот, приехала на автомобиле.
— Не жилец я сегодня, — слабо то ли улыбнулся, то ли скривился я.
— Ладно, приходи в себя. Вот тебе телефон, — сунула она мне визитку. — Опомнишься — позвони.
— Ну да, — сунул я визитку в кармашек плавок.
Земфира чмокнула меня в щеку и плавной походкой удалилась, помахав рукой у выхода.
Соседи по пляжу все как один приподняли головы и вывернули шеи, таращась на пикантную даму.
На следующий день, покрутив в руках визитку, я забросил ее в ящик стола и твердо решил объясниться с Леной еще раз.
На ловца и зверь бежит.
Лена, в простеньком ситцевом платьице и кроссовках на босу ногу, сидела на скамейке возле гостиницы с двумя уже знакомыми мне подругами.
— Дима, — закричала одна из них, — а мы тут собрались на ваш пляж.
— Здравствуйте, давно пора…
Лена сверкнула глазами в мою сторону и отвернулась.
— Только вот Ленка что-то ломается, — продолжала подруга.
— Нет, почему, пошли! — поднялась Лена.
Получилось интересно. Лена оказалась впереди, а подружки с хохотом подхватили меня под руки, и мы пошли за ней.
«Ладно, разберемся на пляже, — подумал я в радостном возбуждении, — главное, вот же она, опять рядом со мной».
По дороге я широким жестом пригласил девушек в «Петушок»:
— Пиво — за мой счет!
Девчонки довольно захохотали опять, Лена тоже улыбнулась.
— Садитесь, садитесь, девушки, — засуетился я, — сегодня у вас личный официант.
Компания заняла столик. Я, как только можно быстро, принес сразу четыре высокие литровые кружки с теплым пивом, что вызвало у девчонок восторг:
— Дима, ты и вправду официант?
— Жизнь тяжелая, не только студенты подрабатывают, — расшутился я, скоренько сбегав за огромным блюдом дымящихся креветок.
— Ух ты! — воскликнули девушки.
Я сел не рядом с Леной, а напротив. Она, не глядя на меня, медленно чистила креветку. Выбрав самую большую и содрав с нее панцирь, протянул ее девушке через стол.
Лена немного подумала, но, видимо, жест был настолько дружественным и соответствующим моменту, а подруги так посмотрели в ее сторону, осудив за секундную задержку, что звезда Ривьеры изящно, двумя пальчиками приняла подношение:
— Спасибо!
Единственное слово, сказанное ею сегодня мне, перевернуло мою душу. То ли в голове моей, то ли где-то вверху хор ангелов запел «Аве Мария».
По дороге на пляж совсем развеселившиеся девчонки подтолкнули Лену ко мне, я тут же подцепил ее под локоть, пожав притворно плечами — такт обязывает, а сами пошли по краям с двух сторон, так что Лене, при всем ее желании, было крайне неудобно и неделикатно перестроиться в шеренге.
Я был благодарен милым сводницам за их старания сблизить нас.
Господи, как приятно было ощущать рукой теплую Ленину талию!
Девчонки запели:
С игривым осуждением они смотрели на меня. А Лена немного покраснела и застенчиво улыбалась.
— Увезу тебя, хочешь — поедем вместе с юга? — прошептал я ей на ухо.
Нисколько не сомневался в этот момент в своих намерениях.
— У тебя дочка! — так же шепотом вырвалось у нее. Этот ее серьезный настрой, без шутки, с ощутимым надрывом, снова вселил в меня уверенность: любит она меня, тянется, но не верит, что все может быть по-серьезному.
Однако мы уже входили на территорию санатория, и я пропустил девушек через калитку.
— Спускайтесь вниз, я за плавками.
Кроме плавок, в которые переоделся «дома», я прихватил еще магнитофон, пару глянцевых журналов, купленных Липаритом, и пакетик хрустящей кукурузы.
Девчонки расположились на низких лежаках: подружки с одного краю, Лена с другого. В середине было предусмотрительно оставлено место для меня.
Лена загорела, ее тело стало еще более притягательным. До боли в сердце родное тело!
