— Когда?
Глаза Этана явно засверкали из-за этого вопроса.
— Ты не упускаешь деталей, Страж. Два месяца назад. До Испытаний. До того, как она приехала в Чикаго.
— И она никогда не упоминала об этом. Думаешь, они работают вместе или что? Именно поэтому он здесь?
Он упер руки в бока, нахмурившись.
— Наш разговор был краток, но у меня не сложилось подобного впечатления. Она говорила так, будто испытывала благоговение от встречи, по крайней мере мне так показалось. Исходя из моего опыта, Бальтазар наслаждается больше вызовом, нежели этим.
— Итак, в следующие несколько недель здесь должно быть действительно тихо.
Этан усмехнулся, целуя меня в лоб.
— Как и раньше, после всего этого. Давай будем волноваться об этом завтра, Страж, а эту ночь оставим за нами.
Против этого у меня не было никаких возражений.
***
Я натянула пижаму, высушила волосы и почистила клыки, как хороший маленький вампирчик. Проверив телефон, я увидела, что Джонах оставил голосовое сообщение, которое мне не особенно хотелось прослушать.
Но будучи хорошим маленьким вампирчиком, я села на кровать и поднесла телефон к уху.
— Мерит, — говорилось в сообщении, — это Джонах. Нам нужно поговорить. Ты не можешь игнорировать меня. Мы напарники. Позвони мне и мы поговорим о наблюдении. Мне жаль, если ты восприняла это лично, но здесь нет ничего личного. Это не так. Это просто предосторожность. Мы все хотим верить в лучшее в тех, кто ведет нас. Но каждая империя гибла, Мерит. И каждая империя падет вновь.
Сообщение обрывалось.
Мне нравился Джонах. Я уважала его и то, за что он боролся. Он был моим напарником, в конце концов. Напарником, с которым я согласилась работать вместе, и мужчиной, который помогал мне и Дому бесчисленное множество раз.
Откровенно говоря, я не была не согласна с тем, что каждая империя в конечном итоге падет. Разве мы сами не видели, что произошло с ГС? И я могла признать, что моя чувствительность к гламуру Бальтазара была поводом для беспокойства. Черт, это беспокоило меня. Но я вывернулась. Настойчивость Джонаха, что я закрою глаза на то, что может произойти, что я упущу признаки того, что Этан превратится в диктатора — что я позволю всем вампирам страдать, потому что люблю этого мужчину, была неверной. И услышать подобное от человека, которого, как я считала, я знаю и определенно уважаю, было больно. Очень.
Я бросила телефон на тумбочку, но он свалился с него на пол к ногам Этана.
Он вышел из ванной в темных боксерах, обтягивающих его бедра. Он поднял телефон, положив его на столик.
— Все в порядке?
— Всего лишь раздражающее сообщение.
— От Джонаха?
Я с подозрением посмотрела на него.
— Я видел твой телефон, когда он звонил тебе. И когда ты не ответила. — Он склонил голову. — Ты с ним не разговариваешь?
— На данный момент, нет.
— Не хочешь рассказать мне почему?
Я взбила свои подушки слабыми ударами.
— Неа.
На этот раз его брови поднялись.
— Это что-то, от чего мне тоже стоит испытывать раздражение?
Я уловила нотки собственника в его голосе, почти желая, чтобы все было так просто. Я не думала, что Джонах все еще был заинтересован во мне, но даже если и был, справиться с этим было бы сравнительно легко.
— Нет, — ответила я со вздохом. — Он просто был неразумным кое в чем, связанным с КГ.
Этан не ответил. Он просто смотрел на меня, ожидая, на его лице появилось выражение Мастера.
— Я не могу говорить об этом, — настаивала я. — Ничего опасного для Дома. Просто… кое-что между нами.
— А, — произнес он, и, обойдя кровать, сел и выключил свет. — Понимаю.
— Да?
Он вытянулся рядом со мной, затем обнял меня за талию и прижал поближе к своему телу.
