— Торможение? — нахмурился Коннор.
— Да, замедление. Суть дела в том, что отрезок времени в одну секунду для них для тебя будет длиться минуту. Каковы будут при этом твои ощущения, судить не берусь. Боюсь, ничего хорошего, но главное, что если ты поторопишься, то сможешь исчезнуть оттуда никем не замеченным. Иными словами, для людей в первую секунду тебя там не будет, а потом ты появишься. Все это довольно трудно объяснить, но на твоем месте я бы не стал испытывать судьбу.
— Не проблема. Быстренько уберусь оттуда.
— Мы сможем отслеживать тебя через сны, так же как ты встречался во снах с капитаном Кроссом.
Коннор поднял большие пальцы обеих рук, и то было лучшее, что он мог сейчас сделать. Горло у него перехватило так, что говорить не было сил.
Прожив не один век, он всегда чувствовал себя не намного старше, чем когда вместе с Эйданом закончил Академию. Ну да, может быть, сейчас он уже не стал бы трахаться всю ночь напролет, а потом весь день сражаться с Кошмарами, не выказывая ни малейшей усталости, но это было связано не столько с возрастом, сколько с мужской гордостью. А вот сейчас казалось, что каждый прожитый год давал о себе знать.
Уэджер тяжело вздохнул:
— Я восхищаюсь тобой, Брюс. Похоже, я сам нервничаю больше, чем ты.
— Черта с два. Я просто лучше это скрываю. — Он повернулся к нужному потоку. В чистой военной форме, с мечом за спиной, он был полностью наготове — как всегда. — Увижу тебя с той стороны, — сказал Коннор.
И прыгнул.
* * *Жуткие зверюги терзали его конечности и прикладывали черепушкой к скале.
Во всяком случае, именно таковы были первые ощущения Коннора, когда к нему стало медленно возвращаться сознание. Чтобы приподнять голову, ему пришлось собрать все имевшиеся силы, а уж открыть глаза и вовсе казалось почти невозможным. Моргая, он попытался понять, где находится.
Было темно, не считая многоцветных огоньков на ночном небе. В нос ему бил сильный неприятный запах. Едкий, дымный, вызывающий головокружение. Коннор почувствовал, как его желудок свело, словно при качке, потом скрутило. Череп, казалось, сдавливали тиски. Ныли зубы, корни волос жгло так, словно их пытались выдрать.
Он умирал. Невозможно было чувствовать себя так дерьмово и выжить, однако в мозгу болезненно билась фраза, которую он запомнил и которую сейчас диктовал инстинкт самосохранения: «…в первую секунду тебя там не будет, а потом ты появишься. Все это довольно трудно объяснить…»
В том, чтобы кто-то сумел объяснить такое, он основательно сомневался, потому что, судя по ощущениям, спутный поток вынес его прямиком в ад. Во всяком случае, воздух полнился такой вонью, что его чуть не вывернуло.
Ценой невероятных усилий Коннору удалось приподняться сперва на колени, а потом встать на ноги. Голова шла кругом. Он схватился за живот, застонал и выругался.
Глаза казались забитыми песком, но через некоторое время окружающее стало обретать очертания. Он увидел тонкую светящуюся завесу, потянулся к ней — и неуклюже отпрянул. То оказалась завеса, отдернув которую Коннор увидел огромный зал собраний. Люди находились совсем рядом, в непосредственной близости, но замедлившееся время заставило их замереть в неподвижности.
В помещении собрались любители фантастики, и некоторые из присутствующих были выряжены в чудные костюмы, кто инопланетянами, кто роботами.
Коннор оглядел помещение, в которое угодил, и выяснил, что это своего рода палатка из черной ткани. Пол был твердым и холодным, хотя на нем был настелен грубый брезент. Поблизости находился круглый, накрытый черной материей стол, на нем стоял глобус, испускавший свет, который отражался, как сейчас стало ясно, от черного потолка. На столе с закрытыми глазами лежала женщина, погруженная в гипнотический транс, который и доставил его сюда. И в который, как подозревал Коннор, ее погрузил мужчина, склонившийся над ее кошельком с явным намерением стащить оттуда деньги.
Раздраженно фыркнув и стараясь не дышать носом, Коннор нетвердой походкой подошел к нему, выудил из его заднего кармана бумажник и забрал оттуда всю наличность.
