Шеррайг мягко и грустно усмехнулся:
— Неприятно признавать это перед красивой девушкой, но некоторые вещи я делаю не лучше всех. — И пояснил: — Мэррой на раз снимет моё проклятие, тем более, что у меня в отличие от него нету крови проклинаемого… Но вдобавок будет знать, что я жив.
— А как думаешь, Мэррой сам спрятался или подобрался близко к разгадке и его убрали? — поинтересовалась я, и вдруг заволновалась: — А если его убьют? Или уже убили? Нам конец?
— Вот то, что он жив, я тебе гарантирую. Если убьют, скорее всего, проклятие рассеется. Но я бы предпочёл прикончить его сам.
Мы ещё немного посидели, я допила глинтвейн, и мы вышли в тёплую звёздную ночь — до постоялого двора надо было пройти пару кварталов. Я зевнула, взяла элронца под руку, как добропорядочная жена, и тут меня торкнуло:
— Хочу в храм. — Сказала я. — Нам нужно в храм. Очень нужно.
Шеррайг был невозмутим:
— Справедливости?
— Нет. — сказала я.
— Любви? — Уже кислее спросил элронец.
И опешил, когда я решительно заявила:
— Смерти. — И, сжалившись, над ним добавила: — И судьбы.
Вообще, я не очень-то религиозна, и даже в храм Лика Любви захаживаю слишком редко, только по обязательным для целителей дням. В храм же Лика Смерти и Судьбы, больше известного просто как Лик Смерти, вообще мало кто ходит. Несмотря на то, что Творец един в трёх ликах: Любви, Справедливости (и Войны), и Судьбы (и Смерти), большинство людей предпочитает иметь дело исключительно с Ликом Любви. Многие всё же обращаются и к Лику Справедливости и Войны, особенно те, кто по роду деятельности как-то связан, но вот с Ликом Судьбы и Смерти предпочитают не связываться.
А я почему-то чувствовала, что нам туда надо.
— За предсказанием? — Шеррайг не оставлял попыток найти логическое объяснение моему порыву.
— Не знаю. — Не стала врать я. — Может, и за ним. Просто чувствую, что нам туда надо. Пойдём?
И мы пошли. То ли интуиция подсказывала Шеррайгу, что нам и впрямь туда надо, то ли он решил, что с пьяной женщиной лучше не спорить.
Вообще, храмы старались строить одним комплексом, или, по крайней мере, в шаговой доступности — так как творец един в трёх ликах, то и храмы разделять негоже. Однако, далеко не во всех городах были храмы всех трёх проявлений Творца — в самых маленьких были только храмы Лика Любви, а уж храмы Лика Судьбы и Смерти можно было пересчитать по пальцам. По крайней мере, у нас. Возможно, в Сандерланде дело обстояло по-другому — городок был совсем небольшой, но храм Лика Судьбы и Смерти присутствовал. И там даже был служитель, несмотря на такое позднее время. Правда, он сначала не хотел нас пускать:
— Молодые люди, — весьма неприязненно сообщил он, — храм Лика Любви — с другой стороны.
— А мы у Вас разве спрашивали туда дорогу? — не менее неприязненно огрызнулся Шеррайг.
И на этой недружественной ноте мы вошли в храм. Я ждала… не знаю, чего ждала. Мне казалось, что как только мы зайдём, я сразу пойму зачем. Но мы стояли уже несколько минут, и ничего не происходило, а служитель косился на нас всё так же недобро, так что попросить у него помощи, или хотя бы задать ему вопрос представлялось совершенно невозможным.
И я стала просто рассматривать храм, решив, что если за двадцать минут меня не осенит, то будем это просто считать капризом подвыпившей девушки и пойдём на постоялый двор спать.
Храм был небольшим и плохо освещённым, но чистым. И холодным.
У стены напротив входа стояла статуя женщины, в правой руке она держала серп — смерть, а в левой веретено — судьбу. И мне совершенно не к месту подумалось, что в правой руке хватило бы и ножниц, чтобы перерезать тонкую нить с веретена в левой. Но с ножницами будет несолидно. «Не спрашивай, если не готов услышать ответ» — гласила надпись на постаменте. Вот уж воистину…
Я крепко задумалась — на большинство волновавших меня в данный момент вопросов я была готова услышать далеко не любые ответы. Вот и думай, Ая, что спросить. И надо ли спрашивать, вообще.