— Понимаю. Ты член КГ и тебя связывают отношения — очень серьезные — с членом ААМ. Ожидаемо, что он обеспокоен. КГ — организация, Мерит, которая построена, в определенном смысле, на фундаменте из страха. И те, кто при власти, будут нарушать те самые права, которые они обещали защищать, и что если мы не будем осторожны и бдительны, это случится скорее раньше, чем позже.
— Так ты говоришь, что в его словах есть смысл?
— Нет. Но я предполагаю, что он разумен. Для некоторых — и КГ среди них — настороженность не паранойя; это неизбежность. Подумай об этом: если бы он встречался с Лакшми, разве ты бы не беспокоилась?
Лакшми была членом теперь-уже-несуществующего ГС и женщиной, у которой был определенный романтичный интерес к Джонаху. Она помогала нам во время правления ГС, но она, несомненно, была манипулятором.
— Я бы не доверяла ей, — ответила я. — Но я доверяла бы суждениям Джонаха. Но я не получаю того же доверия. И именно это приводит в ярость.
— Вот как, — вот и все, что он сказал. — Хочешь, чтобы я поговорил с ним?
— Нет. Я сама могу сражаться в своих битвах. — И стану. Я просто не жду этого с нетерпением.
— Не сомневаюсь, — ответил он. — Что касается других новостей, похоже, Мэллори и Катчер собираются пожениться.
— Так они говорят.
— Не слышу энтузиазма.
— Они говорят так, будто обсуждают получение кредита для небольшого бизнеса, а не принимают пожизненные обязательства любви и верности.
— Ты сомневаешься в их любви и верности?
— Ну, нет, не абстрактно. Я знаю, что он любит ее, и наоборот. Но это не то, что я услышала от нее сегодня. — Я отстранилась, неожиданно заволновавшись, и вытянулась рядом с ним. Он предоставил мне пространство, но переплел наши пальцы.
— Я услышала о сделке. И я услышала волнение. Когда-то она хотела большую свадьбу в Новом Орлеане, ради всего святого, на Бурбон-Стрит. С пожирателями огня, джазовой группой, парадом и тому подобным. И, ладно, мы выросли с тех пор, как в последний раз об этом разговаривали, так что, может быть, ее вкусы изменились. И именно это меня беспокоит, как мне кажется. Это ее свадьба. Она должна казаться взволнованной.
— Ты будешь.
— Когда я буду выходить замуж, да. Вероятно, я буду взволнована. Я дам тебе знать, если кто-то сделает мне предложение.
Этан хмыкнул.
Я вздохнула, вновь поворачиваясь к нему.
— Это была долгая ночь. Давай спать.
Этан обнял меня и я сразу же расслабилась, мои веки отяжелели, медленно закрываясь.
***
Я проснулась одна в пустой комнате, с деревянными полами и стенами светло-голубого цвета. Кровать была высокой, с четырьмя столбиками из толстой, спиралевидной древесины, которые возвышались, по крайней мере, на полтора метра. Кровать была низкой, сочетая в себе мягкость и разнородность, простыни были кремовыми и приятными. Свет от канделябра на небольшом деревянном столике отбрасывал тени на стену.
Это не моя комната, — поняла какая-то часть меня, но это был тусклый и тихий голос. Я села, прикоснулась к белой сорочке, что закрывала меня от шеи до лодыжек, скрывая мою обнаженную кожу.
— Ты проснулась.
Слова были произнесены вслух, но они также прозвучали и в моей голове, как бывало во время нашего телепатического разговора с Этаном, и мое сердце забилось в ответ.
Я подняла глаза и увидела его стоящим в углу. Он был одет в желтовато-коричневые кожаные штаны, сапоги до колен, белую льняную рубашку, которая открывала его шею. Небольшая книга была открыта в одной руке, одна нога была приподнята и сапогом упиралась в стену, как будто он лениво читал.
Бальтазар.
— Мерит, — произнес он, улыбаясь медленно и соблазнительно. — Я так рад, что у нас есть эта возможность познакомиться.
— Где мы?
Бальтазар указал на комнату.
— Всего лишь в месте, которое я создал. Это позволит тебе почувствовать, как мы с Этаном привыкли жить.
Это не было реальностью. Не могло ею быть. Но запахи пчелиного воска и одеколона после бритья опровергали эту уверенность. Мэллори наложила защитное заклинание на Дом. Так как он здесь оказался? И как я оказалась рядом с ним?