— Карма такая, задница.
Брюс поспешил прочь со всей быстротой, какую позволяли дрожащие ноги, в то время как воздух уже начинал наполняться звуками, постепенно складывавшимися в слова. Как ему удалось пробраться сквозь толпу, так и осталось для него тайной, ибо запахи человеческого мира просто разили наповал. Искусственные, например парфюмерные. Пищевые. Телесные.
В Сумерках, равно как и в подсознании Спящих, подобное чувственное восприятие было ослаблено, приглушено до базового уровня. Но в реальности все обстояло иначе. Возле урны на выходе Коннору пришлось задержаться, потому что его все же стошнило.
Ему здесь не нравилось. У него сердце болело. Ему хотелось назад, в родные места, которые он любил и которых ему уже сейчас остро недоставало.
Но вместо этого он распахнул стеклянные двери Анахаймского конференц-зала и вышел наружу, в новый мир.
* * *Стейси Дэниелс знала, что сидеть на диване и выплакивать глаза бессмысленно и нелепо. Ей следовало внутренне собраться и выкроить время, чтобы заняться собой.
— Мне нужно договориться о педикюре, маникюре и стрижке, — пробормотала она, обращаясь сама к себе.
Ну что бы ей стоило позвонить водителю службы доставки, который подвозил фармацевтические препараты в ветеринарную клинику Лиссы Бэйтс, где она работала. Парень, после нескольких недель флирта, вручил ей визитку с номером сотового телефона и подмигнул, что явно сулило нечто большее, чем просто деловые отношения.
— Я могла бы сейчас предвкушать ночь, полную жаркого, не признающего никаких ограничений порочного секса, — всхлипнула Стейси. Да что там, она могла бы предаваться этому порочному сексу прямо сейчас.
Но вместо этого пребывала в жалком, подавленном состоянии из-за того, что ее бывший любовник в кои-то веки забрал их сына на выходные. Вроде бы и сознавала всю вздорность и нелепость происходящего, но ничегошеньки не могла с собой поделать.
Поуютнее устроившись на диване, Стейси огляделась по сторонам, мысленно благодаря судьбу за то, что ее начальница и лучшая подруга Лисса Бэйтс попросила присмотреть за домом. Она просто представить себе не могла, как выдержала бы это время у себя дома без Джастина. Слишком уж одиноко было бы ей. У Лиссы хотя бы имелись рыбки и кот, хотя Джелли Бин был, безусловно, самым вредным котом на свете. Сердитый, вечно выгибавший спину зверюга и сейчас, сидя на своем любимом месте на подлокотнике, косился на нее злобным взглядом. Однако даже компания этого недружелюбного существа была куда лучше одиночества.
Конечно, Стейси прекрасно понимала, насколько она на самом деле одинока. В какой-то момент она вообще перестала воспринимать себя как женщину и личность, переключившись исключительно на роль матери Джастина, хотя ее сегодняшняя реакция послужила четким доказательством ущербности подобной позиции. Оказалось, что она уже просто не в состоянии занять себя сама и понятия не имеет, что ей с собой делать. Господи, как же это грустно!
«Ты имеешь полное право на сумасбродство», — нашептывал дьявол, примостившись на ее плече.
Она работала не покладая рук, чтобы свести концы с концами без какой-либо поддержки, но стоило Томми заявиться и в первый раз взять Джастина на прогулку, и получилось, что это Томми крутой и именно ему принадлежит привилегия видеть сияющее от радости лицо Джастина. А все потому, что год назад чертова двадцатка буквально прожгла дыру в его кармане. Двадцатка, которую он поставил на то, что «Кольты» выиграют Суперкубок.
— Ему стоило бы отдать двадцатку мне, — всхлипнула она. — Но мне только и осталось, что нажать на газ и отправиться на работу, чтобы добывать средства на содержание нашего ребенка.
До чего же все было несправедливо. Она почти два года копила деньги на отдых в Биг-Беар, а Томми потратил их, можно сказать, за две минуты. Просто пустил их на ветер, как пустил на ветер и ее жизнь, стоило ему узнать, что она беременна. Заявил, что у них вся жизнь впереди, что ему нужно учиться и ребенок сейчас совершенно не ко времени. И что она может сделать аборт.
— Задница! — вырвалось у нее.