Хочется проглотить это роскошное чудо, поймал я себя на кровожадной мысли — схватить ее, искусать всю от грудей до кончиков пальцев на ногах! Спокойно!
Унял дрожь и приземлился на соседний лежак.
Опять лежу рядом с моей богиней. Какое блаженство!
Девушки негромко включили магнитофон, подпевают, листают журналы и щелкают кукурузу, им нас не слышно.
— Пошли купаться, — шепчу я, — ты опять будешь тонуть, а я тебя спасу.
— Спасение на водах слишком далеко заводит, — отвечает она, и не поймешь — шутит или всерьез.
— Лена, я серьезно, давай поедем вместе домой?
— К тебе, в Новосибирск? — как бы соглашается она.
Вспоминаю, что заигрался, налгал ей тогда.
— Ну да, — делать нечего, продолжаю безнадежно врать. — Сначала летим к тебе в Томск, а потом я в Новосибирск, подать заявление на развод.
На душе гаденько, серьезные чувства не терпят фарса. «Так и сделаю, если согласится. Разведусь, а потом признаюсь, где живу», — думаю я.
— А как же дочка? — опять спрашивает она.
— Лена, все равно мне не жить с женой, поедем ко мне, чтобы дочка рядом была.
— В Новосибирск?
(Господи, дался ей этот Новосибирск!)
— Ну да, — говорю.
— Я могу перевестись туда в университет, там же есть университет, Новосибирск — большой город.
Я сражен. Она согласна! А университет есть и в Челябинске!
— Еще какой! — с восторгом заявляю я. — Не чета вашему в Томске.
Последнюю фразу, видимо, забывшись, произношу громко. Девчонки встрепенулись:
— Это что там не чета нашему Томску? Куда он зовет тебя, Лена?
— Что вы, что вы! — быстро ретируюсь я. — Все знают — лучше Томска города нет!
— Так, Лена. Диму только в Томск, мы тоже хотим погулять на свадьбе.
— Ой, девчонки! — смущается Лена. — Мы совсем не об этом.
Все эти шутливые метаморфозы, однако, отзываются спазмами в моем сердце.
Идем купаться. Я не рискую обнять Лену в воде — слишком велики ставки, чтобы опять все испортить.
— Боишься? — заметив мою осторожность, подзадоривает она меня.
Нет! На грабли два раза не наступают.
— Не боюсь. Сдерживаюсь, — отвечаю так, как есть.
Она понимает:
— Сдержанность… Тогда не хватило ее ни тебе, ни мне. — И становится серьезной.
Стоит на дне, милое задумчивое лицо, груди торчат над водой, снизу их ласкают слабенькие сегодня морские волны.
— Погуляем по городу? — предлагаю я.
Молчит несколько секунд.
— Давай. Куда пойдем?
— Поехали в дендрарий!
— Поехали, мы там с девчонками уже были, красиво.
— А с Сашкой… — срывается у меня, и я испуганно замолкаю.
— С Сашкой? Сашка тоже ходил с нами в дендрарий, и те парни с дискотеки. Мы решили, что больше с ними — никуда.
Я деликатно промолчал, и так ясно, почему «никуда». С души слетели последние комья тяжести.
Сели в автобус, идущий по Курортному проспекту. Однако сразу в дендрарий не попали. Я увидел в окне автобуса фронтон нового дегустационного зала.
— Была там? — спросил Лену.
— Нет еще, собирались.
Еле успели выскочить из автобуса, Лене даже дверцей прижало ногу, но я успешно вырвал ее из жерла хулиганки.
Девушка свалилась на меня и ненароком оказалась в моих объятиях.
Секунд пять она боролась с желанием отдаться поцелую — большие глаза смотрели не мигая, если бы чуть-чуть дрогнули ее ресницы, тогда бы…
Мы спустились в подвал, как раз к началу сеанса.
Огромная дубовая бочка посреди зала, длинные столы вдоль стен, уставленных полками с винами разных марок, в дальнем конце — поперек — еще один стол, за которым «тамада» — здоровенный кудрявый грузин, назвавшийся кандидатом винодельческих наук, но говоривший по-русски почти без акцента.