Слишком много вопросов, недостаточно ответов. Но я видела достаточно из деяний Бальтазара, чтобы знать, что он воспользуется малейшим проявлением слабости, так что мой голос не дрогнул.
— Он рассказал мне, как вы привыкли жить.
Бальтазар подошел ближе.
— Рассказал?
— Я знаю, что ты использовал людей. Что ты использовал женщин. Что ты выбрасывал их. И он рассказал мне о Персефоне. О том, как ты использовал ее. Как ты убил ее, использовав, чтобы наказать Этана.
Выражение его лица моментально стало пустым. Она так мало значила для него, что он даже не потрудился запомнить ее имени.
— Если Этан был наказан, то на то была причина. Он был моим ребенком, в конце концов.
— Он не был чьим-либо ребенком уже очень долгое время. Где он?
Вспышка гнева.
— Не здесь. Это место для тебя и меня, чтобы мы могли получше познакомиться. Разве ты не хочешь получше узнать меня, Кэролайн?
— Это не мое имя, — ответила я, когда Бальтазар шагнул ко мне. Я оглядела комнату, ища выход, но здесь не было двери, только окно на противоположной стене, скрытое за ставнями, которые держались на месте благодаря металлическим скобам.
Если здесь нет выхода, мне нужно найти оружие. Я соскользнула с кровати по другую сторону, спрыгнув на пол, сделав так, чтобы кровать оказалась между ним и мною. Я прошла по половицам к столу, надеясь найти нож для писем, кинжал. Или, если мне действительно повезет, заостренный осиновый кол.
— Я не собираюсь вредить тебе, chérie[51], — произнес Бальтазар, закрывая книгу и отталкиваясь от стены. Он шагнул ко мне, положив книгу на прикроватный столик, мимо которого проходил.
— Тогда позволь мне уйти.
Он медленно улыбнулся.
— Ты здесь не потому, что ты в ловушке, Мерит. Ты здесь, потому что я этого хочу. Потому что ты интригуешь меня. Потому что ты понимаешь le désir[52].
— Зато ты не интригуешь меня.
Он покачал головой, нежно улыбаясь, как будто разговаривал с ребенком.
— Ты была так очаровательно чувствительна ко мне вчера. Я был удивлен глубиной твоей… страсти.
— Это была не страсть. Это была магия.
— Ты в этом уверена? — И все же усики его магии разошлись по всей комнате, пытаясь дотянуться до меня.
— Я люблю Этана, — я произнесла эти слова с силой, как будто они были талисманом, амулетом против аппетита Бальтазара.
— Ты можешь любить более чем одного, chérie. Уверен, Этан разделил свое прошлое с тобой, рассказал тебе о женщинах, которыми мы наслаждались. Всегда было место для большего.
Сосредоточься, — приказала я себе. — Найди выход. Всегда есть выход.
Я потянулась к небольшому столику, проводя по нему пальцами, как будто просто исследовала комнату. Канделябр был намертво привинчен к столу, а ручки выдвижных ящиков были декоративными. На рабочем столе находилась только открытая записная книжка, желтые страницы которой были исписаны.
— Я больше никого не хочу любить, — сказала я.
— Это печально, малышка. Потому что мне очень многое должен твой Мастер.
Я подошла ближе к окну, взглянув на ставни. Может, я смогла бы поддеть одну из скоб, но мне нужно время для этого.
— Почему это он должен тебе?
— Потому что я сделал его тем, кем он является сейчас. — Слова были тяжелыми, они падали в этой комнате, как звуки грома.
Я посмотрела через плечо на Бальтазара, и серебро в его глазах заставило мое сердце заколотится о ребра.
— Я сделал его всем.
Я сглотнула, заставляя свой голос звучать твердо.
— Ты сделал его монстром. Он сделал себя Мастером.
Бальтазар зашипел, зубы заблестели и обнажились, сверкая от голода по тому, что, как он считал, может получить от меня. Он подошел ближе, встав между мной и кроватью.