Когда в моей голове сформировался-таки вопрос, первым порывом было взять у Шеррайга золотой, чтобы оставить в качестве подношения, но потом я осознала, что надо что-то другое, что-то, имеющее большую ценность для меня лично.
И на алтарь легли мои волосы — я обрезала их по плечи — бедная мама, если она это увидит. Позор, такой позор. Не выпила бы, точно не решилась бы.
«Как я могу помочь Шеррайгу?» — мысленно заданный вопрос повис в воздухе — никакого ответа мне не пришло. Хотя, говорят, обычно Лик отвечает тем, цу кого хватило глупости задать вопрос. Но я запретила себе жалеть о волосах и роптать на божественную несправедливость. И хоть и не получила ответа, всё равно с почтением поклонилась Лику.
— Надо же… Щедрая девочка, которой уже почти нечего терять… — Я не сразу поняла, что голос в моей голове. И, честно говоря, немного напугалась, подняв глаза на статую и обнаружив, что она на меня смотрит.
— Ответ на твой вопрос: откажись от себя. — Прозвучало в моей голове.
Я ничего не поняла из ответа, решила обдумать позже и ещё раз поклонилась.
И уже на выходе из храма, думая уже совсем не о божественном — о совместной ночёвке с элронцем, ибо мы заселились по традиции в одну комнату, как муж и жена, хоть уже и не с внешностью супругов Лурье, я услышала:
— Дам тебе шанс. Интересно… Будет интерессссно…
Служитель, кстати, проводил нас с куда большей приязнью, и даже, пожалуй, с почтительностью. Насколько я смогла заметить, Шеррайг тоже задал какой-то вопрос. А на алтарь пролил свою кровь.
Я лежала на кровати и молча наблюдала, как Шеррайг устраивается спать в кресле. Он взял одну из двух подушек, покрывало, пододвинул под ноги стул.
Вообще, прогулка до храма значительно поспособствовала трезвости, но остатков глинтвейна хватило, чтобы озвучить вопрос:
— Боишься домогательств?
Уже устроившийся в кресле и приглушивший светильник Шеррайг ответил серьёзно, с почти незаметной смешинкой:
— Боюсь. Пьяные женщины — непредсказуемы.
— Что??? — Опешила действительно не очень трезвая женщина в моём лице.
Но элронец, кажется, уже спал. Или умело притворялся. И, немного повозившись, и пообещав себе дать нахалу утром подушкой по голове, я тоже заснула.
Мне приснилась женщина с лицом вне возраста, левой рукой она скручивала на веретено бесчисленное количество нитей, а в правой держала ножницы, и ловко ими подрезала некоторые нити, из накручиваемых на веретено. Мне даже неудобно стало перед Ликом за шутки своего подсознания — с ножницами-то.
— Интересно. — Сказала женщина. — Будет интересно. — Повторила она, отрезая очередные нити.
Подняла глаза, я вздрогнула — глаза были те самые, что и у статуи, и повторила, сказанное в Храме: «Откажись от себя».
А потом мне опять снился проклятый лес — я убегала от зоны изменений и судорожно размышляла, не значит ли «откажись от себя», что мне надо сдаться на милость леса и стать лужайкой. Или тигрёнком. Как повезёт.
На следующее утро, мы отправились на запад — к месту, где Мэрроя видели последний раз. Необходимость побывать во всех местах преступлений уже отпала — как действуют духи мы разобрались, а выяснять кто и когда их принёс — вполне посильная работа для агентов сыска Его Высочества. Шеррайг ещё вчера отправил принцу письмо — тому, кто может строить порталы ни к чему услуги почты, письмо на моих глазах просто исчезло из его рук, чтобы оказаться в ящике для тайных донесений в кабинете принца.
На мой наивный вопрос — а не может ли он также забирать ответы, элронец посмотрел на меня как на ребёнка и начал издалека, вероятно, мстил мне за «мужчины и женщины, они разные»:
— Видишь, вон то окно? — Мы как раз проходили мимо симпатичного трёхэтажного особняка, окно, на которое показывал Шеррайг находилось на третьем этаже и радовало глаз симпатичными занавесками в розовый цветочек.
Я кивнула, и он продолжил:
— Сможешь попасть туда камнем?
Я посмотрела на него с подозрением, даже лоб пощупала — вроде горячки нет, и решила всё-таки ответить:
— Нет. Мне воспитание не позволяет. А чем тебе не угодило это окно?
