Я, как оказалось, не ошибался: этот день настал буквально на следующей неделе. С момента моего появления в магазине прошло три месяца. И день этот наделил смыслом все предыдущие дни.
ЛИОРДни кружились в ритме, который диктовало состояние Серены. Я старалась поддерживать в ней силу духа и хорошее настроение. Рассказывала ей смешные истории из собственной жизни, кое-какие пикантные и забавные приключения Эльзы. Я стремилась сделать из своей жизни окно в большой мир, которому она уже не принадлежала. Добивалась того, чтобы она отождествляла себя со мной, включалась в мою судьбу, в мою повседневную жизнь — так приговоренный к смерти вдыхает свежий воздух через окошко своей камеры. Потом я читала ей газеты и комментировала новости, мобилизуя все свои знания и эрудицию, используя всю иронию, на которую только была способна. Иногда я ставила фильм, и мы его смотрели, лежа на ее кровати, держась за руки.
Когда наступал черед чтения, мы руководствовались ее выбором. Как и я, она предпочитала книги о любви. Не женские романы с примитивной интригой, но те, которые описывают благородные и возвышенные чувства. Мы договорились, что книги будем брать из ее библиотеки — те, что она любила и хотела открыть для себя вновь в звучании моего голоса, в моих эмоциях. Ее радовало, когда я живо реагировала на какие-то фразы или повороты сюжета, а в предвкушении некоторых отрывков она начинала чаще дышать, словно желая сказать мне: «Вот увидишь, сейчас будет потрясающий момент!»
Мы с каждым днем узнавали друг друга в этом круговороте чувств.
Язык, которым общалась с нами Серена, состоял из вздохов, едва ощутимой мимики лица, взмахов ресниц, тихих звуков и легких, чуть заметных улыбок. Ее пальцы тоже могли двигаться, и часто она гладила меня по руке, чтобы поблагодарить, что я здесь, рядом с ней, что мы можем общаться, что доверяем друг другу.
Она редко пользовалась своим стилусом и если все-таки просила его, то, как правило, писала мне, что очень признательна за чтение, или спрашивала, как у меня дела. Каждый раз она была очень немногословна. Не знаю, объяснялась ли ее краткость физической слабостью или, как считал ее отец, выверенным решением постепенно отойти от действительности, подготовить близких к своему неминуемому уходу.
Я старалась быть предельно искренней, не скрывать своих чувств. Открывала ей сердце, чтобы согреть ее его теплотой. Порой случалось, правда, что силы покидали меня, и я переигрывала, пытаясь скрыть от нее свои душевные метания. Но она видела меня как на ладони. Она была полностью раскрыта навстречу мне. Словно ей были доступны самые потаенные глубины моей души. Наша духовная общность была так велика, что порой я решалась даже прочитать ей те тексты, которые писала. Обычно я никому их не показывала, даже Эльзе. Она всегда благодарила меня тихой улыбкой или ласковым словом на экране компьютера.
— Вы постоянно задерживаетесь допоздна, Лиор, — сказал мне мсье Лучиани.
На часах было около девяти. Он как раз вышел из своего кабинета, а я собиралась уходить, и мы столкнулись в коридоре.
— Просто то, что я делаю, мне очень трудно расценить как работу, — сказала я ему безо всякого бахвальства.
Его лицо на мгновение осветилось нежностью.
— Я заплачу вам за дополнительные часы, — объявил он.
— Вы мне и так неплохо платите, — ответила я.
Он пропустил мои слова мимо ушей.
— Я подумал вот о чем… почему бы вам не остаться здесь. Дом стоит почти пустой, три четверти никем не заняты. Я мог бы предложить вам практически отдельную квартиру.
— Спасибо, но я хотела бы вернуться сегодня домой. Мне необходимо иногда выходить, чтобы побыть в таком месте, которое я полностью считала бы своим. К тому же я делю квартиру с подругой, и мне не хотелось бы ее подводить.
— Понимаю, — пробормотал он. — Но, может быть, нужно отвезти вас домой?
У меня возникло искушение согласиться, я и правда очень устала, но потом меня бы замучила совесть, что я в такое время выдернула из дома Клода.