— Мы представим вашему вниманию девять вин из долины Абрау-Дюрсо, сначала два сухих, потом четыре десертных, затем два крепких и на посошок снова сухое вино. Возьмите в руки первую рюмку, это рубиновое вино «Пино нуар» из специального сорта черного винограда, и повторяйте за мной все движения. Как правильно дегустировать вино? Сначала его нужно посмотреть на свет, насладиться цветом напитка, впитавшим солнечные лучи, потом осторожно разлить по верху стенок рюмки и втянуть носом божественный аромат, затем совершить всего лишь один глоток, чтобы почувствовать букет, и, наконец, выпить всю рюмку. Вино в дозе по стакану сухого или по сто грамм десертного во время принятия пищи продлевает жизнь человека, это зафиксировано статистикой.
— Почему же медицина не пропагандирует это? — поинтересовался мужчина напротив.
— Потому что такие мы есть. Начни пропагандировать вино в полезной дозе, станет больше алкоголиков.
Мужчина крякнул. Объяснение кандидата наук, видимо, попало в точку.
Стройненькие официантки в белых передничках развозили на тележках рюмки с вином и резво расставляли их в рядок около каждого посетителя. Стук донышка об стол каждой последующей выставляемой рюмки становился все звонче и сладостней.
— О, мадера! — Тамада закрыл глаза. — Это золотистый янтарный, сверкающий на свету напиток. Как золото. Да что там золото! Золото светит всего лишь отраженным светом, конечно, красиво, но золото добывается из глубины Земли, из ее темноты, из дьявольских чертогов. А золотистый цвет мадеры не отражается, а излучается в глубь бокала, как бы манит сотрапезника, вкушающего светящееся вино, последовать за собой, открыть тайну смысла жизни, тайну притяжения его взора к божественному напитку, впитавшему в себя пламенную энергию Солнца, вечную, непреходящую мощь дубовых бочек, в которых выдерживается мадера, и животворную силу виноградной лозы. Не зря говорится, что «истина на дне бокала».
Наконец посетители, шатаясь на ступеньках подвала, поднялись наверх, где глотнули свежего воздуха. Лена оперлась на мою руку:
— Ой, держи меня! Никогда не была такой пьяной!
«Ну, допустим, была, — подумал я, — но теперь я этим не попытаюсь воспользоваться».
Она, словно угадав мои мысли, испытующе заглянула мне в глаза:
— Ты ведь не обидишь меня, Дима?
— Что ты, родная!
И тут она сама поцеловала меня в губы, коротко, но поцеловала…
Теперь уже ей пришлось поддерживать меня.
Знакомые белые ворота, с двумя желтоватыми нишами по бокам, с балкончиками наверху. А сразу за ними — царство буйной зелени. Неширокие асфальтовые дорожки.
— Пойдем сначала в аквариум, мы с девчонками не были там — большая очередь стояла.
— Пойдем.
Мы спускались вниз, к морю.
Ровные травяные поля, на которые, как на экран, бросают тень собранные со всех сторон планеты деревья — все рядом, в одном месте.
Пальмы, итальянские пинии, бамбуки, дубы, туи, пихты, кедры.
Остановились у наклоненной смоковницы, у которой всегда толпились люди.
— Смотри, какая бесстыжая, обнажила розовую кожу и не стесняется, — сказала Лена.
— Природа не стесняется. Стесняться придумали люди.
— Зачем?
— Видишь ли, в обществе всегда существует неравенство. Одни здоровые — другие больные; одни красивые, другие — уродливые; одни старые — другие молодые. Вот и создали запреты, чтобы не дразнить завистью одних к другим. Слишком могуча эта энергия — энергия зависти.
— Почему?
— Потому что происходит из-за сексуальной неудовлетворенности. Нерастраченная по прямому назначению сексуальная энергия преобразуется в зависть. У человека нет иной энергии, кроме сексуальной, и если вся она уходит в зависть…