Мне нужно оружие. Мое сердце забилось быстрее, и я прижалась спиной к окну, используя слишком длинную рубашку, чтобы скрыть свои руки, пока пыталась ослабить одну из скоб. Чтобы занять его, я продолжала говорить.
Бальтазар усмехнулся, и это тревожило почти так же, как и его гнев.
— Ты пытаешься сбежать, Мерит? Но этому не бывать. Наше дело еще не окончено.
Проклятье, скоба не поддавалась. Страх начал сжимать мою грудь, заставляя трепетать где-то в животе. У меня не было оружия и выхода, и передо мной был враг, который жаждал навредить Этану. Это была плохая комбинация.
— Чего ты хочешь от Этана? От нас?
— Je veux tout[53]. Всего, что у меня могло бы быть. Всего, что у меня было отнято.
— Этан ничего не отнимал у тебя. Это сделали твои похитители.
Бальтазар подошел так быстро, что я даже не заметила этого. Он схватил мою руку, простое прикосновение, едва ли достаточное, чтобы послать волну желания по моему телу, похожую на жидкий огонь, и начал тащить меня через комнату.
Я отстранилась, пытаясь освободить руку, пнув его в икру, но его хватка была железной.
— Чего ты от меня хочешь?
— Ох, chérie, давай не будем скромничать. Не сейчас.
Он потянул меня к кровати, и меня одолел новый вид паники. Не страх за мою жизнь, а за мое тело и его святость. Из-за того, что он собирается сделать и кому планирует навредить этим.
— Ты не можешь использовать меня, чтобы добраться до него.
Улыбка Бальтазара была широкой и кошачьей.
— Мы оба не согласимся с тобой.
— Я не позволю тебе. Лучше я оставлю его.
Бальтазар прищелкнул языком.
— Нет, это неправда. Я видел, как вы смотрели друг на друга.
Магия завихрилась вокруг него, циклон, который преобразовывал тело, волосы, одежду. Сверкнул свет, и когда свет и магия рассеялись, передо мной стоял Этан.
Моя тело дернулось от шока.
Нет, — сказала я себе. — Нет. Это не Этан.
Но он выглядел таким похожим на Этана. Высокий, стройный, его тело было отточено и вылеплено, его глаза были глубоко зелеными. Если бы они стояли рядом друг с другом, я не была уверена, что смогла бы отличить их.
Бальтазар прижал меня крепче к своему телу. Телу Этана. Он выглядел как Этан, пах как Этан, и прикосновение его руки обладали той же силой и теплом. Разум и потребность сражались, становясь врагами любви и магии.
Это иллюзия, — напомнила я себе, впиваясь пальцами в ладони, пока острая боль не пронзила меня, надеясь, что это ощущение поможет мне проснуться, отправит домой или разрушит какое бы это ни было заклинание, что Бальтазар наложил на меня. — Поэтому давай, разрушайся.
Я использовала ментальные блоки, чтобы сдержать свои острые инстинкты вампира — и те знаки, запахи и звуки, которые они раскрывали — чтобы они не подавили меня. Может, вот что мне нужно, — подумала я и закрыла глаза, блокируя его образ, затем ощущения его рук вокруг меня, затем магию, которая струилась по комнате так же легко, как вода.
Боль была почти немедленной — жгучее давление, которое грозило взорвать мою голову изнутри, тиски, сжимающие мой череп. И чем больше я пыталась сражаться, чем выше я пыталась поднять эти стены против него, тем хуже становилась боль. Мои руки сжались в дрожащие и крепкие кулаки, мое тело дрожало от напряжения, внутри моего черепа грохотало так, будто взрывались тысячи гранат.
Сила в моей голове продолжала возрастать, кровь ревела в моих ушах, пока, как я была уверена, я не упаду в обморок.
И что тогда он со мной сделает? Именно то, — боялась я, — чего он хотел.
Мгновенно осознав, что лучше я буду в сознании и буду сражаться, как смогу, я сдалась, позволив своим блокам опуститься… и, когда мое тело обмякло, почувствовала теплый прилив жара, когда его магия хлынула по мне, как вино.
Неожиданно его рот оказался на моем, вкус вина и крови был на его губах, его зубы и язык были требовательными.