— Нет, спасибо, мне хочется немного пройтись пешком.
— Тогда хорошего вам вечера, Лиор.
У выхода меня остановила Джеральдина:
— Постой, возьми-ка вот это.
У Джеральдины было лицо женщины, которая успела пожить в свое удовольствие, пока ее формы были пышными, а ноги еще не стали варикозными и отекшими. Она часто ждала меня возле двери, чтобы дать мне с собой ужин на двоих, чем невероятно радовала Эльзу.
— Спасибо, Джеральдина. Я боюсь, скоро разжирею от всех вкусностей, которыми вы меня кормите, — ответила я.
— Ну, тебе еще есть куда толстеть! Кроме того, либо я их отдам тебе, либо выброшу, так что бери, и все.
Она пыталась уверить меня, что речь идет об остатках обеда. Но я прекрасно знала, что она готовит специально для меня — все вплоть до десерта.
— Знаешь, через два дня мать приедет? — спросила она.
— Да, мсье Лучиани мне сказал.
— Стерва она, вот что, — пробормотала Джеральдина, насупившись. Она явно ждала, что я начну вытягивать из нее подробности.
К приезду матери Серены все готовились как к какому-то важному событию. Клод и Джеральдина явно чего-то побаивались. Мсье Лучиани делал вид, что ему все равно.
— Ой, это торт «татен»? Обожаю его! — воскликнула я, пытаясь сменить тему.
Джеральдина тут же забыла о своем намерении позлословить и расплылась в довольной улыбке.
— Ну, расскажешь мне, как там все было!
Мать Серены приехала рано утром и закрылась с дочерью. Я ждала на кухне в компании Джеральдины и Клода.
— Она никогда долго не сидит. Час, не больше.
— Час в месяц, — язвительно отозвалась Джеральдина. — И это мать, между прочим.
— Не думаю, что мы имеем право ее осуждать, — мягко заметил Клод. — Она в депрессии с тех пор, как дочь заболела. И с каждым приходом сюда все глубже погружается в отчаяние.
— А Серене от ее визитов только хуже, — вставила кухарка, поставив передо мной чашку с кофе и большой кусок торта.
Я с ужасом посмотрела на него.
— Ты что, не любишь торт-пралине? — спросила она.
— Почему, люблю… Но не на завтрак же…
— Ну да? — удивилась она, посмотрев на торт. — Ладно, тогда я заверну тебе с собой. А что до той стервы, что мы обсуждали, нет ей прощения. Если ты мать, будь рядом со своим ребенком, и все тут.
Клод закатил глаза к небу и заговорщицки улыбнулся мне.
Мы ждали около часа и наконец услышали стук каблуков по мраморным ступенькам лестницы. Потом дверь в кухню открылась, и бывшая мадам Лучиани появилась на пороге. Она чуть задыхалась, глаза покраснели от слез. Клод встал, готовый выслушать ее. Джеральдина повернулась спиной и принялась мыть кофейные чашки.
— Вы Лиор? — спросила она. — Не могли бы вы выйти со мной, нам нужно поговорить.
Я пошла за ней к выходу.
Эта женщина была все еще красива. Походка, легкие движения, гордая посадка головы придавали ей аристократический вид, и мне легко было представить, как тридцать лет назад она царила в этом доме, одаривая многочисленных гостей своим вниманием и благосклонностью.
— Я знаю, что вы обо мне думаете, — начала она. — Я знаю, что все в этом доме обо мне думают.
— Я вообще ничего не думаю. Я тут…
Она не дала мне закончить фразу:
— Это не важно. Я плохая мать, знаю. И сейчас отвечаю за это в полном объеме. И всю жизнь буду отвечать. Дочка говорит, что она на меня не в обиде. Но я уверена в обратном.
— Она всегда говорит правду. Больные редко взваливают на себя тяжесть лжи.
— Только в случае, если надо кого-то успокоить, — добавила она. — Серена хочет утешить меня перед тем, как…
Мука исказила ее лицо, и страшное слово повисло в воздухе.
— Если бы вы знали ее раньше! Вы бы ее точно полюбили, — выговорила она сквозь слезы.
— Я и так ее люблю, — ответила я.