Тогда ей пришлось бросить учебу и жить на государственное пособие, на что Томми сказал, что это ее решение, и пожелал ей удачи. Каждому свое.
Сам он учебу продолжил и стал в результате не больно-то процветающим сценаристом. В том смысле, что на вечеринки у него денег хватало, а вот чтобы поддержать сына, уже не было. Ей пришлось сменить уйму временных мест, пока не удалось наконец устроиться на прилично оплачиваемую и не слишком обременительную работу в ветеринарной клинике Лиссы.
Вытащив из стоявшей неподалеку коробочки платок, Стейси вытерла нос. Она понимала, что с ее стороны мелко и неприлично обижаться из-за того, что сын с радостью отправился на прогулку не с ней, и признавала это, да только легче от такого признания не становилось.
Ее невеселые размышления прервал дверной звонок. Она повернулась и бросила хмурый взгляд в сторону прихожей. Будь Стейси у себя дома, она просто бы не обратила внимания на этот звонок, но раз уж она осталась в доме своей начальницы, чтобы присмотреть тут за всем, пока та смотается со своим женихом на короткий отдых в Мексику, значит и со всеми доставками разбираться тоже ей.
Недовольно ворча себе под нос, Стейси встала и, пройдя по бежевому ковру гостиной, вышла в отделанную мрамором прихожую. Кот зашипел и последовал за ней, издавая демонические, предостерегающие звуки. Он на дух не переносил гостей. Впрочем, он вообще всех на дух не переносил, но с особой злобой относился к незнакомцам.
Повторный звонок заставил ее крикнуть:
— Подождите! Сейчас открою! — Повернув ручку, Стейси распахнула дверь, бормоча: — Какие все нетерпеливые, прямо уж минуточку подождать не… — И осеклась.
На крыльце Лиссы стоял викинг.
Совершенно ошеломляющей красоты.
ГЛАВА 3
Сердитое шипение кота оборвалось так же резко, как и ворчание Стейси.
Охнув, она оглядела белокурого гиганта, заполнившего собой дверной проем. Росту в нем было никак не меньше шести футов четырех дюймов, над левым плечом виднелась рукоять меча, а загорелая грудь вызвала бы зависть и у самого Дуэйна Джонсона по прозвищу Скала. Массивные руки бугрились мощными мышцами, которые обтягивала золотистая кожа. Одежду его составляла черная туника без рукавов, с V-образным вырезом, которая казалась нарисованной, и штаны из той же ткани, облегавшие в бедрах, но свободные ниже. Завершали облачение ботинки явно военного образца.
— Ничего себе! — пробормотала Стейси.
Мужчина выглядел очень крутым и очень сексуальным. Даже в одежде. Волевая челюсть, грешный изгиб губ, надменный разлет бровей, превосходный нос. На самом деле превосходно в нем было все, по крайней мере все, что находилось на виду. Великолепно настолько, что даже и слов не подберешь. А еще в нем было что-то особенное, харизма или, быть может, чужеродная привлекательность. Что именно в нем было столь уникально, с ходу было не сказать, но одно она знала точно: такого великолепного мужчину ей еще в жизни видеть не доводилось.
Правда, его нельзя было назвать красавчиком. Он обладал суровой красотой, подобной красоте поросших вереском скал или заповедника Серенгети. Своевольный и неукротимый. Восхищающий до степени устрашения. Ну а будучи устрашена, Стейси отреагировала на это в присущем ей духе.
Она набралась храбрости, выставила бедро и, просияв улыбкой, сказала:
— Привет!
Ярко-голубые глаза сначала округлились, а потом прищурились.
— Ты кто, черт возьми, такая?
Рокочущий голос незнакомца звучал чарующе, несмотря на неучтивый тон.
— Я тоже очень рада нашей встрече.
— Ты не Лисса Бэйтс, — прогромыхал гость.
— Черт побери, а чем я плоха? Волосы коротковаты? Задница великовата? — Она прищелкнула пальцами. — Ага, врубилась. Конечно, и фигура у меня не та, и красотой никого с ног не сшибаю.
Уголок его восхитительного рта дернулся. Он попытался скрыть это, но она заметила.
— Милая, фигура у тебя классная, и выглядишь ты сногсшибательно, но ты не Лисса Бэйтс.