— Это я тебе про порталы объясняю. — Фыркнул элронец. — Вот, закинуть туда камень сможешь…физически, — добавил он, покосившись на меня. — А достать оттуда что-то? Хотя бы даже тот же самый камень?
— Стоя тут? — Уточнила я, решив не удивляться ничему.
— Стоя тут.
— Нет, конечно. — Спокойно ответила я и выжидательно уставилась на Шеррайга.
— Ну вот, — сказал он, как будто всё сразу стало ясно. — И с порталами так же. Моё отличие в том, что я вижу все окна, в то время как остальным нужны специальные светильники, чтобы разглядеть окно. Но достать что-то можно только заранее привязав к этому чему-то верёвку.
И мне действительно стало понятно.
Шеррайг отказался строить портал к месту пропажи Мэрроя, объяснив, что лучше он оставит силы, чтобы экстренно нас переместить куда-нибудь в случае опасности. Он даже добавил с немного горькой усмешкой:
— Знаешь, я раньше досадовал, когда мне приходилось тратить силы, теперь же я радуюсь, что был достаточный перерыв, чтобы хоть немного накопить. Встретиться с Мэрроем хоть с каким-то запасом сил я уже не рассчитываю.
От мысли воспользоваться стационарными порталами мы отказались — даже если портал не «сломается», как это произошло при нашей прошлой попытке, у злоумышленников слишком хорошо налажена поставка информации.
— А на что вообще способен ментальный маг? — спросила я, рассеянно поглаживая шею лошади. Мы только отправились в путь и ехали шагом, давая лошадям разогреться.
Герцог сначала хотел выделить нам лучших скакунов — и посланники принца, и от возможной трагедии избавили его семью, но Шеррайг отказался, и сам выбрал двух неприметных лошадок. И хоть я и понимала, что элронец прав, на отвергнутых им коней посмотрела с плохо скрываемым сожалением.
— На многое. — Улыбнулся мой спутник. — Тебя что-то конкретное интересует?
Он чуть запрокинул голову, подставляя лицо солнцу, и чему-то легко улыбался. Выспался, наконец, что ли?
— А мысли читать может?
— Теоретически, может. При должной подготовке. Но это муторно и неэффективно.
— Почему? — растерянно спросила я, закатывая рукава рубашки, чтобы подставить солнцу руки. Загар не к лицу благородной даме, но мне-то что? — Во всех романах, — сообщила я элронцу, — главный злодей, если он вдруг маг-менталист, обязательно читает мысли и таким образом коварно узнаёт о планах главных героев.
Шеррайг приоткрыл один глаз и насмешливо на меня взглянул.
— Не смею спорить с уважаемыми авторами романов.
И замолчал, паразит. Я возмущённо засопела, продолжая сверлить элронца взглядом. Он вздохнул.
— Мало кто постоянно ходит и размышляет о своих планах, да ещё и законченными предложениями, и непременно от начала плана и до конца. Так что гораздо проще просто вызвать непреодолимое желание поделиться своими планами, а потом поставить блок на память, чтобы человек и не вспомнил, что делился. Или вообще убедить его сделать что-то другое.
— А сканирование памяти? И изъятие воспоминаний? — Вспомнила я господ инквизиторов… будь они здоровы и счастливы, но подальше от меня.
— При сканировании памяти человек, считай, сам рассказывает. Только не словами, а образами, воспоминаниями. А изъятие воспоминаний — это грубое вторжение в мозг, которое его разрушает. При внушении определённый след тоже остаётся, но заметить его куда сложнее. Особенно если внушается что-то не сильно противоречащее желаниям самого человека.
— То есть такая сложная схема — с духами, чтобы не было следов?
— Угу, — Шеррайг немного помолчал. — Но теперь, скорее всего, они будут действовать менее осторожно, раз духи в двух случаях не сработали. Скоро они поймут, что и не сработают, и что эффект духов раскрыт. Если ещё не поняли.
Тут мы пустили лошадей рысью, и разговор вынужденно прекратился. Хотя вопросов в моей голове роилось ещё много. С другой стороны, мне и самой есть о чём подумать — что же всё-таки значит это «откажись от себя». Волей неволей, скатываешься в философские рассуждения — а кто я вообще? Проще всего было бы решить, что надо отказаться от целительского дара. Но я толком-то и не лечила ещё никого, какой же я целитель? Да и не ощущала я себя пока целительницей, скорее, просто студенткой. Молодой девчонкой, у которой всё ещё впереди, и с которой всё будет хорошо, несмотря ни на что.