Она молча кивнула.
— Вы вроде хотели со мной поговорить, рассказать мне что-то? — спросила я.
Она на мгновение замешкалась.
— Я хотела вас поблагодарить.
— Поблагодарить меня?
— Роберто рассказал мне, что вы для нее делаете, какую важную роль играете сейчас в ее жизни. Я вами восхищаюсь.
— Спасибо, мне очень приятно.
Она оглянулась вокруг, чтобы убедиться, не слушает ли нас кто-то, потом взяла меня за руку и наклонилась ко мне.
— Но… не доверяйте ему, — прошептала она.
— Кому я не должна доверять?
— Моему бывшему мужу. Это человек-манипулятор.
Мы услышали, как открылась дверь, обе подняли головы и увидели на верхней ступени лестницы мсье Лучиани. Выражение его лица было суровым, я прежде никогда такого у него не видала. Их взгляды на мгновение скрестились в воздухе, потом мать Серены повернулась ко мне. И мне показалось, что она смотрит на меня так, словно первый раз увидела, пристально вглядываясь в каждую черточку.
— А вы и правда на нее похожи, — в конце концов заключила она.
Слова эти прозвучали серьезно, почти торжественно, и вдобавок она в этот момент крепко сжала мне руку. Я поняла, что таким образом она старалась донести до меня нечто важное.
Я пошла к Серене. После разговора с ее матерью меня не покидало какое-то неприятное, тревожное ощущение.
По щекам моей подруги струились слезы.
Я бросилась к ней, порывисто обняла.
— Не плачь, деточка моя дорогая…
На экране ее компьютера еще светились слова:
Я люблю тебя, не сомневайся ни минуты.
— Тебя расстроило, что мать сомневается в твоей любви?
Она опустила ресницы, отвечая на мой вопрос.
— Я ей сказала, что нужно верить тебе, нужно доверять.
Она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее глазах я увидела какой-то необычный отблеск.
— Что случилось? — забеспокоилась я. — Ты хочешь мне что-то сказать?
Было видно, что она колеблется. Одна рука ее ожила, взялась за стилус, потом Серена, видимо, передумала, положила его и отвела взгляд.
— Ты что-то хотела мне сказать, — настаивала я.
Она показала мне глазами на компьютер.
Мне предназначалась та же фраза, что и ее матери.
Я люблю тебя, не сомневайся ни минуты.
— А с какой стати я буду сомневаться? — удивилась я.
Она с усилием подняла стилус и написала:
Моя дорога светла, мой путь — это и твой путь.
— Я не понимаю, Серена, — прошептала я в недоумении.
Но она уже закрыла глаза, показывая мне, что устала и не хочет больше никаких вопросов.
— Вот оно как! Говорила я, что в этой истории есть что-то подозрительное! — возбужденно воскликнула Эльза.
Я только что рассказала ей о сегодняшних событиях.
— Значит, мрачный красавец Лучиани — манипулятор.
— Вообще-то таковы все богатые люди, как же иначе?
— Да, но что ему надо конкретно от тебя? Какие предположения? Она соскочила с кровати и принялась деловито прохаживаться по комнате, словно детектив из фильма.
— Эльза, ну нет же ровным счетом ничего подозрительного, — сказала я, чтобы унять ее активность.
— Нет уж, тут дело серьезное, — торжественно заявила она. — Есть о чем призадуматься. Пораскинем мозгами.
— Прекрати строить из себя идиотку, ну пожалуйста.
— Ах, вот так? Косметичка не может позволить себе заявить, что хочет пораскинуть мозгами, ее тогда сразу записывают в идиотки? Рассмотрим разные предположения. Версия первая: эта женщина просто-напросто хотела сказать тебе, что мсье Лучиани не имеет привычки выполнять свои обещания. Версия вторая: этот человек хочет сделать тебя своей приемной дочерью и ты будешь заперта в золотой клетке. Это подтверждает его желание нанять девушку, которая была бы похожа на его дочь. Версия третья: он хочет усыпить тебя и извлечь из тебя соответствующие органы, которые позволят спасти его дочь.
Она перевела на меня вопрошающий взгляд.
— Пальцем в небо, — сказала я раздраженно.