Стейси коснулась своего покрасневшего носа и опустила зареванные глаза, зная, что выглядит она хуже некуда. Нет, есть, конечно, женщины, которых слезы лишь украшают, но она явно не из их числа. И о какой вообще фигуре может идти речь, у нее ведь ребенок. Как разнесло во время беременности, так и не собралась скинуть лишние десять фунтов, а ведь хотела! Так или иначе, он так запудрил ей мозги своим то ли комплиментом, то ли насмешкой, что придумать остроумный ответ ей так и не удалось, а потому она сказала чистую правду:
— Лисса в отъезде. А я присматриваю за ее домом.
— А Кросс здесь? — Он без труда бросил взгляд поверх ее головы внутрь помещения.
— Кто?
Он, нахмурившись, посмотрел на нее сверху вниз:
— Эйдан Кросс. Он здесь живет.
— А… Но если ты вообразил, будто он отпустит куда-то Лиссу одну, то, видать, спятил.
— Тоже верно, — бросил он, и в его взгляде промелькнуло что-то особенное.
Господи, а ведь она могла уехать на выходные туда — где бы это ни было, — откуда явился Эйдан. Этот супермен на крыльце явно тоже из тех мест. Тоже с мечом, да и акцент похожий. И такой же обалденно крутой.
— Ладно, тогда я побуду здесь, пока они не вернутся, — заявил он и подался вперед.
Стейси не шелохнулась.
— Не получится, — сказала она.
Он скрестил руки:
— Послушай, милая, я не в том настроении, чтобы шутки шутить. Мне чертовски хреново. Нужно приткнуться где-нибудь ненадолго.
— Послушай, парнишка, — отозвалась она, в точности скопировав его позу, — я тут тоже не шутки шучу. Сочувствую, коли тебе хреново, но у меня сегодня не самый удачный день. Приткнись где-нибудь в другом месте.
Она заметила, как напряглась его челюсть.
— Вряд ли Эйдану понравилось бы, если бы я приткнулся в другом месте.
— Неужели? Вот только он меня насчет гостей не предупреждал. Я вообще без понятия, кто ты такой.
— Коннор Брюс. — Он протянул ей здоровенную ручищу, и она, помедлив, пожала ее.
Жар его ладони опалил ей кожу, распространившись вверх, так что она моргнула.
— Стейси Дэниелс.
— Привет, Стейси.
Он без усилия прижал ее к груди, поднял, вошел в дом и пинком закрыл за ними дверь.
— Эй! — протестующее воскликнула Стейси, изо всех сил стараясь игнорировать его запах.
Экзотичный, мускусный запах. Запах самца. Сексуального самца. Доминантного самца. Запах, пробудивший в ней желание уткнуться ему в шею и вобрать его в себя целиком. Обхватить ногами его бедра, прижаться к нему, тереться о него. Это ж спятить легче, учитывая его нахальство.
— Снаружи жуткая вонища, — пожаловался он. — Не могу больше там оставаться.
— Но это не значит, что ты можешь вломиться сюда.
— Очень даже могу.
— Ладно, вломиться ты можешь. Но это не значит, что можешь остаться.
В гостиной Коннор остановился и огляделся. Затем опустил Стейси на пол, снял через голову ножны с мечом и поставил у стены.
— Мне необходимо лечь в постель. — Он потянулся, да так смачно, что у нее увлажнился рот.
— Вообще-то, еще утро.
— Ну и что? Смотри это не трогай, — указал он на меч и повернулся к лестнице.
— Да пошел ты!.. — вырвалось у нее.
Коннор, уже поставивший ногу на ступеньку, остановился, обернулся и снизу вверх, начиная с босых ступней, прошелся по ней похотливым взглядом, задерживая его поочередно пониже живота, на грудях и на губах, пока наконец не посмотрел ей в глаза. Стейси могла поклясться, что никогда в жизни не чувствовала себя до такой степени голой, ибо казалось, что его взгляд легко проникает под низко посаженные джинсы и майку. Груди — и угораздило же ее сидеть дома без лифчика — тут же набухли, соски затвердели. Было разу видно, что ее тело мигом откликнулось на его внимание.
— Мысль воодушевляющая, милая, — произнес он с густым, теплым акцентом, — но боюсь, что прямо сейчас я не в той форме, чтобы оправдать твои ожидания. Напомни мне об этом потом, когда отосплюсь.