Пообедали мы в каком-то небольшом городке, там же прикупили еды и свежую газету — аналог нашего Вестника, ночевать нам предстояло в лесу. По крайней мере, мы так думали, глядя на карту, и я уже даже представляла себе Шеррайга, невозмутимо читающего свежую газету, сидя посредине леса, почему-то эта картина меня забавляла. Но неожиданно мы наткнулись на деревню, правда её название настораживало: «Оборотни» — гласила табличка.
— Может, всё же в лес? — с сомнением спросила я. И, поколебавшись, решила всё-таки не сообщать элронцу, что во всех романах встречи с оборотнями, как и въезд в подозрительно возникающие на пути деревушки, плохо заканчиваются. Потом скажу, если что. Он и так не очень-то уважает авторов, судя по всему.
— Плохие предчувствия? — Поднял бровь элронец. — Или предрассудки?
— Чувство самосохранения, — буркнула я, и въехала-таки в ворота.
Ничего страшного в деревне с нами не произошло, она вообще мало чем отличалась от обычных человеческих поселений. Пожалуй, отличий было всего два. У большинства жителей глаза были янтарного цвета, точь в точь как у ара инквизитора, Ягхара д'Арго. И это открытие меня развеселило. А вот вторая особенность деревни заставила меня скрежетать зубами. Девушки смотрели на моего спутника так…так приглашающе и откровенно, что я не выдержала, и стала подозрительно его рассматривать — где там мёдом намазали, а я и не заметила. Более того, внешность у него сейчас была самая заурядная… И ладно я, я-то знаю как он выглядит на самом деле, как он может улыбаться, хмуриться, подтрунивать или злиться. Целоваться, в конце концов. Да он под моей дверью пол ночи сидел! А эти-то с чего вдруг повально повлюблялись? С мужчинами у них тут вроде проблем нет.
Не знаю как Шеррайг выбрал дом, куда попроситься на ночлег, но нас охотно обещали пустить на сеновал, и на самого элронца хозяйка смотрела хоть и радушно, но без фанатизма.
— Что с ними? — спросила я у Шеррайга, когда мы, умывшись с дороги, сели за стол. И выразительно покосилась в окно — в нём можно было наблюдать как несколько красавиц прогуливается туда-сюда, с совершенно невинным видом, почему-то, правда, бросая знойные взгляды на это самое окно.
Шеррайг заинтересованно посмотрел — мне захотелось завязать ему глаза, весело ухмыльнулся — тут уже и пнуть захотелось, и, придав тону озабоченность, спросил:
— А что с ними?
— Похоже на массовое помешательство, — отрезала я. — Надеюсь, не заразное.
— Не заметил. — Весело сверкнул глазами элронец, и на меня накатила тоска, сменив собой иррациональное желание вцепиться кое-кому в руку и не отпускать. Я поняла, что сейчас он доест нехитрый, но вкусный и сытный ужин, и пойдёт к ним. А я буду всю ночь одна на сеновале, исходить от бессильной и бесправной ревности. Ведь в сущности мы друг другу никто, просто случайно сведённые судьбой люди… хотя, в общем-то, даже не все из нас люди.
Герой моих терзаний тем временем бросил на меня непонятный взгляд, поблагодарил хозяйку за ужин, и ушёл… Я ещё успела увидеть в окно, как оживились девушки, и его спину, и, поспешно пробормотав слова благодарности за ужин, бросилась во двор — слёзы жгли глаза, а при свидетелях расплакаться было бы и вовсе невыносимо.
Я присела на лавку возле сеновала, чуть потревожив греющегося там большого пушистого кота, он лениво посмотрел на меня жёлтым глазом, и махнул пушистым трёхцветным хвостом. Помня, что нахожусь в непростой деревне, я внимательно присмотрелась к коту — не хватало ещё кого-то из хозяйских детишек погладить как кота… Но вроде бы кот был просто котом. И я подвинулась к нему поближе, а со стороны ворот из-за дома раздался очередной взрыв веселья и заливистого смеха. Медленно и опасливо протянула руку — кошак настороженно повёл ушами, но большого протеста не выказал.