— Ну и ладно, зато какой потрясающий сценарий для фильма, а? Отец-миллиардер, у которого умирает дочь, похищает юную девушку, чтобы взять у нее органы, необходимые для спасения его обожаемой доченьки.
— Такое уже было.
— Ох! Мне вот тоже показалось, старо… значит, остаются два варианта: либо психически неустойчивый миллиардер запрет тебя в своем замке, либо тебя кинут на всю зарплату.
— Эти люди не способны причинить мне какое-либо зло.
— Ну а сама ты как думаешь: что имела в виду бывшая жена моего будущего мужа?
— Она хотела мне сказать, что я не выйду из этой ситуации без потерь. Что мсье Лучиани втравил меня в историю, которая заберет все мои душевные силы, и прекрасно это осознавал, но ему наплевать, потому что его единственная забота — благополучие дочери. Но разве мы можем сердиться на него за это? В любом случае, когда я соглашалась на эту работу, я знала, на что шла. Вот и все, что хотела мне сказать мать Серены, я ни секунды не сомневаюсь.
— А как ты объяснишь слова Серены про дорогу и путь?
— Теряюсь в догадках, — призналась я.
Глава 7
Любовь — это встреча
ИОНАБыл день, ничем не отличающийся от всех остальных.
Вопреки утверждениям авторов любовных романов, великие события не происходят в какие-нибудь особенно выдающиеся или необычные моменты. Они редко представляют собой, как ни странно, кульминационный момент, нагнетаемый и подготавливаемый событиями предыдущего дня или ночи, апогей целой череды необыкновенных происшествий. Нет, они часто возникают как по волшебству посреди заурядной обыденности, и потому в ее скучном сером обрамлении кажутся еще прекрасней. События эти словно вырывают нас из рутины повседневности, ломают привычные, навязшие в зубах схемы, и в том их особенная сладость и заманчивость. Они пробуждают наши чувства, напоминают нам, что мы еще живы.
Тем не менее каждый такой исключительный момент, будь то любовь с первого взгляда, рождение ребенка, судьбоносная встреча или прочтение важной для тебя книги, оставляет нас в уверенности, что вся предыдущая жизнь была лишь его преддверием, и мы, в духе коварного ревизионизма наших воспоминаний, перекрашиваем историю событий в те цвета и оттенки, какие продиктует душевный порыв.
Проще говоря, тот день был не более радостным, не более мрачным, чем предыдущие, и все же он принес мне самую важную встречу в моей жизни.
Часы и дни уплывали с удручающей тоскливой неспешностью, финансовые заботы по-прежнему не давали мне покоя, по-прежнему я радовался, приходя в магазин, вдыхая чудесный запах книжной пыли и приветствуя своего старика-начальника, по-прежнему со страстью погружался в чтение нового романа.
И тут вошла она.
Она была в джинсах и голубом свитере, в теплой мужской куртке. Длинный шарф, неуклюже повязанный вокруг шеи, обматывал и ее длинные темные волосы. Ее глаза лучились жизненной силой — по контрасту с бледностью кожи и тонкостью черт.
Несколько секунд, которые длилось ее явление, до сих пор не покидают меня. Я был охвачен необъяснимым чувством, оно шло откуда-то извне, подчинив себе мой мозг и мое тело, отдав меня во власть неизвестному доселе закону. Показалось ли мне, что она красива? Несомненно, но я неспособен был объяснить, что в ее внешности — чуть капризная линия пухлых губ, светлые ясные глаза, летящая тонкость скул — очаровало меня более всего. Была ли она по-настоящему красива? Для меня — конечно. Это был такой тип женской красоты, который не сводится к правильности черт. Такой тип красоты, который не вписывается ни в какие эстетические каноны, но устанавливает свои правила и создает новую гармонию, основанную на хрупкости, изяществе, живом непостоянстве выражений и неизъяснимой прелести всего облика. Часто глаза мужчин, привыкших к шаблонам, скользят по таким женщинам, не замечая, не имея способности оценить и понять их; и сами эти чудесные женщины обычно даже не ведают, каким удивительным могуществом могут обладать их лица, каким необычным светом они озарены.